Тайна декабриста - Николай Шагурин

- Безусловно. И Сухорослов становится на свое место. Казалось бы, зачем ему завещание? Он только пешка, действующая по чужой указке. По своим моральным данным Сухорослов - находка для врага. А кому нужно завещание догадаться нетрудно, ведь в нем содержатся какие-то ценные данные о Сибири и бывших русских владениях на Аляске.

- Что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни лет?

- На это может быть один ответ: только недавно в егудинских материалах там, за рубежом, были обнаружены сведения о существовании такого завещания и его содержании. Данные, надо полагать, не утратили значения до сих пор. Игра стоит свеч, средствами решили не стесняться. Дело, как видите, далеко перерастает рамки простой уголовщины и принимает политический характер. Но тут уже не наше поле деятельности и надобно информировать органы безопасности. Я сегодня доложу генералу. Но вы ни в коем случае не демобилизуйтесь, продолжайте свое, время терять нельзя. Съездите еще раз в музей, разузнайте возможно подробнее о завещании.

7. Первое свидание

В музее никто ничего не знал о завещании; такой документ ни по каким инвентарным книгам не значился. Однако к помощи историков прибегать не пришлось. Чернобровину позвонили из клиники и сообщили, что Ковальчук окончательно пришла в себя и к ней может быть допущен следователь, но только на очень короткое время. Захватив снимок последнего листа рукописи, Чернобровин помчался в больницу.

Зинаида Васильевна лежала в отдельной маленькой палате. Теперь, когда лицо Ковальчук не было залито кровью, она была очень привлекательна, даже в рамке бинтов. На нежные щеки уже возвращался румянец, особенно хороши были глаза - большие, серые, с длинными ресницами.

"Хороша, как божий день!" - подумал Чернобровин.

Ковальчук, заметив под халатом форменный китель, спросила тихо:

- Вы из органов?

Голос был грудной, мягкий.

- Да, - сказал старший лейтенант, садясь к изголовью.

- Вас, вероятно, прежде всего, интересует, кто был ночным посетителем музея?

- Мы уже знаем это, - ответил старший лейтенант.

Она удивленно подняла брови:

- Он задержан?

- Пока нет. А что вы могли бы оказать о нем? Ковальчук на миг задумалась.

- Мне мало приходилось сталкиваться с ним по работе.

- Что он представлял собой как человек? Как художник?

- Ну, какой же он художник. Это чересчур громко. Так, кое-каких верхов нахватался, вообще - малокультурный тип. Зато с замашками стиляги и с какими-то комичными претензиями на оригинальность.

- Вам не приходилось встречать его после увольнения из музея?

- Как-то в выходной день случайно увидела его на рынке. Он продавал стенные коврики собственного изделия, знаете, такие - с красавицами, розовыми лошадьми и лебедями...

- Да-а-а, - задумчиво протянул Чернобровин. - "Оригинальная" личность. Докатился...

Ковальчук вздрогнула:

- Право, мне не только говорить, но и вспоминать о нем не хотелось бы...

- Извините, Зинаида Васильевна. Оставим Сухорослова, сейчас важно другое. Прошу не обижаться, но нам пришлось побывать в вашей комнате и познакомиться с вашей рукописью, этого требовал ход следствия. Вы в ту ночь сидели над своей работой, потом спустились в зал, оставив недописанную страницу. Так?

- Да.

- Меня интересует текст этой страницы. У нас очень мало времени, Зинаида Васильевна, и объяснять подробно некогда. Скажу кратко: эта страница исчезла. Вы хорошо помните, что писали?

- Примерно.

- Не напрягайте память! У меня есть неполный текст, я буду читать его вам, а вы подсказывайте недостающие слова. Речь идет о завещании Завалишина. Вы цитируете высказывание декабриста Муханова: "Признаюсь, я впервые встретил выражение воли, изложенное в столь...".

- Необычной форме...

Полностью восстановленный текст выглядел так: "Признаюсь, я впервые встретил выражение последней воли, изложенное в столь необычной форме. Если те, кому адресовано это завещание, сумеют прочесть его, то получат чрезвычайно ценные сведения о месторождениях золота и нефти на Аляске, а в Сибири - драгоценных минералов".

- Кажется, все? - спросила Ковальчук.

- Почти. Вот еще в конце. Вы указываете, что часть архива Егудина не ушла за границу. "Следовательно, завещание должно было бы находиться..." Где?

- Среди писем декабристов Якушкина, Беляева, Репина и других рукописей, национализированных в 1920 году и вместе с остатками библиотеки Егудина переданных Крутоярскому музею. К сожалению, этот интереснейший документ не удалось обнаружить до сих пор.

Чернобровин вскочил:

- Как?! Не удалось обнаружить?!

- Ну да. Что вас так удивляет?

- Значит, завещание не найдено?

- Нет.

- И вы не знаете, где оно? - спросил Чернобровин с явным сожалением.

- Мне знаком в этом фонде каждый листок, относящийся к декабристам, там нет ничего похожего. Не исключена возможность, что оно было сожжено...

- Кем?

- Это, видите ли, темная история, - сказала Ковальчук. - В 1918 году в Москве, в квартире дочери Завалишина - Еропкиной, было уничтожено больше двухсот писем декабристов, адресованных Завалишину. Там были письма Николая и Михаила Бестужевых, Кюхельбекера, Оболенского, Трубецкого... Обстоятельства, при которых погибли эти документы, точно не выяснены. Среди них могло находиться и завещание. Это, впрочем, только догадка. А как хотелось бы знать его содержание! Этот документ, несомненно, позволил бы добавить яркие штрихи к характеристике Завалишина. Но я, кажется, разочаровала вас?

- Что вы, Зинаида Васильевна! Безмерно вам благодарен. Еще один вопрос: зачем вы спустились в зал?

- Я вспомнила, что давно собиралась взять портрет Завалишина (он, кстати, долгое время тоже считался утраченным). Утром должен был зайти фотограф и сделать с него для меня репродукцию. Взяла ключи и спустилась, зажгла свет, подошла к шкафу... Тут я увидела Сухорослова, присевшего за витриной. Я, кажется, закричала, стала вырывать у него папку...

В палату вошел врач, поглядывая на ручные часы:

- Хватит, хватит, товарищ старший лейтенант. Вы, надеюсь, выяснили все, что вам требовалось?

- Да, почти. Еще раз спасибо, Зинаида Васильевна.

- Пожалуйста.

Она высвободила из-под одеяла руку и протянула старшему лейтенанту.

- До свидания.

Чернобровин не сразу выпустил из своей руки маленькую теплую кисть.

- Вы разрешите мне еще раз навестить вас? - неожиданно спросил он.

- Приходите, - сказала она.

С этого дня в личном бюджете старшего лейтенанта Чернобровина появилась еще одна статья расхода: цветы.

8. "Голубой Дунай"

Полковник Максимов подробно изложил генералу все обстоятельства дела. Выслушав, тот долго поглаживал ежик волос, курил, раздумывал.