Кошмар на улице Стачек - Андрей Кивинов

Кивинов поднял глаза на Клубникина.

— Твоя работа?

— А что, по-моему, очень неплохо.

— Рисовал сам?

— Ленка помогла.

— Что, делать нечего? А если услышал бы кто?

— Я пошутить хотел.

— Козёл. Я тебя так в следующий раз подставлю, на весь Питер прославишься. Вова Клубникин пяти лет. Ну, писать-то ты точно не умеешь.

Кивинов подошел к окну, немного успокоился и вернулся за стол.

— А тебе не кажется, Вольдемар, — вновь обратился он к Клубникину, — что Астров слишком уж заинтересован в расследовании этого убийства таксиста? Обычно-то он к нам и носа не сует.

— Действительно странно. Меня чего-то он тоже достаёт, ссылается на плохую раскрываемость.

— Его раскрываемость волнует, как меня независимость Гондураса. Сдаётся мне, он что-то темнит. На днях я его у окна Соловца заметил, стоял там будто бы случайно, а сам разговоры подслушивал. Надо будет с шефом посоветоваться.

— Здорово, кот помойный! — Кивинов с улыбкой на лице зашёл в кабинет спецслужбы гостиницы «Карелия», где за столом, как султан на подушках, восседал опер 13-го отдела Главка Бомарев Женя. Рядом с Бомаревым Кивинов приметил симпатичную особу лет семнадцати в лосинах и мини-юбке. Особа ластилась к Жене и смотрела на него, как кошка на сметану.

— Привет, каланча. Тебя каким ветром к нам занесло?

— По делу, по интимному.

— Понял. А ну-ка, пташка, полетай где-нибудь, только далеко не залетай. — Женя шлепнул «пташку» по попке, после чего та выпорхнула из кабинета.

— Все с бабами, — заметил Кивинов.

— А что делать? — вздохнул Женя. — Специфика такая. Устал я от них, — пожаловался он, — борьба с проституцией выматывает.

По расплывшемуся Жениному лицу определить было нелегко, кто же кого выматывает. Щеки его торчали откуда-то из-за ушей, тройной подбородок упирался в ворот финской рубахи, полностью скрывая за собой весьма дородную шею. Год назад, когда Женя ушел из 85-го отделения в «спецуру», по комплекции он был чуть толще Кивинова, да поменьше ростом, сейчас же он был похож на больного, страдающего ожирением.

— Ну, рассказывай, как вы там без меня? Что нового?

— Плохо, Женя, плохо. Как ты ушёл, совсем глухарями заросли. Возвращайся, а, Жень, раз тебе здесь тяжело?

— Э, нет, радость моя. Моё место здесь, — ответил Женя, который за пять лет работы в отделении раскрыл дела два всего лишь. — Ну, выкладывай, зачем пожаловал?

— Меня интересует некто Железнёва.

— Наташенька? Неужто вляпалась?

— Нет, повесилась. Или повесили, что не принципиально, там всё равно отказник.

— Боже мой, а как она делала… — Тут Бомарев поперхнулся. — Так что тебя конкретно интересует?

Кивинов в двух словах рассказал об убийстве.

— Так, сейчас подумаем. — Бомарев почесал бритый затылок. — А ну-ка, позовем кого-нибудь. — Он нажал кнопку на крышке стола. — У меня тут автоматизация, чтобы по гостинице зря не бегать. Сейчас дежурная придет.

И действительно минуты две спустя в дверь постучались, и в кабинет вплыла особа с рыжими волосами и фигурой Мадонны.

«Какая ж это дежурная? — подумал Кивинов. — Это ж вылитая проститутка».

— Нинок, присядь, — указал Женя на кресло. — Расскажи-ка ты мне что-нибудь про Наташку-гимназистку, за мной зачтётся. Пущу сегодня на интуристовский этаж.

Нинок щелкнула зажигалкой:

— А что про неё рассказывать? Она у меня не работала, хотя бывала. В паре она была с Настькой-ложкомойкой. Эта наша бывшая, знаешь?

— А что-то Настьку давно не видно…

— Так она в Швеции, по путёвке, скоро приедет.

— Слушай, а мужика ты с ней не видела, высокого, в зелёной куртке, блондина?

— Ну ты даёшь, Жень. У них каждый день мужиков, как в Бразилии обезьян, и все блондины.

— А ты припомни, он, возможно, не клиент.

— Если не клиент, тогда дай подумать. — Нинок принялась пускать кольца в потолок. — Да, был у неё похожий, пару раз в ресторан приходил, кажется, Владик или Виталик, я не помню. В куртке я его видела один раз — точно, в зелёной. Не знаю, что у них там было, Настька трепаться об этом не любит.

— А Наташка была знакома с этим парнем?

— Думаю, да. Они один раз вместе в ресторан приходили.

— Ну, спасибо, Нинок, ступай. — Женя указал на дверь. — Дежурной по этажу я позвоню.

Путана с улыбкой вышла из кабинета.

— Ну что, ты всё узнал? — обратился к Кивинову Женя.

— Почти. Мне бы ещё адресок Настьки поиметь неплохо, да, пожалуй, баночку «Хайнекена».

— Это можно, — ответил Женя, доставая журнал. — Записывай: Уксусова Анастасия Федоровна, Жукова, 25–100.

Затем он протянул руку к забитому заграничной снедью холодильнику, вытащил оттуда банку пива и сунул Кивинову. За всё время общения он так ни разу из-за стола и не встал.

— Ты заходи, если что. Привет нашим передавай, — произнес он, протягивая Кивинову пухлую руку.

Уходя из гостиницы, Кивинов услышал звонок. Женя жал кнопку.

ГЛАВА 4

Утро следующего дня выдалось промозглым и сырым. Бурные события предыдущих суток следов на лицах оперов 85-го отделения милиции почти не оставили. Это было и понятно — таких людей мог свалить либо выстрел, либо нож, ну, в крайнем случае, большая доза спиртного, но никак не работа. По обыкновению все собрались в кабинете Соловца. За шторами капал мелкий дождь, а внутри голубой туман папирос поднимался к потолку.

— Что мы имеем? — произнес Соловец, обращаясь ко всем. — Уксусова — в Швеции, она пока единственная, кто может нас вывести на Владика. Возможно, конечно, это и не Владик, у таких Настек действительно много знакомцев.

— Она приедет через неделю примерно, точную дату мы вряд ли установим, — сказал Кивинов. — Я был вчера в адресе. Квартира коммунальная, на нашей земле, на Юго-Западе, кстати. Настька занимает одну большую комнату, две других — семья, работяги с Кировского завода. С соседями отношения плохие, но на чисто бытовой почве. Когда Настька вернется, они не знают.

— Где-нибудь работает? Я имею в виду, официально?

— Соседи говорят, что почту разносит. Но где ты видел валютную проститутку, разносящую газеты?

— Плохо дело. Если Виталик — убийца таксиста и Железнёвой, то терять ему нечего. А уж он-то точно узнает, когда Уксусова приедет. Я изучил книжку, найденную у Железнёвой, Виталиков или Владиков там нет, но есть порядка десяти телефонов без каких-либо пометок и телефонов сорок с одними мужскими фамилиями. Если будем проверять — упустим время.

— Значит, надо применить дедукцию, — произнес до этого молчавший Клубникин. — Допустим, Виталик знает, когда приедет Настька. Он не хочет, чтобы её нашла милиция. В конце концов, если бы не мы, то кто-нибудь всё равно бы обнаружил Железнёву. Виталик, конечно, инсценировал самоубийство, но довольно неудачно и, возможно, это уже понял. Выход у него один — убрать последнюю свидетельницу, которая может вывести на него. Теперь вопрос — как? Встретить её на вокзале и пришить по дороге домой? Возможно, но на улице это трудно сделать, в транспорте тоже. В квартире и подавно — соседи. Но и дать прожить ей больше, чем один день, он тоже не может.

— Да, мы не знаем, как будет действовать Виталик, но мы должны встретить Уксусову раньше его, тем самым мы оградим её и выйдем на Виталика. Сделаем так — возьмем в паспортном фотографию Уксусовой, уточним приметы. Кивинов с Таранкиным выпишут все поезда из Швеции и перед каждым будут все встречать. Клубникин с Волковым сядут на последнем этаже и будут следить за всеми входящими в дом. Я буду по телефону устанавливать знакомых Настьки по записной книжке и поддерживать связь с остальными.

— Георгич, а кто в отделе останется? — спросил Волков, которому не очень нравилась перспектива сидеть неделю рядом с мусоропроводом и высматривать какую-то проститутку.

— Ничего, мы в случае чего практикантов посадим.

— Ну да. Вот они тебя и приведут на Говорова, 38, в прокуратуру, или глухарей навозбуждают.

— Тогда мы вот это повесим. — Соловец достал из стола табличку с надписью:

«В связи с большим количеством глухарей приём заявлений от граждан временно прекращён».

— И потом, миссия наша должна оставаться в секрете. Если главковские узнают или районные, мигом с проверками понаедут и всё испортят — не в первый раз.

Два дня прошли впустую. Погода не улучшалась. Кивинов и Таранкин паслись на Варшавском вокзале, причем успели примелькаться местным заправилам порнобизнеса и фарцовки, но прямых конфликтов пока не наблюдалось.

Клубникин сидел на последнем этаже дома и, постелив газетку, изучал следующую главу «Секса в жизни женщины». Волков лузгал семечки и плевал вниз, считая, за сколько секунд плевок долетит до земли. Сидение в засадах было не самым любимым делом оперов. Волков постоянно ворчал.