9 мая - Михаил Болле

– Какого х…я надо? – неприветливо спросил незримый страж ворот.

– Открывай, мудила, Шрам приехал.

– Давно пора!

– Тебя, фуцана, не спросили.

– Ты у меня еще нарвешься… Борзой очень.

– Ты сначала открой, а после мы с тобой побазарим.

Железные ворота медленно поползли в сторону. Все три машины оказались на приусадебной территории и, мягко шурша шинами, подкатили к центральному входу в особняк.

Тем временем, Алмаз уже ждал гостей, уютно расположившись в огромном кабинете с курительной трубкой в руках. Несмотря на всю «торжественность» момента, одет этот бородатый немолодой мужчина с вальяжно-покровительственными манерами был весьма по-домашнему – в короткую стеганую куртку красного цвета, подпоясанную ремешком, светлые вельветовые брюки и мягкие домашние мокасины. Если бы на ногах у Алмаза были красные штаны и сапожки, он бы походил на Санта Клауса. Сидя в кресле, бородач свободной рукой поглаживал лежавшего у его ног огромного мраморного дога, который периодически зевал во всю пасть, обнажая страшные зубы и длинный розовый язык, другой почесывал гладко выбритый череп.

Во время одного из таких зевков в кабинете появился встревоженный молодой человек лет двадцати пяти. Это был сын Алмаза по имени Альберт – любят в провинции от скуки давать детям вычурные имена. От отца он унаследовал крупные черты лица и большой нос, однако невозмутимости и вальяжности ему еще явно следовало поучиться.

– Что-нибудь случилось, сынок? – лениво поинтересовался Алмаз, попыхивая трубкой.

– Приехал Шрам со своими ублюдками, – коротко доложил Альберт и вопросительно посмотрел на отца, которого с самого детства называл исключительно по кличке: сначала картавя – Аймась, после – Амаз, наконец – Алма-аз.

– Вот и славно. Скажи им – пусть заходят в каминный зал и ждут меня.

– Но ведь их шибком много! Два джипа и «мерс». Из-за тонированных стекол точно не сосчитать, но, я думаю, человек двенадцать наберется.

– И что тебя так тревожит?

– Ну как… Мало ли чо… Кто знает, чо эти москвАчи задумали…

– Эх, сынок, пойми одну простую вещь, – наставительно заметил Алмаз. – Человек, уверенный в своих силах приехал бы с одним водителем. А вот человек ссыкунявый, у которого поджилки трясутся, обязательно захватит с собой всю свою кодлу. – Он сделал паузу, чтобы в очередной раз втянуть дым ароматного табака, после чего добавил. – Впрочем, так и быть, позвони нашим парням… Человек пять, я думаю, будет вполне достаточно… Да, и всю эту сволочь в дом не зови. Пусть сидят в своих грёбаных катафалках и обсираются со страху.

Приказ отца явно пришелся по душе сыну, поскольку он обрадовано кивнул: «Сейчас, батя, сей момент всё оформлю» и устремился к выходу.

– Постой, – окликнул его Алмаз.

– Чо?

– Покамест я буду базарить с этими уродами, возьми-ка ты Байрона, – он указал на гигантского немецкого дога, который, услышав свое имя, тут же приподнялся с пола, – да пойди, погуляй к реке. Когда я освобожусь, то звякну тебе на «мобилу».

– Алма-аз, ты не хочешь, чтобы я присутствовал при разговоре? – удивился Альберт.

– А зачем тебе слышать всякую х..ню? – невозмутимо поинтересовался отец.

– Да нет, я не о том… Просто мало ли чо…

– Просто пойди и погуляй, только и всего! – приказал Алмаз тоном, не допускавшим никаких возражений.

Альберт с детства привык во всем слушаться отца, которому безоговорочно доверял, поэтому подозвал к себе чёрного дога и открыл перед ним дверь. Как только они вышли, вальяжность Алмаза мгновенно улетучилась. Он порывисто поднялся с кресла и подошел, скорее сказать кинулся к письменному столу. Выдвинув верхний ящик, Алмаз достал оттуда пистолет, передернул ствол и положил пистолет в карман своей стеганой куртки.

Затем удовлетворенно пыхнул трубкой и вернулся в свое любимое кресло.

Разговор двух преступных авторитетов с самого начала пошел тяжело и немного нервно. И даже уютная обстановка каминного зала, сделанного в классическом английском стиле XIХ-го века вперемешку с ханжескими добавками хозяина дома, – то есть для неспешной беседы двух пожилых джентльменов за бокалом старого шотландского виски, – не смогла тут помочь. Возможно, виной послужило то обстоятельство, что помимо двух авторитетных джентльменов при беседе присутствовало еще четверо неавторитетных неджентльменов, от нечего делать буровивших друг друга тяжело-тупыми взорами. Трое из них были самыми заурядными телохранителями, а четвертым – задумчивый, точнее сказать, совсем потерявшийся от страха Борич.

– У тебя нет выбора, Шрам, – неспешно раскуривая трубку, сообщил Алмаз. – Времена изменились. Или ты делаешь, как говорю я, и получаешь свои десять процентов от оборота, не считая отбивки, или окончательно уходишь в тину и забываешь про наш Ярославль. Мне, вообще, не ясно, какого хрена ты возомнил себя здесь, на моей территории круче того, что ты есть на самом деле. В нашем с тобой бизнесе и возрасте надо вести себя аккуратнее.

– Э нет, Алмаз, – тут же откликнулся собеседник, – по-моему, это ты кое во что не въезжаешь!

– Например?

– Например, в то, как изменился расклад за последние пару лет. И причем изменился не в твою пользу. Ты же понимаешь, что весь товар, который идет сюда от разных поставщиков контролируется одними людьми, и эти люди дают мне добро.

– Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь. Только поэтому и пригласил тебя перетереть. Но учти, мое терпение гораздо короче, чем у папы римского. И грехи прощать, и терпеть я тебя готов вместе со всеми другими поставщиками только на своих условиях.

– Ну и дела! – неожиданно вздохнул Шрам и, как бы в ответ на удивленный взгляд собеседника, пояснил: – Мне очень не нравится, что мы с тобой базарим в подобном тоне. Этак мы никак не сможем договориться.

– Договариваться можно с равным, – холодно заметил Алмаз, – а тебе после смерти твоего фсбэшного генерала теперь никогда не дорасти до моего уровня, что бы ты о себе не возомнил. Поэтому мое слово такое – или все становится по-новому, или ты валишь отсюда навсегда.

Шрам снова вздохнул и даже пожал плечами, словно бы удивляясь непонятливости своего собеседника.

– Мне не нужна ничья кровь, но ты – человек старых понятий, – наставительно заговорил он. – Времена меняются, но ведь и мы с тобой не огурцами торгуем. Вот я никак и не врублюсь – почему ты в это дело до сих пор не въедешь?

– Потому, что ты мне ничем этого не обосновал!

– Чего?

Последнее замечание Алмаза явно привело Шрама в тупик, и он даже наморщил лоб, пытаясь уразуметь аргумент оппонента. И тут же, словно подчиняясь негласной команде хозяина, наморщил лоб и его телохранитель Лавруша. В другое время это выглядело бы весьма забавно, однако сейчас Алмаз уже начал раздражаться по-настоящему.

– Я не думал, Шрам, что ты такой тупой, – держа дымящуюся трубку в руке, резко заявил он. – Неужели ты ещё так и не понял, кто теперь за мной стоит? Неужели в твоей бронебойной башке, об которую расколется любой кирпич, за последние шесть лет так и не родилась самая простая мысль?

– Какая еще мысль?

– Почему именно я поднялся в Ярославле выше вас всех.

– В том-то и дело что родилась, – и Шрам упрямо кивнул своей «бронебойной башкой».

– Да неужели? – иронично поинтересовался Алмаз. – И как же ты себе ответил на этот вопрос?

– Ты, бля, гнида казематная, таракан вонючий, которого я могу раздавить в любую минуту.

После столь радикального оскорбления воцарилась долгая пауза. Телохранители обоих джентльменов, делая вид, что почесывают подмышки, нервно ощупывали спрятанные под пиджаками кобуры с пистолетами, заметно побледневший Борич уже прицеливался нырнуть под стол, а трубка в руке Алмаза внезапно вспыхнула и потухла.

– Ништяк, – произнес ее хозяин, – после такой заявы тебе здесь ловить уже нечего. Я проживу и без твоего товара. Давай просто разойдемся, как в море корабли, дабы избежать никому ненужных разборок. Сейчас ты уедешь и расход по мастям. Теперь на рынке я хозяин и мне решать чё по чём.

– Время покажет… – с явным остервенением заявил Шрам.

Стоя возле окна, Алмаз пристально наблюдал за отъездом гостей. Благодаря фонарям по всему периметру участка, площадка перед центральным входом в особняк, была как на ладони. Первым из дома вышел угрюмый Шрам. Борич следовал за ним как собака, а Лавруша, обогнав шефа, услужливо распахнул перед ним дверцу немецкого железного коня.

Не торопясь, Шрам разместил свое дородное тело в кожаном салоне, после чего телохранитель захлопнул дверцу и направился к своему месту рядом с водителем. Борич проворно юркнул в салон и уселся рядом с шефом. После того, как хлопнули дверцы, машина плавно тронулась по направлению к воротам, рядом с которыми уже дежурил охранник Алмаза. Именно он нажал кнопку, и ворота начали медленно открываться.