После бала - Геннадий Прашкевич

Много еще о чем она мечтает.

Я слушал Аньку и листал Митио Каку.

“Историки науки потратили немало усилий, пытаясь выяснить в точности, где был и чем занимался Шрёдингер, когда открыл свое знаменитое уравнение, навсегда изменившее современную физику и химию”. Интересно, а в новосибирском Академгородке, где я живу, были такие физики, которые открыли бы что-то такое, что навсегда изменило нашу жизнь? “Оказалось, что Шрёдингер был сторонником свободной любви и на отдых часто ездил с женой и любовницами”. Интересно, мой папа часто такое откалывает? Когда он меня отправлял в Россию, в аэропорт нас возила мисс Элевина Гарнет. От нее хорошо пахло. А по виду как наша горничная. “Шрёдингер вел подробный дневник, в который вносил всех своих многочисленных любовниц и сложным шифром обозначал каждую встречу. В настоящее время считается, что те выходные, когда было открыто знаменитое уравнение, Шрёдингер провел в Альпах, на вилле “Хервиг”, с одной из своих подружек”. Интересно, а с кем папа провел тот отдых, когда ему в голову пришел способ получить сразу так много денег, чтобы теперь жить на разных континентах и ссылать меня то в Евразию, то в Северную Америку?

Меня так завело, что я отправился в папин кабинет.

Может, бросить школу и заняться программированием?

Да нет, наверно. Их сейчас как крыс. Однажды папа рассказал за столом историю одного своего знакомого. Тот вылетел с работы и устроился на короткое время монтажником, ну, там подключал юзеров к Интернету по выделенке. Ползет однажды на коленях по чердаку вдоль кабеля, потолок грязный, низкий, он по уши в птичьем помете, и кругом кошки дохлые валяются. Вдруг навстречу бомж. Сопит: “Чё тут делаешь?” – “Интернет проверяю”. – “А коаксиал тестил?” – “Тестил”. – “А линк на хабе горит?” – “Горит”. – “А мастдай у юзера какой?” -“Девяносто пятый. Вроде не глючит”. – “А сетевуха трикомовская?” Вот так поговорили, этот папин дружок в тот же день пошел искать другую работу.

17 августа

Интересная история вечером произошла. Заходит в скайп Ленька Жилин, из параллельного класса, мы с ним на Мальту ездили с родителями. Говорит, ночью у них выпала вилка из розетки, холодильник разморозился и потек. А под утро собака пошла пить, она у них аккуратная, ну, наткнулась на огромную лужу, и ей порвало шаблон. Подвывая от непонимания, примчалась в спальню всех будить и объяснять, что лужу сделала не она.

Мы посмеялись.

Потом Ленька говорит:

“Ну, как в субботу Анька время провела?”

Я подумал, что это такой прикол. А он сбросил мне скрин Анькиной переписки. С Ламбой, конечно. Я и раньше знал, что они переписываются. Например, в каменном веке в чужую переписку в принципе не заглядывали, но я-то из другого времени, я сам в школьной анкете на вопрос “Чего стыдится современный человек?” ответил, как все: “Ничего”.

Аньке в честности не откажешь.

“Чувства разыгрались, а до секса не дошло”.

Это она прикалывалась. Надо поддерживать в ней такие настроения.

Правда, жалуется: “Женька, весь вред от родителей. Нас надо маленькими от родителей отбирать”.

“А кому отдашь? Новые родители тоже что-нибудь придумают или запьют, как прежние”.

“Я не знаю. Что делать, Женька?”

“Репликатор вещей построить”.

“О чем это ты?”

“О репликаторе всего”.

“И тогда у всех всё будет?”

“Ну да, – ответил Ламба. – Только все равно новые родители не выдержат и от вечной жадности пустят репликатор на полную мощь, чтобы он им коньяк производил или хоть водку паленую, если другой нет”.

“Я тебя, Женька, ненавижу”.

Анька молодец. Надо поддерживать в ней такие настроения.

“Ты, Женька, как дикарь с необитаемых островов, вечно трещишь браслетами”.

“Какие дикари на обитаемых островах? Сейчас все трещат браслетами. Я, Анька, не идеален”.

А эта дура расчувствовалась.

“Я, Женька, тоже не идеальна. Сплю в мужской рубашке. Да еще с плюшевым медведем. Да еще забываю себя контролировать и себя накручиваю. Не дружу со своей головой. У меня, Женька, тоже давно сдают нервы, а я все равно их не берегу. Вот люблю одного, а влюбляюсь во многих. Хочу быть единственной, а получается только – быть одной из многих. Погрязла в красном цвете, как в мечтах об идеальном мужчине. А уже не маленькая…”

Ночь на 18 августа

Из стопки папиных тетрадей я вытащил еще одну.

Открыл на вкладке и сразу наткнулся на такой текст:

“…Сильное колебание систем со слабо подавленными собственными колебаниями в случае, если они возбуждаются относительно слабыми внешними силами с частотой, которая равна или почти равна собственной частоте системы, называется резонанс. – У нас так препод по физике разговаривает. – Сущность нашего изобретения заключается в том, чтобы с помощью слабого электромагнитного поля вызвать в органах и системах резонанс и тем самым гармонизовать работу организма. Это необходимо для того, чтобы не вызвать принуждение органов выполнять не свойственные им функции. – Ну, точно как наш препод. – Тем самым мы избегаем эффекта передозировки…”

Не походило это на уравнение Шрёдингера, которое навсегда изменило современную физику и химию. В папином каменном веке все было по-другому. И писал он странно. Так дневники не ведут.

“…и еще Парвана.

Что мы ни говорили, она молчала.

Только смотрела на Виталика, а он тогда весь вложился в рекламу.

Дефиле. Презентации. Девицы. Журналисты. Стабилизирующие браслеты нового типа шли нарасхват. “Может, замедлиться?” – предлагал Сашка, предпочитавший более спокойный подход. Голубые глаза Виталика пылали: “Ты, Сашка, из Рубцовска. Ты был и остаешься парнем из Рубцовска. В Рубцовске рекламы не надо, там все купят, что ты им втюхаешь”.

В общем, дело развивалось. Дефолт девяносто восьмого года – записи датировались 2005 годом – и все прочие мрачные чудеса остались позади. Мы ни от кого не зависели, даже ФСБ закрывала глаза на наше существование и открывала их только по мере собственной надобности.

Вечером заглянул в кабинет Сашка.

Я честно сказал: “Я занят. Говори, что надо, и катись”.

Он засмеялся: “Да ничего, – и потер руками виски: – Головные боли замучили. Ходил сегодня к психологине, которую Виталик мне насоветовал. Играем с этой девахой в ассоциации, спрашивает она что-то, а я в окно смотрю. Она свое ведет. Вопрос, вопрос, вопрос. Слышу: „Алкоголь“. А я весь в своих мыслях, отвечаю: „Сто двадцать“. Деваха выпучила глаза: „Айтишник, что ли?“”

Я хмыкнул: “Жениться тебе надо”.

К тому времени только у Сашки семьи не было.

“Не сиди круглые сутки в лаборатории”, – пеняла Варька, даже пыталась знакомить Сашку с подружками. Но после того, как Сашка жестоко надругался над самой милой из ее подружек, она такие попытки оставила. Тем более мы начали выпуск “обээшек”, настроенные на личностные особенности конкретных людей. С Сашкой вообще стало не совладать.

“Ладно, садись. Но если явился излить душу, сочувствия у меня ноль”.

“Да не нуждаюсь я в сочувствии”.

“Тогда чего притащился?”

“Из-за Виталика”.

“Дался тебе Виталик!”

“Сашка, он плохо кончит”.

“Все мы кончим одинаково”.

“Может, и все. Может, и плохо. Но не так, как он. Ты знаешь, я имею в виду эту его бетонную бабу”.

“Не лезь к Парване”.

“Пока ее не было, Виталик жил по-другому”.

“Можно подумать, ты вдруг узнал о ней что-то новое”.

Он помолчал. Потом выдал: “Я видел ее личностные характеристики”.

Я обозлился: “Только не говори, что это она сама показала тебе свои данные”.

“Я этого и не говорю. Это не имеет значения. Но ты же каждый день видишь ее глаза. Они как бездонные ямы. В них только загляни, зарежешься. Но личностные характеристики на Парвану собраны. Это Виталик сделал”.

“И ты, конечно, вышел на файлы случайно?”

“Ну, если считать случайностью Мишину помощь…”

“Ты уже и Мишке запудрил мозги?”

“Я не в карман к Парване залез”.

“Ну да, не в карман. Ты в душу к ней залез, – жестко уточнил я. – Для создания блока личностных характеристик Парваны Виталику не надо было испрашивать нашего разрешения. Это их личное с Парваной дело – изучать друг друга. Они живут как муж и жена, чего тебе надо? Ты не имеешь права лезть в их жизнь, это как в чужую спальню заглядывать”.

“Но ты должен знать! Ты руководишь проектом!”

“Повторяю еще раз, мы не лезем в личные дела друг друга”.

“Послушай, – лицо у Сашки сделалось хмурое, и я почувствовал, что он уже не играет. – Когда мы начинали, нас было пятеро, да? Виталик, ты, Мишка, Толя, я. Дружно было. Каждый помогал каждому. А теперь Толика нет. Что толку в нашей осторожности, в наших глупых правилах? Ты забыл, что Толика убили бомжи? Это надо же, “обээшку” не носить в поясе! Ну, зачем он ночью поперся в сторону Морского?..”