Обманщик - Исаак Башевис-Зингер

Броня позвала его на кухню ужинать, но он был сыт. Лениво встал. «Весь институт брака антирелигиозен», – сказал он себе.

– Герц, мясо стынет!

Глава третья

1

Не считая Герца и Брони, Моррис Калишер пригласил еще две супружеские пары и двоих одиночек. На Минну вполне можно положиться. Его первая жена, приглашая гостей, вечно впадала в панику, а вот Минна все планировала заранее. Заказывала продукты, нанимала женщину, которая в Польше обычно стряпала на свадьбах, и еще одну, которая подавала на стол. Сама Минна палец о палец не ударяла.

Ровно в шесть все было готово: закуски, ужин, коктейли. Стол в столовой накрыт, и каждому назначено его место.

Весь этот день Минна читала книгу на идише. И даже сочинила два стихотворения. В половине шестого она оделась, причесалась, нацепила драгоценности. Побрызгалась духами, которые нравились Минскеру. Встреча с Броней всегда ставила перед Минной сложную задачу. Та по-прежнему была красоткой, и мужчины просто теряли голову. Но Минна знала, что от забот и огорчений Броня стала фригидной. Да и Минскер уверял, что никогда не испытывал к блондинкам физического вожделения. Вдобавок Минна считала Броню дурочкой. И в глубине души тот факт, что она сумела увести мужа у этой зазнайки из ассимилированной богатой семьи, очень Минну веселил. Она верховодила и Моррисом, и Минскером. Обман сделал ее актрисой, и свою роль она играла уверенно. Репетиций не требовалось, все происходило совершенно естественно.

Первыми пришли Альберт Крупп и его жена Флора. В Польше Крупп был адвокатом, но в Америке занялся биржевыми спекуляциями. Из Польши он сумел уехать за несколько лет до начала войны и женился на дочери здешнего богача.

В ту пору, когда Альберт Крупп приехал в Америку, котировки на Уолл-стрит упали ниже некуда, однако, по расчетам Альберта, они непременно пойдут вверх. Он был прямо-таки одержим этой уверенностью. Накупил акций на все деньги, какие привез с собой. Покамест никакой прибыли они не давали, но, судя по нынешней ситуации, он, похоже, все-таки разбогатеет. Сейчас он жил на дивиденды и на доходы от корсетной фабрики, которую открыла Флора.

Происходил Альберт из городка Жирардув, из состоятельного хасидского семейства. В юриспруденции он подвизался безуспешно. Говорил медленно и нудно, и ход его мысли отличался странностями. В Польше он годами жил за счет отца. Поздно ложился, поздно вставал, весь день ходил в халате и шлепанцах. Был он на двадцать лет старше жены и красил волосы.

Фигура у Альберта Круппа была приземистая, широкая, лицо квадратное, с низким лбом, приплюснутым носом и толстыми губами, шевелюра густая, тусклого черного цвета. Лицо сплошь в ямках и складках. По-польски он говорил с еврейским акцентом, слова вылетали изо рта словно тяжелые камни. Нередко он умолкал посреди фразы и одновременно поднимал указательный палец, как бы показывая, что еще не закончил.

Альберт Крупп снискал себе репутацию хвастуна и большого сумасброда. Моррис Калишер звал его «разболтанный шарнир».

Флора ростом была не выше мужа, но стройная и способная. Вдобавок она постоянно ходила на высоких каблуках. Насколько Альберт был неуклюж и полон чудачеств, настолько же Флора была деловита, энергична и умела приспособиться к любым обстоятельствам. На фабрику она наняла нескольких женщин средних лет, беженок из Польши, и они работали на нее задешево, в том числе сверхурочно, и были ей преданы. Клиентура ее составилась из богатых дам с Парк-авеню.

К всеобщему удивлению, Альберта она любила, да как: оправдывала все его нелепые высказывания и преувеличения. Обладая здравомыслящим и практичным умом, она соглашалась – по крайней мере, теоретически – со всеми заявлениями Альберта по поводу политики, финансов и стратегических планов. Альберт же безапелляционно судил обо всем, даже о том, как выкармливать младенцев, если у матери пропало молоко. Когда болел, он лечился своими средствами.

Лицо у Флоры было узкое, с землистой кожей, шея длинная, узкий подбородок, острый нос, словно птичий клюв, и круглые птичьи глаза. Свои черные волосы она зачесывала вверх, этаким валиком, и они бархатисто поблескивали. Ходила она всегда в черном – чулки и те черные. Говорила быстро и так тихо, что слушатель мог только догадываться, что́ она сказала. Но вдруг, ни с того ни с сего, издавала резкий вскрик, точно рассерженная птица. Польские беженцы хорошо знали о талантах Флоры. Она находила время на все: на дом, на фабрику, на курсы английского в Городском колледже и на гостей. И славилась своей кухней. Все считали, что, будь у Флоры нормальный муж, она бы стала в Америке миллионершей. Вдобавок к прочим своим изъянам Альберт Крупп не мог иметь детей. Его семя было бесплодно.

Пил Альберт только водку. Виски он полагал смертельным ядом и привел бы целый ряд фактов, доказывающих, что коктейли вызывают язву желудка.

Минна налила ему рюмку водки, и он залпом ее осушил. В необходимость закусок Альберт не верил. Принципиально ничего не ел, пока не подадут горячее. Он уселся в кресло, положил пухлые руки на подлокотники и тотчас завел речь о том, что Рузвельт и Гитлер заключили секретное соглашение. Однако его прервали – пришла вторая пара, Зейнвел Амстердам с женой Матильдой.

Зейнвел Амстердам был высокий, стройный, лицо изнуренное, острый череп без единого волоска, острый кадык, длинная шея, острый нос и острый подбородок, вечно в заклеенных пластырем порезах, потому что на бритье Зейнвелу то ли времени не хватало, то ли терпения. Матильда говорила, что Зейнвел не бреется, а сдирает с себя кожу. Глаза у него были желтые, взгляд пристальный. В Варшаве Зейнвел Амстердам был брокером по недвижимости, а здесь, в Нью-Йорке, заделался домовладельцем. Несколькими зданиями он владел на паях с Моррисом Калишером. Но в первую очередь Зейнвел Амстердам скупал полуразвалившиеся дома и ремонтировал их или, как он сам говаривал, – латал. Во рту у него вечно торчала незажженная сигара, которую он ловко перегонял вправо-влево и вверх-вниз.

Других языков, кроме идиша, Зейнвел Амстердам не знал. Родом он был из какого-то провинциального польского городишка, такого захолустного, что даже в Польше о нем мало кто слыхал. И Амстердаму не терпелось поскорее разбогатеть. На миссис Амстердам – на Матильде – он женился вторым браком. Первая жена умерла в нищете. Матильда вела происхождение из Галиции, была вдовой бургомистра довольно большого города. Говорила она на германском идише.

Маленькая, полная, Матильда ходила вперевалку. Говорила с волнением, благожелательно улыбаясь вставными зубами. Нос короткий, глаза блеклые, пухлый двойной подбородок, а внушительный бюст