Рассказы - Виктор Колупаев

- Для чего же вы тут сидите?

- Я продаю только завтрашние газеты, - ответила девушка, и в окошке показалось ее лицо в теплой вязаной шапочке. - Господи! Да вы ведь щеки поморозили! Оттирать нужно! Вам далеко?

- До клуба электромеханического...

- Не успеете. - И чуть помедлив: - Заходите ко мне. Здесь тепло.

- А можно?

- Заходите. Чего уж...

Я дернул дверцу киоска, но, наверное, слабо, потому что она не открылась, и запрыгал, хлопая себя по щекам, локтям и коленям. А пальцы ног-то ведь уже ничего не чувствовали.

- Сильнее! - крикнула девушка.

Я дернул изо всех сил, протиснулся вместе с клубами мгновенно образовавшегося пара внутрь киоска - там и на одного-то человека места было мало - и остановился в нерешительности, изогнувшись как вопросительный знак.

- Садитесь, - девушка указала на кипу газет.

Я сел и сразу же придвинул ноги к двум электрическим батареям.

Внутри киоска было светло, тепло и сухо. И еще - очень чисто и уютно.

- Щеки почернеют, девушки любить не будут, - сказала она и засмеялась. - Оттирайте.

Я стянул зубами перчатки и попытался распрямить пальцы. Ничего у меня не вышло.

- Плохо ваше дело, - сказала девушка, сняла варежки и теплыми ладонями осторожно прикоснулась к моим щекам. Я не возражал. Она спросила: - Вы приезжий или из тех пижонов, которые специально не носят зимнюю одежду, а потом годами лежат в больницах?

- Я приезжай, Катя-Катюша. Я бегу из гостиницы на конференцию... По распространению радиоволн.

- А-а... Я уже читала в газете. - Она еще несколько раз провела своими теплыми ладонями по моим щекам. - Теперь отойдут.

- Спасибо, Катя. Давайте знакомиться, - я протянул ей свою еще не совсем отогревшуюся пятерню. - Дмитрий Егоров.

Она тоже протянула свою руку и при этом почему-то так весело рассмеялась, что не выдержал и я.

- Так это, значит, вас раскритиковали на конференции?

До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов.

- А я еще думала, какую газету оставить. Но только везде одно и то же. Так, значит, вы и есть Дмитрий Егоров, беспочвенный фантазер?

- Катя, я не беспочвенный фантазер. Я, напротив, почвенный. Вы представляете, как проникают радиоволны в почву?

Она отрицательно покачала головой.

- Ну тогда скажу короче. Я ищу полезные ископаемые и воду с помощью проникающих в почву радиоволн. Без буровых вышек и проб грунта. Но только никаких фантазий здесь нет. Интересно? - спросил я.

- Интересно, - ответила она. - Расскажите. Все равно ведь конференция начнется в двенадцать.

Я рассказал ей, как нынешним летом наша экспедиция работала в Васюганских болотах на севере Томской области, как нас ели мошка, и комары, как барахлила аппаратура и ребята становились злыми и замкнутыми, а Гошка, наш руководитель, начинал орать песни. Ему предлагали заткнуться, катиться подальше, показывали кулаки, а он все пел, выплевывая из горла везде проникающий гнус, и называл нас "манной кашей". Но "манной кашей" нас не проймешь. А вот песнопений его никто вынести не мог. Кто-нибудь, всхлипывая, начинал хохотать, а потом не выдерживали и остальные. И все хохотали, хватаясь за животы.

- Спеть еще? - говорил Гошка и добавлял: - То-то же, "манная каша".

Комары все так же ели нас, а аппаратура не работала, но в нас появлялась злость на самих себя, на свою беспомощность. И мы уже не хотели быть "манной кашей" и не вылезали из тайги, хотя нас отзывали три раза. Только наша аппаратура так и не заработала как следует. Это, в общем-то, мало кого удивило. Есть электро-, магнито-, радиационная и гравиразведка. Но мы-то хотели совсем другого. Мы хотели видеть сквозь землю, как через прозрачное стекло. Экспедиция провалилась.

- И все равно интересно, - закончил я. - И нужно...

Мне показалось, что в ее глазах промелькнула мгновенная зависть. Ведь в конечном итоге я что-то делал, к чему-то стремился, падал и вставал, и шел дальше. А она, наверное, какой год сидит в этом маленьком киоске, продает газеты и открытки, отсчитывает сдачу, видя только протянутые в окошечко человеческие руки, и даже не пытается что-нибудь изменить в своей судьбе. Я расправил плечи и предложил:

- Катя-Катюша, поедем с нами в экспедицию?

- Поварихой? - вполне серьезно спросила она.

- Почему именно поварихой? - смутился я.

- А кем же еще?

- Ну, например...

- Хорошо, я согласна, - сказала она.

- Правда?

- Правда. Все равно вы меня не возьмете. Вы шутите. А притом продавать газеты тоже интересно.

- Куда уж интереснее, - с сарказмом, как мне самому казалось, сказал я. - Так и просидишь здесь всю жизнь.

Она не обиделась, сверкнула на меня своими большими глазами, в которых уже не было зависти, а были только смех и ирония.

- М-да, - сказал я.

Я уже окончательно согрелся, но уходить не хотелось. За все это время никто ни разу не стукнул в окошечко. Наверное, в такой мороз никому не хотелось покупать газеты.

Я украдкой посмотрел на Катю. Она была небольшого роста, с черными, выбивающимися из-под шапочки волосами. И глаза у нее были черные, а щеки немного припухлые, как будто она их слегка раздувала. На ногах у нее были кожаные сапожки на высоких каблучках, а в углу, за столом, я заметил валенки. Легонькое зимнее пальто с небольшим воротником было расстегнуто до половины, и из-под него выбивался голубой пушистый шарф.

- И теперь вы снова ринулись в бой? - смеясь, спросила Катя. - Хотите доказать, что вы были правы?

- Хочу, - ответил я.

- Ничего у вас не выйдет. И снова вас назовут беспочвенным фантазером.

- Ах, Катя-Катюша, - сказал я огорченно. - Вы-то зачем это говорите? Ведь вы этого не можете знать наверняка. Еще неизвестно, кто...

Я не договорил, потому что она вдруг сунула мне в руки газету и сказала:

- Читайте.

Я мельком пробежал по первой странице. Ничего особенного. Все как и должно было быть. Лесные богатыри, доярки, почины, соревнования.

- На третьей странице, - подсказала Катя.

Я развернул газету и прочитал: "В Усть-Манске проходит всесоюзная конференция по распространению радиоволн".

Катя тихонько хихикнула в рукав. Наверное, на моем лице слишком явно было написано удивление. "24 декабря в 12 часов дня в Доме культуры электромеханического завода открылась всесоюзная..."

- Какое сегодня число? - хрипло спросил я, с ужасом думая, где я мог потерять целый день.

- Двадцать четвертое, - ответила Катя совершенно серьезно.

- Тогда почему об открытии говорит в прошедшем времени? Ведь она откроется только через час!

- Так ведь это завтрашняя газета.

Я перевернул лист. Газета "Красное знамя", 25 декабря.

- Ничего не понимаю... Какое же сегодня число?

- Двадцать четвертое. Какое же еще!

- Ну вот что, Катя. Вы меня простите. У меня что-то с головой. Переохладился, наверное.

- Вы не переохладились, и голова у вас в порядке. Это завтрашняя газета! Я всегда продаю завтрашние. Только их плохо берут. Все требуют сегодняшних. А сегодняшних ко мне не завозят.

- Этого не может быть!

Но ведь статья-то была написана про нашу конференцию. И мой доклад был назван прожектерским.

- Странно, - сказал я. - Теперь я знаю, что со мной будет в ближайшие часы. А если я захочу все сделать не так, как здесь написано? Возьму и не пойду на конференцию?

- Ничего не выйдет, - сказала Катя. - У вас нет причин для этого. Ведь это не только ваш доклад?

- Да, действительно. - Я на мгновение представил себе взбешенную физиономию Гошки и вздрогнул. - Похоже, что ничего не изменишь. Разве что в мелких деталях, которые все равно в газете отсутствуют. Ловко это у вас получается, Катя. Продавать завтрашние газеты - это не то что сегодняшние. Это интересно.

- Значит, не возьмете в экспедицию? - спросила она насмешливо.

- Вот что, Катя, - сказал я, не отвечая на ее вопрос. - Когда вы закрываете, киоск?

- В восемь.

- Я зайду за вами в половине восьмого. Хорошо?

- Хорошо. Только что мы будем делать? На улицу вас надолго выпускать нельзя. Замерзнете.

- Что-нибудь придумаем. Я побежал, Катя-Катюша. Я хочу сделать все, чтобы меня назвали беспочвенным фантазером. Я хочу этого!

- Счастливо, - кивнула она. - А я хочу вас ждать.

Я как вкопанный остановился в дверях, не зная, что и сказать. Опять она смеется надо мной!

- Бегите, бегите. Тепло все вышло. Я буду ждать!

Я выбежал в пятидесятиградусный мороз и, окутанный столбом пара, помчался вверх по проспекту - мимо университетского общежития, мимо фигуры Кирова, стоящего с поднятой рукой, мимо корпусов политехнического.

В просторном, но аляповатом фойе Дворца культуры с канделябрами, люстрами и кожаными диванами было уже полно народу. Я сдал свое чисто символическое пальто в гардероб, взбежал на второй этаж и оттуда с балкона уставился вниз, надеясь отыскать в толпе знакомое лицо.