Мертвый угол - Олег Игнатьев

— А то пойдем…

— Клянусь, я сыт по горло. Заправился вот так. Теперь хоть двое суток без воды.

— Ну, ладно. Сам большой. Тут вот какое дело…

— Нужны деньги?

Климов сунулся было во внутренний карман, но Петр придержал его.

— Потом.

— Когда?

— Успеется. Ввожу в курс дела…

— Слушаю.

— Вникай. Да, кстати, куда Федор делся?

— Обломался по дороге.

— Где?

— На въезде.

— А ты как?

— Пешком дотопал.

— Что-то я его не видел.

— Видно, починился.

— Он мне обещал, что будет здесь. Петр снова глянул на часы.

— Надо спешить. Может, успеем…

— Я профан по части похорон.

— Я тоже не ахтец… ну, в общем, слушай: извести я раздобыл, гроб, как ты видел, уже сделали, со сторожем на кладбище договорился, могильщика нашел, да Федор подойдет, осталось дело за бумагами, тут я не спец, — он как-то виновато посмотрел на Климова, — чиновники меня в упор не видят.

— А что надо?

Климов потер лоб ладонью. Голова без шляпы замерзала.

— Справку.

— Кому и от кого?

— Сторожу кладбища.

— Директору?

— Ну, в нашем городе это одно и то же.

— Справку из ЗАГСа, — догадался Климов.

— Да.

— Ты на машине?

— Вон стоит, — Петр кивнул на старенький «Москвич» с помятой дверцей, — еще фурычит.

— Тогда, едем.

Глава шестая

Всех людей объединяет и делает во многом понятными уже то, что все они вылеплены из одного теста. А это уже немало для уяснения их сущности. Познай себя, говорил философ. Самое главное в общении между людьми — понимание. Взаимность. Человеку в этой жизни так необходимо, чтобы его понимали. Хорошо, если многие, но и один разъединственный человек тоже неплохо. И совсем чудесно, если это нужный в тот или иной момент человеческой жизни клерк или чиновник. Та особа, от которой зависела некая бумаженция, именуемая в канцеляриях регистрационной справкой, заверенная подписью и соответствующей печатью.

Возле четырехэтажной коробки, воздвигнутой из бетона и стекла, в которой располагались администрация Ключеводска, бюро по трудоустройству и городской отдел записи актов гражданского состояния, иными словами, ЗАГСа, видавший виды «Москвич» клюнул носом, и Петр указал рукой:

— Второй этаж, седьмая дверь. Жанна Георгиевна.

Речь шла о заведующей городским отделом ЗАГСа.

Ею оказалась дама неопределенного возраста с мгновенно-цепким взглядом склочницы и скандалистки, один вид которой сразу же предупреждал любого посетителя, что Жанна Георгиевна не была бы сама собой, если бы не знала всех тонкостей порученного ей дела, а именно: регистрации и записи. Ничто так люди не любят, как регистрироваться. Родился, женился, развелся. Наконец, умер. И никто не вселяет в них такой священный трепет, как человек регистрирующий. Регистратор.

Что может быть возвышеннее знания, что твое присутствие на земле или отсутствие на таковой засвидетельствовано и место твое на ней или же в ней указано?

И этим перстом указующим, и этими устами свидетельствующими в городе Ключеводске была заведующая горотделом ЗАГСа Жанна Георгиевна, чья логика была столь же непостижимой, как и судьба исчезнувшей Атлантиды.

— Бесконечная свадьба! — ворчливо произнесла она себе под мышку, разыскивал что-то в глубине стола, за которым освящала регистрационные акты. Она внимательно выслушала Климова, узнала, кто он и что он, и кем доводится умершей Ефросинье Александровне Волынской, сказала, что не помнит ни его, ни той, которой посвятил свою заботу и приезд «уважаемый Юрий Васильевич». Хотя, возможно, память ей и изменяет. Как изменяют своим принципам на море женатые холостяки и целомудренные одиночки. Кстати, и в горах они ведут себя не лучше. О-хо-хо! Она, кажется, витиевато выразилась, можно сказать, мыслит афоризмами, но это от усталости. Много работы.

— Бесконечная свадьба! — теперь уже ковыряясь в правом ящике стола, проинформировала она Климова и после долгих безуспешных поисков какой-то важной для нее инструкции откинулась на спинку стула.

— Так что, уважаемый… э…

— Юрий Васильевич…

— Юрий Васильевич, ничем, ничем я вам не помогу.

— Но как же быть?

Стараясь выглядеть загадочной и деловитой, ведь многим нравится считать себя провидцами и знатоками чужих тайн, она, чтобы потрафить этим многим, а если не многим, то хотя бы Климову, еще сосредоточеннее углубилась в свое тайное, достав платочек и протирал очки.

— Еще раз объясняю. Для того, чтобы я зарегистрировала акт смерти вашей… скажем так, бабушки, Волынской Е.А., вы мне должны принести справку из поликлиники о ее болезни и причине смерти…

— Но…

— Никаких «но». Справка из поликлиники, заверенная милицией. Диагноз желательно полностью. По-русски. Никакой латыни.

— Да она…

— Латынь я уважаю, — перебила фразу, приготовленную Климовым, Жанна Георгиевна, — но по-русски. Чтобы не было неясности. Договорились?

— Нет, — ответил Климов.

— Почему? — недоуменно посмотрела на него Жанна Георгиевна и принялась снимать со своего серого костюма невидимые пылинки. Должно быть, она искренне считала, что ничто так не обостряет мужской ум, как женская одежда, обираемая, обдуваемая, встряхиваемая.

— Дело в том, что в поликлинику она не обращалась,

— Никогда?

— По крайней мере, в Ключеводске.

— Вы это точно знаете?

— Я только что оттуда.

— Не болела?

— Прибаливала, но к врачам не обращалась.

— А сколько ей, — Жанна Георгиевна пролистнула паспорт, — девяносто два… почтенный возраст. М-да… Не знаю, что и посоветовать.

Она передернула плечами, закатила глаза вверх.

Задумалась.

В задумчивости снова подышала на очки, протерла линзы.

— Вот что, — она встала и раздернула на окнах шторы, — обратитесь в горотдел милиции.

— Они дадут?

— Обязаны.

— А вы работаете…

— До шести, — опередила его Жанна Георгиевна и милостиво разрешила позвонить домой.

Климов забрал паспорт Ефросиньи Александровны и тихонько прикрыл дверь. Вот, закавыка!

Увидев Климова, Петр открыл дверцу «Москвича»:

— Ну, что?

— Сказала, что без карточки из поликлиники справки не даст.

— А если ее нет?

Климов залез в машину.

— Отправила подальше: в горотдел милиции.

Петр ехидно усмехнулся.

— С ним толковать, что в гнилой требухе ковыряться.

Климов не понял.

— С кем это «с ним»?

— Со Слакогузом. Он у нас един в трех лицах. Сват царю и кум министру.

— В каком смысле?

— Да в простом. Ты видел, что у нас от поликлиники осталось? — Петр спросил и сам же дал ответ. Заведующий, он же терапевт, хирург и все такое прочее, два фельдшера, три медсестры, считая акушерку, и зубник… От «скорой помощи» вообще одно название осталось, как и от больнички… Пока рудник не сдох, все у нас было, а теперь, — он обездоленно махнул рукой, — хоть сам иди и зарывайся… в землю.

— Нехорошо. В Земле покойники живут.

— И черти, — огрызнулся Петр. Глаза его угрюмо потемнели.

Климов улыбнулся.

— А вот тут ты ошибаешься. Черти живут наверху.

Петр ответно растянул в улыбке губы.

— Все ты знаешь.

— Нет, не все.

— А что?

— Где этот самый горотдел располагается? Милиция.

— Да вон, за почтой. Во дворе.

Перейдя площадь, Климов глянул на группу парней, куривших около кафе, отметил, что швейцара в дверях не было, зато у входа парковался темно-синий «Мерседес» последней марки.