Сломанные побеги - Михаил Март

— Ладно, попробую, привыкли всю работу на меня спихивать. У Дика нюх. Как серьезное дело, так он в отпуск.

— И ни одного из них не провел по-человечески. Вечно вляпается в какую-нибудь историю. Зря завидуешь. Действуй, Женя.

Метелкин вышел из кабинета с тоской в глазах.

Настя сняла трубку и набрала номер подруги.

— Алена? Привет. Твою соперницу зовут Леной. Лена Новоселова, двадцать пять лет, журналистка. В Москве недавно. Не более двух месяцев. Пробел в полгода. На сердцеедку не похожа.

— Она хуже, Настя. У нее черная душа. Я следила за ней и сумела сделать несколько фотографий. С одной из них ходила к экстрасенсу. Опытная гадалка. Проверена в деле. Мне ее хорошие люди рекомендовали. Она мне сказала, что у этой Лены черная душа. Сплошной мрак, даже не просматривается.

— А ты и не смотри. Это моя работа. Я верю фактам, а не картам. Придется поторопиться. Под эту девочку не так просто копнуть. Но мы постараемся.

Он уже привык вставать в восемь утра вместо одиннадцати. Пришлось перестраивать весь режим и менять привычки. Аркадий Семеныч справился с задачей.

Лиля появлялась ровно в восемь, и они начинали утро с завтрака, потом укол, немного нежностей и около девяти медсестра уходила.

Последние два дня Лилю замещала другая медсестра. В эти дни Аркадий не сочинил ни одной ноты. Ему сказали, что Лиля уехала и очень скоро вернется. Но он не находил себе места.

И вот, наконец, она появилась. Восторгу не было предела. Композитор заплясал от радости и едва не потерял сознание. Пришлось уложить его на диван.

— Вы же моя муза, Лилечка. Разве можно меня бросать так надолго? Я могу умереть от тоски. Помните страшилище из «Аленького цветочка?»

— Так получилось. Мне пришлось уехать на два дня к себе на родину. Но больше я никуда не уеду.

— Какое счастье.

Она сидела рядом на диване, а Аркадий шарил костлявыми руками у нее под юбкой. В его помутневших глазах вновь появился блеск. Девушка краснела, но не сопротивлялась.

— Когда ты приведешь нотариуса? Мне осталось совсем немного. Боюсь волокиты. Такая дача пропадет. Знаешь, сколько сейчас стоит одна сотка?

— Я все понимаю. Безмерно Вам благодарна за вашу доброту. Но тут надо все как следует обдумать. Завещание постороннему наследнику всегда может быть оспорено. Я разговаривала с юристом. Можно оформить опекунство. Но с меня потребуют такие налоги, что мне придется отказаться от наследства. Другое дело родство. Близкое родство. Наследство, оставленное дочери.

— Кто же мне позволит тебя удочерить? Я больной старик, а ты взрослая девушка. Проще нам пожениться. Тут запретов не существует.

— А потом меня обвинят в вашей смерти.

— Глупости. Вскрытие покажет, от чего я умер.

— Извините, Аркадий Семенович, я человек верующий и не могу пойти на такой грех.

Старик оживился и приподнялся на локтях.

— Не могу понять, в чем же грех? Еще Пушкин писал: «Любви все возрасты покорны…».

— Я вам скажу, но с условием. Это останется нашей тайной.

— Кому же я могу ее раскрыть? Прохожим на улице? Так я даже из дома не выхожу.

— Вы говорили о своем друге, который пишет о вас книгу.

— Тут ты права. Но книга построена не на фактах, а на фантазии. Правды там наберется на пару страниц. Она никого не интересует. О наших отношениях я ему ничего не говорил. Паша меня на смех поднимет.

— И не скажете?

— Ни звука.

— То, что я вам скажу, будет неожиданностью.

Лиля встала, взяла сумочку и достала из нее фотографии и сложенные в несколько раз пожелтевшие афиши. Одну из фотографий она протянула Акишину.

— Взгляните. Здесь изображена женщина с ребенком. Посмотрите внимательно. Вы ее видели раньше?

Композитор взял в руки снимок, надел очки и глянул на снимок.

— Постой, постой, Лиля. Это же Аня, кажется. Фамилию точно не помню, но ее забыть невозможно. Четверть века минуло. Даже сердце защемило. Молод я тогда был. Жил на всю катушку. Познакомились мы в Якутске. Мой оркестр гастролировал по северу и востоку. Десять дней счастья. Короткий гастрольный роман. Но незабываемый. Я писал ей письма, но она не ответила. Знала, что я женат. Со временем эта история стерлась из памяти. Сколько историй забылось и растворилось в тумане молодости.

Неожиданно улыбка сползла с его лица, и он глянул на девушку.

— Не четверть века, а двадцать шесть лет минуло. Через год Анна родила девочку. Она изображена на той же фотографии. Анна Новоселова назвала дочку Лилей. Отчество ей досталось от деда, фамилия от бабки. Так я стала Лилией Максимовной Казанцевой. Анна вас полюбила и до конца дней помнила эти десять дней, которые вы прожили в ее доме на окраине. Вам там нравилось, вы отказались от гостиницы и поселились в старой развалюхе с плохим отоплением. А на улице стоял сорокаградусный мороз.

Девушка развернула старые афиши о гастролях Акишина в Якутске, показала другие фотографии, где был изображен сам композитор, его любовное послание Ане. А еще она вручила ему три пылких любовных письма, адресованных возлюбленной из далекой Якутии. Комплект получился весомым.

— Бог мой! Не может этого быть! Значит, ты моя настоящая дочь? Маразм! Так не бывает. Какой-то мексиканский сериал.

— Вот ваши письма, которые вы присылали моей матери. Тоже маразм? Те самые. Узнаете? Почитайте. В них уж точно есть материал для мексиканского сериала.

Аркадий Семенович долго сидел, опустив жилистые морщинистые руки, и не мог проронить ни слова.

— Мама всегда говорила о вас только хорошие слона. Она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Других родственников у меня не осталось, и пришлось карабкаться по жизни самостоятельно. Было трудно. Вы уже знаете одну из моих историй с изнасилованием. В Москву я попала недавно. Кончила медицинское училище и приехала глянуть на знаменитого отца. Так, одним глазком. Конечно, мне и в голову не пришло знакомиться с ним. Но тут я узнала, что композитор Аркадий Акишин серьезно болен, на людях не появляется и пишет свой реквием. Мне удалось устроиться в частную клинику к доктору Ядрину, который вас лечит, и стать вашей медсестрой. Мне хотелось вам хоть чем-то помочь. По вечерам я слушаю вашу музыку. Но до сегодняшнего дня я не хотела раскрываться. Мне ничего не нужно от вас. Но вы сами предложили. Значит, признали во мне близкую душу. Тогда я и решила во всем признаться. За эти два дня, что меня не было, я успела съездить домой и привезти письма и фотографии. Есть еще одна. Где вас вместе сфотографировал какой-то репортер. Но я ее не взяла с собой.

— Господи, прости меня грешного! — завыл Аркадий, покачивая головой. — Я же к тебе под юбку лазил каждый день. Все тело твое на ощупь помню…

— И что из этого? Мы же не совокуплялись. Такого греха я не допустила бы. Но мне хотелось сделать вам приятное. Я мечтаю услышать вашу новую симфонию. Готова сделать все, чтобы вам было хорошо. Но я не могу лечь с вами в постель и пойти под венец.

— Хорошо. Теперь к делу. Как мы докажем что ты моя дочь?

— Мое заявление и ваше признание меня своей дочерью. Можно и даже нужно сделать анализ ДНК. Процедура дорогая и долгая. Проще купить такой анализ. Ведь никто из нас не пытается опровергать результаты. Нам нужны подтверждения. На такую сделку лаборатория пойдет. Они тоже нуждаются в деньгах. Важен смысл совершившегося факта. Но опекун, не удочерение, а воссоединение семьи. Они всю жизнь друг друга искали и, наконец, нашли. Это счастье. Нам будут дарить цветы. Но если вы потребуете сделать анализ ДНК, чтобы избавиться от назойливой аферистки, то его сделают. Даже суд могут устроить. Сейчас хватает ничтожных потаскух, липнущих к поп-звездам и другим знаменитостям.

— Слышать о них не хочу. Ты чудо и не мешай себя с грязью. Конечно, я виноват перед тобой. Всю жизнь прожил эгоистом. Моя жена не решилась родить. Просто не знала, от кого беременна. Но она была прекрасным помощником и носилась со мной как с писаной торбой. Вот я и превратился в бездушное существо. Ты вернула меня на землю… Я даже не знаю, что мне делать…

— Ничего не делать. Мне пора идти. А вы немного отдохните, подумайте и приступайте к работе. Я с нетерпением жду новую симфонию.

Лиля поцеловала обалдевшего старика в лобик, забрала фотографии, письма и ушла.

Про укол они так и не вспомнили.

Кризис сходил на нет. Может его и вовсе не было? Сейчас Павел об этом не думал. Вот уже две недели как они вместе с Леной работали над новой книгой.

Он начинал утром и писал главу. В шесть вечера приходила журналистка, и Павел читал ей вслух написанный материал. Вымарывалась половина из написанного. По мнению девушки, книга не должна стать очередным романом Слепцова. Литературщину на помойку, исключая слезные сентиментальные сцены, где мелодрама не помешает. Вымысел выглядит фактом, если излагается коротко. Хлесткими ударами. Нужны глаголы, а не определения: «Пришел, врезал, плюнул, вышвырнул, ушел!»