Охотник (СИ) - Шнайдер Эйке

— Не совсем. С торгов мы не выкупим и впятером: кое-кто из совета давно приглядел себе этот особняк. Даже приходил к Вигдис, предлагал освободить дом немедленно, забрав все, что считает нужным. За приличную плату.

— Я не знал.

Интересно, чего еще не знает он, но знают остальные? У одаренных свои секреты?

— Ты тогда был слишком занят, пытаясь удержаться на этом свете, — сказал Руни. — Хотя, наверное, и не должен был знать. Вигдис никому не рассказывала, насколько мне известно. Но тот человек пришел ко мне с просьбой посодействовать… убедить ее стать посговорчивей.

— И?

— Обижаешь, — фыркнул Руни.

— Виноват.

Тот кивнул, дескать, забыли.

— Так что торги нам не выиграть. А даже если и выиграем, оформлять собственность придется на тебя… на что Вигдис не согласится, и я ее понимаю.

— Я тоже.

— Поэтому я покопался в церковных книгах. У деда Вигдис по матери был младший брат, который пропал после битвы у Елани…

Про ту битву до сих пор песни поют. Чаще такие что, послушав их, самому удавиться хочется. Но…

— Наследник?

— Который сам приехать не может, потому что раны, полученные в той битве, дают о себе знать. Возраст, знаешь ли. — Руни ухмыльнулся. — Ему сейчас должно быть чуть за шестьдесят.

Для одаренного — не возраст. Для крестьянина — глубокая дряхлость. Остальным — как повезет. Старые раны и бурная жизнь вполне могут превратить человека в развалину.

— Зато он готов вступить в права наследования заочно и, поскольку пользоваться наследством не сможет, сдать дом внаем до конца жизни нанимателя, с единственным условием: тот выплатит всю сумму единовременно.

Занятно. Впрочем, странно было бы всерьез верить, что неглупые люди, способные менять плетение мира по собственной прихоти, не найдут, как обойти запрет владеть и наследовать. Наверняка и другие способы есть, про которые «пустым» знать незачем. Значит, нужны свидетельства троих соседей, заверенные двумя писцами. Еще хорошо, чтобы нашелся кто-то, кто мог бы подтвердить, что битву при Елани тот родич Вигдис пережил, а почему домой не явился… да мало ли причин, может, не хотел родне показываться со шрамом на полморды или хромым, после удара по голове и не так переклинивает порой. И желательно свидетельство двух писцов из Белокамня, что все документы оформлены по правилам. Еще представитель…

— Ты людей нашел?

— Да. С меня — документы и свидетели. С вас — деньги. Если ты в деле.

— В деле.

Мало ли что они с Вигдис только что поссорились. Как поссорились, так и помирятся. А если и нет — Вигдис вместе с остальными его от престола Творца оттащила, так что…

— Сколько с нас троих?

Руни назвал сумму. Гуннар присвистнул. Потом припомнил, почем в последний раз ушел с торгов выморочный особняк в соседнем квартале — и это после холеры, когда таких домов было немало! Сравнил с тем, что просят сейчас за подложные документы на дом, где жила Вигдис… Пожалуй, дело действительно того стоит. Но даже если на троих… Гуннар припомнил, сколько его денег лежит на хранении у ювелира. Должно хватить, и немного останется. Пусть. Серебро в могилу не унесешь.

— И как вы эти деньги добудете, я не знаю и не желаю знать, — добавил Руни. — У Эрика была мысль, сходишь, поговоришь.

Глянув на солнце, Гуннар решил, что идти в лечебницу нет смысла. Как раз наступало время, когда, утомившись после проведенного в заботах дня, люди разбредались, кто — по домам, а кто — по харчевням. Готовить целитель не любил, говорил, в походах наготовился, Ингрид тоже не рвалась возиться у очага, так что наверняка оба сейчас в «Шибенице». Вот там можно и обсудить все как следует.

С порога в нос ударил густой запах съестного: казалось, воздух в трактире можно мазать на хлеб или черпать ложками. Пока в мелко зарешеченные окна проходило достаточно света, но и вечером, и поздней ночью здесь не бывало вони прогорклого жира свечей или копоти факелов. Хватало светлячков, которые зажигали одаренные. Гуннар приветственно кивнул Бьёрну, хозяину, огляделся.

Народа, как всегда, было полно, и большую часть посетителей Гуннар знал если не по именам, то в лицо. Вон сдвинули два больших стола восемь… нет, сегодня семеро из отряда Скегги Рыжего. Четыре одаренных, если считать самого Скегги, которого почему-то не видно. Четыре меча, младшие сыновья благородных, из тех, кому ни титула, ни земли не достанется, если старшие братья к Творцу не отправятся прежде родителей. На поклон Гуннара они ответили ответным поклоном и снова сдвинули головы, переговариваясь. Плетение, защищающее от чужих ушей, впрочем, не накинули, значит, не о деле. Какие-то пришибленные они сегодня, не шумят, как обычно, подавальщиц за задницы не хватают.

А вон за тем столом у окна, как всегда, отряд Сигрун. Два парня, две девушки, все одаренные. Поговаривали, водились за ними темные делишки, Руни ворчал, но доказательств не находил. Гуннар себя образцом добродетели и нравственности не считал, но на всякий случай давно присмотрелся ко всем четверым: где живут, куда ходят. Если доведется на кого-то из них охотиться, придется туго: живут вместе и на улице редко поодиночке появляются. Впрочем, когда доведется, тогда Гуннар и будет думать. Им он кланяться не стал: эта компания «пустых» за людей не считала.

Он зашагал к столу, который заняли сидели Ингрид и Эрик, по дороге перекинулся парой слов с отрядом мечей — хорошие ребята, наслышан, хотя вместе ходить не приходилось. Обменялся поклонами еще с полудюжиной парней, сидевших в глубине зала. Вигдис не было, может, и к лучшему.

Он взял у подавальщицы пива, после визита к Руни еду впихнуть было некуда, и приготовился слушать.

Эрик тянуть не стал. Стихли все звуки под укрывшим стол плетением, и целитель бесцеремонно поинтересовался:

— Как у тебя с деньгами?

— Не жалуюсь. Но Руни сказал, сколько надо, и столько…

— Столько с тебя никто и не спросит. Но дело не только в золоте. — целитель помолчал. — Нужно будет съездить кое-куда. Я собирался сам, но роженица…

— Без тебя не разродится? — удивился Гуннар. — Вроде невелико дело.

— В прошлом году ее муж думал так же. — Эрик невесело усмехнулся. — Меня позвали на исходе вторых суток. Ребенка пришлось расчленить в утробе, чтобы спасти женщину.

Он покачал головой.

— И говорил же я ему, не подходи к ней хотя бы год, дай оправиться. Нет, как же без супружеского долга… Словом, сейчас она носит двойню. До срока еще месяц, никогда не угадаешь. На Иде я бы ее оставил, но с Иде нехорошо вышло… — Он махнул рукой. — Так что я из города отлучиться не могу, а время идет. Поэтому придется тебе.

— Придется что?

— Вместе с Ингрид обернуться в Петелию. Жемчуг и яхонты. Беспошлинно.

Гуннар медленно вернул на место отвисшую челюсть. Жемчуг — не мелкий речной бисер, а отборные кругляши — вез в том давнем походе из дальних стран его степенство Колльбейн Еще лазоревый камень, порошок из которого здесь, в Белокамне обменивали на золото по весу. Правильно измельчить его так, чтобы сохранился цвет, умели лишь за морем.

В новом храме, что закончили строить в прошлом году на месте сгоревшего, деревянного, краской, замешанной на лазоревом камне, выписали одеяния Творца, и еще сколько-то добавили в стекло, чтобы выложить разноцветными узорами окна. Яхонты купец в тот раз не привез, хотя. по слухам, ходил и за ними.

До Петелии два года в один конец. И уж точно невозможно проделать этот путь вдвоем, даже если учесть, что Ингрид владела мечом лучше Гуннара, хоть и одаренная.

— Как ты себе это представляешь?

— Есть способ, — сказала Ингрид. — Расскажу, когда дойдет до дела. Врать не буду, опасный. Очень опасный.

— Проверенный?

Одно дело рисковать ради того, что когда-то по слухам у кого-то вышло, а на деле так и осталось бестолковой задумкой. Совсем другое — точно зная, что предприятие осуществимо.

— А как, по-твоему, я добыл деньги на лечебницу? — ухмыльнулся Эрик. Вздохнул: — Говорю же, сам бы пошел, но время не терпит.