Дети века - Юзеф Крашевский

Труд и борьба, такие необходимые условия быта человеческого, что где они оканчиваются, туда является смерть или истощение, которое все равно доводит до могилы.

Лучшим доказательством этих истин был упомянутый нами Туров, еще пользовавшийся уважением, но наполненный угасавшими существами. Семейство это хоть и не ознаменовало себя знаменитыми делами в истории, было, однако же, некогда богато, но мало-помалу имения, достававшиеся ему посредством браков и наследств, приходили в упадок в силу путешествий, расточительности, увеличивавшихся привычек к излишествам. На уцелевшем состоянии были значительные долги и множество процессов. Отец настоящего владельца всю почти жизнь свою провел за границей, в Италии и в Париже, воспитал там единственного сына, познакомив его с науками настолько, насколько это требовалось в гостиных высшего общества, для которых он предназначался, и не приготовлял его ни для хозяйства, ни для службы военной, статской или ученой, а сделал из него любезного, скромного и ни к чему не способного человека. Кроме этого, старый граф передал в наследство сыну подагру, ревматизм, слабое здоровье и расстроенные нервы. Легко было предвидеть будущее, ожидавшее наследника Турова. Он был не дурной человек, имел чувствительное сердце, довольно ума, но ложно понимал жизнь. Никакие страсти не увлекали его, он не был испорчен, действовал на основании правил чести, уважал религию, тщательно следовал общественным приличиям, эксцентричностью не грешил и, помимо всего этого, в сущности, был только остывшим и несколько сдержанным эгоистом.

Бесшабашная молодость, в течение которой он повредил здоровье и расстроил имение и без того расстроенное, завершилась законным браком с дальней богатой родственницей, такой же болезненной, как и граф, и подобно ему ни на что не способной, хотя и отличною женщиной. Плодом этого брака были две дочери — два слабых, бледных, хворых существа. Произведя их на свет, графиня отправилась успокоиться в лучшем мире. Граф остался с двумя сиротками и с запутанным в долгах имением, содержа себя только из уцелевшего значительного приданого жены, которого был опекуном по закону. К счастью, он не мог его тронуть, потому что не имел на это права. Когда девочки подросли, то пришла пора заменить нянек гувернантками, которых много перебывало в Турове, но ни одна долго не оставалась. Наконец, приехала из Парижа отлично рекомендованная графу девица Мими Пуарье. Это была красивая брюнетка, двадцати с небольшим лет, веселая, живая, ловкая, рожденная играть с успехом роль в комедии жизни. Первым ее старанием было снискать привязанность сироток, потом понравиться графу, для которого вскоре она сделалась необходимой собеседницей. Правда, на второй же день приезда, она, может быть, усерднее занималась стариком, нежели девочками, которым задавала она уроки, которых кормила конфетами, но сама из христианской обязанности, из сострадания к бедному больному, большую часть дня проводила у его кресла.

Граф страшно скучал, а эта новая стихия внесла какую-то новую жизнь в дом, в него самого, и как бы обновила его. Мими была музыкантша, девушка остроумная, много смеялась, обладала парижскими манерами, искусно рассказывала и льстить умела, как никто. Чрез несколько недель по прибытии в Туров, к общему удовольствию, исключая старых слуг, приняла она на себя управление домом, потом взялась за счеты, прибрала к рукам кассу, — а главное, овладела сердцем графа, который, несмотря на свои лета, влюбился в нее до безумия. Нет сомнения, что первую искорку этой болезненной привязанности Мими умела раздуть ловко сама, и что, может быть, в первый же вечер составила себе план будущности.

Трудно было найти более кроткое создание, которое умело бы приноровиться к обычаям края и дома; наибольшие неприятности, самый тяжелый труд переносила она весело, с улыбкой, с безграничным самопожертвованием. Детям оказывала она необыкновенную привязанность, графу уважение и восторженное сочувствие. Одним словом, это был идеал. Конечно, больной граф должен был подумать прежде, что девушка, двадцати с небольшим лет, пылкая, полная жизни, веселая, не могла быть ему подобающей женой, но последняя любовь бывает обыкновенно более сильна, нежели все предшествующие. Если она в каком бы то ни было виде улыбается тому, кто уже отчаялся в жизни, он готов пожертвовать всем для воскресения сердца.

Граф не поколебался даже перед браком, который француженка поставила ему непременным условием дальнейшего своего пребывания в Турове. Она утверждала, что слишком уж привязалась, что должна уходить из боязни пасть жертвой слишком чувствительного сердца. Граф, не поразведав и не желая разведать о прошлом Мими Пуарье, — которое не все было гласно и заключало в себе несколько лет, исполненных таинственности, ни с кем не посоветовавшись, обвенчался с нею секретным образом.

Брак, которому родственники воспротивились бы, без сомнения, объявлен был неожиданно и навлек на графа всеобщее неудовольствие. Тогда только ему прислали бесполезные уже сведения о жизни и приключениях его жены… Граф посердился, прекратил знакомство, и чернобровая француженка сильной рукой захватила бразды правления. Вскоре, выписав для падчериц уродливую, старую англичанку, она вывезла мужа в Италию и Францию, а когда через несколько лет они возвратились в Туров, то граф почти не мог уже ходить, тихо разговаривал и был почти полуживым существом. Но вместе с ними приехал из-за границы сын, родившийся под итальянским небом, любимец обоих родителей, граф Люис, как его называли — будущность, надежда и последний потомок знатного рода.

Домашние условия сильно изменились, характеры также поддались влиянию времени; граф едва передвигал ноги, а всем заправляла капризная, злая, вспыльчивая графиня. Сына воспитывала она по-своему. Но судьба как-то не благоприятствовала мальчику: едва он успел выйти из пеленок, как в нем обнаружились физические недостатки: вырастал горб, плечи подымались, и, несмотря на красивое личико, он возбуждал сострадание, порой и отвращение.

От матери Люис унаследовал остроумие и живость, от отца гордость, а горб принес ему то, что всегда дает людям, на спине которых вырастает: склонность к безжалостной насмешке и вспыльчивость, доходящую почти до дикости.

Таков был состав семейства, проживавшего в Турове в описываемое время. Графини Иза и Эмма, обе достигшие уже совершеннолетия, беспрерывно боролись с мачехой, которая была тем безжалостнее к ним, что, в сущности, ни она, ни муж ничего не имели, а жили на счет дочерей. Сыну ее оставалась тень имения, заботы о нем, наследство имени и долгов, а ее падчерицы были наследницами огромного состояния. Легко предвидеть, как все это влияло на внутренний быт семейства.

Года два уже граф не мог ходить, и его возили в кресле по комнатам и по саду. Он начал терять память до такой степени, что иной раз не мог припомнить необходимого слова, заикался — и так с открытым ртом и оставался среди недоконченной фразы. Доктора начали поговаривать о начале размягчения мозга, который, впрочем, никогда и не был твердым.

Графиня Мими, значительно утратив красоту, потолстела, у нее выросли черные усики, явился большой подбородок, и она уже не слишком заботилась о своей наружности. Сыну ее, воспитание которого считалось оконченным, было лет двадцать; он жил при родителях и, по случаю болезненности отца, почти считался владельцем Турова. Отношения его к единокровным сестрам, несколько устаревшим девицам, были приличны, но в глубине души и с той, и с другой стороны питалась взаимная неприязнь.

Люис завидовал их имению, на которое не имел ни малейшего права; сестры ненавидели в нем сына авантюристки, завладевшей сердцем отца, и, кроме того, смотрели на него, как на самое злобное существо.

Семейство это, в котором господствовали споры, несогласия, глухая ненависть, — приходило к разрушению. Все подчиненные жалели бедного пана, гибель которого приписывали второй жене, и бедных сиротствующих его дочерей; у графини же и ее сына не было здесь искренних приверженцев, а если и имелись сторонники, то разве действовавшие из страха или из-за денег.

Издали Туров казался, однако же, великолепным жилищем. Палаццо, существующее до настоящего времени, построен был в конце XVI века родоначальником этой старой фамилии. Хотя здание это и подвергалось различным переменам по случаю пожаров и от фантазии своих владельцев, однако в нем осталось еще много старинного.

В течение веков многое разрушилось и обвалилось, и уже при графине Мими развалины частью были реставрированы, частью обсажены плющом и диким виноградником.

Граф с женою и сыном зажимали лучшую, то есть среднюю, часть палаццо. Молодой человек, называемый в соседстве доном Люисом, занимал помещение в первом этаже. Обе дочери, отчасти добровольно, отчасти вследствие прежнего распоряжения, когда они были еще несовершеннолетние, жили в одном из флигелей, соединенном с палацом, новыми оранжереями. Может быть, покажется смешным, но у молодых графинь был свой особый штат, кухня, лошади, экипажи, и сии жили своими доходами, на которые имели полное право в качестве совершеннолетних. Графиня Мими, будучи в вечной вражде с ними, хотя дело и не доходило до открытой войны, старалась всеми силами мешать их появлению в свете. Их старались как можно реже показывать, но приличие не дозволяло скрывать их совершенно. По воскресеньям девицы обедали в палаццо, а на неделе порою посещали отца и днем, и вечером. В случае крайней нужды денег, графиня Мими научала мужа, каким образом вытребовать их у дочерей. Призывали девиц, старик бормотал, что ему приказано, иногда и грозил, а дочери или исполняли желание отца, или старались уклоняться от вымогательства.