Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма - Александр Логачев

— Осторожно, — Шепелев, ухватившись за шинельное сукно, оттащил бойца от огромной дыры в брезентовом пологе. — Под снайпера подставляешься.

— Товарищ капитан! — радостно позвал другой боец. — Кажется, нашел.

Из оберегающих от глаз и влаги досок, из фиксирующих реек и стружки выглядывала серебристая округлость бака, похожего на водогрей «Титан». Но в безобидном с виду баке дремала не вода, а горючая помесь керосина с мазутом.

— Ставим на попа! — скомандовал капитан, запуская руки в ящик. К нему присоединились еще две пары рук.

— Осторожно, беремся только за бока, не хватайтесь ни за какие штуки! Поднимаем!

Подняли. Резервуар с красной надписью на боковой выпуклости «ОФ-120» напоминал бак самогонного аппарата, к которому еще не присоединили змеевик. От горлового отверстия отходила длинная труба огнетушительного типа в виде неширокого раструба. Капитан окрестил ее для себя наконечником и сразу отвел наконечник от бака, направив горизонтально. Вверх-вниз водить струей можно, значит, перемещением одного наконечника, а вправо-влево — крутя вместе с трубой и бак. Понятно.

Принцип действия комиссар давеча пояснил, хотя капитан его об этом и не спрашивал. Значит так. Струя горючей смеси выбрасывается из резервуаров при помощи газов от сгорания порохового заряда. Огнемет однозарядный, то есть струя пошла и, нравится тебе-не нравится, передумал-не передумал, а жги, пока все до конца не спалишь. Комиссар пообещал, что длина выброса сто-сто двадцать метров. То, что нужно. Теперь его врубить бы.

Так, с батареями и проводами понятно — выбрасываемая смесь загорается от накаляющейся на выходе металлической нити. Накалить ее, вдавив черную кнопку, можно хоть сейчас. Но рано.

Капитан скомандовал:

— Толкаем ящик к прорехе!

На лицах бойцов читалось уважение к хитрому баку и надежда, что это сверхоружие выручит. Хорошо бы так…

Они вытолкали ящик к дыре в брезенте.

— Увеличивай! — скомандовал капитан и рванул брезент с одного края, увеличивая дыру и сектор ведения огня.

— Садись за борт! — И сам сел. Раньше времени высовываться нечего.

— Снимайте рукавицы, — приказал он ближайшему бойцу.

Как накаляется наконечник неведомо, может, и не повредит лишняя защита. Приготовив рукавицы, капитан протянул руку к горловине бака, вытащил страхующий шплинт. А теперь, если он правильно понял, эта штуковина приводится в действие, как обыкновенная граната. Выдернуть кольцо, отвести рукоять и начинает гореть запал. Не забыть дать накал на металлическую нить — может быть, просто полить врага вонючей жидкостью не так уж и плохо, должно подорвать боевой дух, но капитан хотел большего. Ну, поехали.

Капитан встал в полный рост, обхватил наконечник, поднял его повыше. «Ну, давай же, работай! Так ведь и пристрелят, как пацана».

Наконечник чуть не вырвало из рук. Тогда б сгорели они вместе с грузовиком, а не враги. Но Шепелев удержал. А раструб рыгнул черно-красной мешаниной.

Скрученная из черного дыма и огня струя пронеслась над белой поляной и ворвалась в лес. Принявшие удар огня деревья испуганно вздрогнули, сбрасывая с себя снежный пух, вспыхнули ветви, затрещала хвоя. Огненные капли оседали на ветках и вместе с каплями растопленного снега сползали вниз, отрывались и летели в сугробы, чтобы прожечь себе путь до земли. Капитан опустил наконечник. Послушанный его воле огненный рукав нырнул к стволу. Смесь шипела, плавя снег на деревьях и земле.

Метров восемьдесят открытого пространства, что пролегли между дорогой и лесом, огнеметная струя преодолела без труда, показывая, что это не есть ее предел. Ее предел скоро выяснится.

Капитан повел наконечником в сторону. Жидкий огонь послушно сдвинулся, облизывая стволы там, где они уходили в снег, сбивая снежные наносы, оставляя полыхающие на коре и на снегу мазутно-керосиновые пятна.

Сначала показалось, будто часть пламени отделилось от черно-красной скрутки, и зажило само по себе, понеслось в лес, размахивая огненными руками. Потом стало ясно — горит человек. Вот он упал, стал кататься, потом зарылся в снег и снова выпрыгнул из него. Пламя сбить не удавалось. Запоздало осознав, что его может спасти, человек принялся срывать с себя пожираемую огнем одежду.

Но капитан давно не смотрел в ту сторону. Он увел огненную руку дальше, ощупывал ее кистью укрытия за стволами и в снегу. Еще один финн, пытавшийся, видимо, отползти вглубь леса, не выдержал надвигающегося шипения и треска, вскочил. Огненный выплеск дотронулся до низа его штанов, зажигая на них полукружья. Финн панически метнулся в сторону, упал, поднялся, молотя руками по штанам. И снова упал, но уже от вошедшей в тело винтовочной пули. Огнеметную атаку поддержали огнем из стрелкового оружия бойцы, лежавшие за колесами машин и прятавшиеся за бортами кузовов.

Наконечник дрожал в руках капитана, сотрясал их давлением, под которым резервуар выплевывал закаченную в него смесь.

А потом финская засада с этой стороны леса пришла в движение по всей ширине. По засаде, как искра по бикфордову шнуру, побежала паника. Никто не хотел гореть заживо. И мало кто хладнокровно уползал, большинство вскакивали и неслись, раскрывая себя и подставляясь под винтовочный и пулеметный огонь. Спасались, уже не думая, достанет до них струя пламени или нет, хватит на них запасов горючей смеси или не хватит. Бежали, а их догоняли пули.

С одной стороны финская засада была отброшена и частично уничтожена.

Станет ли дожидаться вторая сторона засадных тисков, когда их позиция подвергнется огненному поливу? Капитан надеялся, что не станет. Ведь не могут они знать, что нет второго огнемета в колонне.

А огненно-черная рука укоротилась вдвое и продолжала укорачиваться, словно усыхая, бесполезно поливала сейчас снег между лесом и колонной. Жидкость закончилась. Однозарядный огнемет отхаркнул остатки смеси на обочину дороги и затих.

Капитан свесил наконечник на ту сторону борта и прислонился к борту по эту сторону, устало опустившись на пол. Руки дрожали от запястий до плеч. Пальцы скрючило судорогой. Не пошевелить. В кузове припахивало керосином.

Руки отходили, а капитану только оставалось ждать и слушать.

Сначала замолкли минометы. Их могли переносить на другое место, могли подвозить боезаряды или их запас мог закончиться, но вот перестали бить два пулемета. Потом замолчали все пулеметы и реже стали автоматные и винтовочные выстрелы. Наконец лес затих. Стало ясно — финны отошли.

Глава пятая

Хорошее настроение маршала Маннергейма

«На всякое нападение врага Союз Советских Социалистических Республик ответит сокрушающим ударом всей мощи своих вооруженных сил».

Главнокомандующий финской армией Карл Густав Эмиль Маннергейм прибыл в Виипури[11] в прекрасном настроении и в сопровождении офицеров штаба.

Можно сказать, прекрасное настроение и подвигло его совершить эту скорее не инспекционную, а разгрузочную для души поездку. И, конечно, полезную для дела поездку. Не стоит забывать, что лицезрение главнокомандующего должно поднять боевой дух его солдат. Хотя в чем в чем, а в боевом духе своих солдат он не сомневался. Они сражаются на своей земле, они сражаются за свою землю, они слишком не хотят жить под коммунистами.

Офицеры штаба, чуткие к настроению начальства, вели себя сегодня раскованно, не делали задумчивых, напряженных лиц. Они позволяли себе громче обычного переговариваться и даже шутили. Правда, одного шутника Маннергейму пришлось осечь. Некий майор из адъютантов сострил насчет того, что русские иваны должны платить финнам деньги за то, что те учат их воевать. Шутка предназначалась другому адъютанту, но маршал услышал. Слова принес к нему порыв ветра. Но, разумеется, услышанное не испортило настроение Маннергейму. Он же не какая-нибудь кисейная барышня, чтобы его настроение зависело от порыва ветра с чьими-то словами. А такие умонастроения надо рубить, как камыши шашкой. И Маннергейм, подойдя широким, не знающим сомнений шагом и нависнув над шутником, которого одинаково превышал в росте и звании, отчетливо, раздельно, не повышая голоса произнес:

— Я, как вы должно быть знаете, молодой человек (услышав, что маршал обратился к нему как к гражданскому, майор побледнел), был генерал-лейтенантом русской армии. И я горжусь этим. Я учился воевать у русского солдата. У Ивана, как вы его изволили назвать. Если вы думаете, что тогдашние воевали тогда хорошо, а нынешние разучились, то вы ошибаетесь. В вас вселяют восторги наши победы, я понимаю. Но у русских такая национальная черта — они учатся через собственные мучения. К сожалению, очень быстро учатся. И дай вам бог на себе не испытать, как умеют воевать Иваны.