Зоопарк в моей квартире - Леонид Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На лугу за домом Лукьяна пасётся корова Марфа и осёл Савелий — «кормилица» и «труженик», как их называет старик, что вполне соответствует истине: корова даёт по ведру молока в день, а осёл самостоятельно, без провожатых, возит молоко на сыроварню. Лукьян устанавливает бутыли в сумки на боках осла и просто говорит: «Иди, Савка!» — и тот воодушевлённо, вкладывая в работу всю душу, спешит в посёлок. Войдёт во двор сыроварни, терпеливо ждёт, пока работники не опорожнят бутыли, потом топает назад в деревню.
Один год у Лукьяна жила восьмилетняя внучка из города. У девчушки болели ноги, и родители отправили её к деду в деревню. Лукьян мазал ноги внучки мазями из трав, поил её топлёным молоком, договорился с директором поселковой школы, чтобы Савелию в сумку клали школьные задания на неделю, а осла приучил после сыроварни подходить к школе. Через год внучка поправилась и вернулась к родителям, но Савелий по-прежнему после сыроварни подходит к школе. В его сумки суют газеты — для Лукьяна.
По утрам Лукьян удит рыбу в старице. Рыбы в старице — ловить не переловить, но воду затягивает ряска, и поплавок тонет в зелёной каше. Лукьян использует собственное «инженерное изобретение»: делает кольцо из можжевелового прута, разгоняет шестом ряску и бросает обруч в чистую воду; кольцо не даёт ряске сплываться, и в него можно спокойно забрасывать снасть.
Днём во дворе Лукьян строит лодку для директора сыроварни Жоры. Рядом среди щепы и стружек бродит всевозможная разноцветная живность: куры, индюки, ручной журавль Фомка.
Длинноногий Фомка — веселяга: распушит пепельное оперение и танцует, играет сам с собой: поднимет с земли щепку, подбросит в воздух, снова ловит. Фомка следит за порядком на дворе: заметит, петухи дерутся, — подскочит, заворчит, затопает, а то и ударит клювом драчунов. А соберутся индюки вместе — Фомка сразу к ним, прислушивается — о чём они бормочут, смотрит — кто что нашёл.
В жару Фомка стоит в тени сарая, точно часовой, или вышагивает вдоль забора и смотрит на реку. Заметит, баржа показалась — предупреждает Лукьяна криком.
Однажды весной Фомка исчез и объявился через неделю… с подругой; вбежал во двор, заголосил, закружился. А журавлиха боится, не подходит, топчется за изгородью.
Начали журавли строить гнездо на крыше дома: натаскали прутьев, смастерили что-то вроде корзины, внутри устелили пухом, а снаружи вплели колючки, чтобы никто не своровал яйца. Через некоторое время из гнезда стали подавать голоса желторотые птенцы, и у Фомки с журавлихой забот прибавилось.
Вскоре журавлята подросли, стали бегать по крыше, спускаться во двор и всё разглядывать. В такие минуты журавлиха беспокоилась; носилась взад-вперёд по крыше, кричала, размахивала крыльями, а Фомка спокойно ходил по двору, присматривал за своими детьми — он-то прекрасно знал, кто главный в птичьем царстве.
В середине лета Фомка повёл журавлят к реке обучать рыболовству. Первое время журавлята только воду баламутили, ничего не могли поймать, потом наловчились — гоняли рыбу строем, как солдаты. Осенью журавлята совсем окрепли, и журавлиное семейство переселилось на болото, где жили их собратья. Журавлиная стая готовилась к отлёту на юг, отъедалась рыбой и лягушками.
Обедает Лукьян за столом перед домом. Ко времени обеда во двор из всех закутков и дыр спешат кошки и собаки. Они обитают около дома, у сарая и просто в кустарнике; одни — местные, другие — поселковые, третьи — просто приблудные, неизвестно откуда. Вся эта кошачье-собачья братия тактично напоминает Лукьяну про обеденное время: сидят молча невдалеке, только призывно смотрят в его сторону да посапывают и перебирают лапами.
Случается, какой-нибудь невыдержанный пёс, вроде Артамона, фыркнет: «Закругляйся, дед! Самое время перекусить да в тенёк на боковую». Понятно, Лукьян подкармливает животных и, как всякая щедрая душа, не скупится на угощения. Во время обеда некоторые, совсем ручные, лезут чуть ли не на колени к старику, другие, одичавшие, схватят кусок и драпака.
Один котёнок то и дело впрыгивает на стол — готов поесть с Лукьяном из одной миски — этот шкет вообще нешуточно привязался к старику — целыми днями лежит у его ног. Лукьян конопатит нос лодки, и он рядом, Лукьян переходит на корму, и котёнок за ним плетётся. Воспитала этого котёнка одинокая курица, которая почему-то живёт не в курятнике, а под причалом. Спускаясь к реке, Лукьян не раз видел, как из-под крыла курицы выглядывает пушистая мордаха. Курица тоже подходит к обеду, но не поесть, а побыть рядом с котёнком — такая трогательная мамаша.
Больше всех вокруг стола крутится Артамон, нагловатый рыжий пёс. Он одним из первых появился у Лукьяна и потому считает себя хозяином: то и дело задирает ногу и метит угол дома, лодку, изгородь: «Всё, мол, наше — его и моё».
Как только Лукьян откладывает инструмент, Артамон срывается с места, подбегает к столу и клянчит еду. Проглотит, начинает теребить лапой старика: «Давай ещё!» Он съедает больше всех и не прочь кусок из чужой миски сцапать. Здесь, правда, Лукьян соблюдает справедливость и разным скромникам, стоящим позади, сам подносит еду.
Бываёт, Артамон сопровождает Савелия, когда тот тащит молоко на сыроварню, но доходит только до окраины посёлка — боится поселковых собак.
Появляется во дворе и огромный, с барашка, кот — морда круглая, как сковородка, шерсть — сплошь бурые клочья. Мальчишки зовут его Ипполитом.
Как-то Ипполит поймал воробья и, прежде чем сожрать, решил поиграть: выпустил из пасти, смотрит наглыми глазами на птаху, шлёпает лапой: «Давай, мол, потрепыхайся напоследок». Серый комок лежит перед его носом, капли крови застыли на крыле. Что только Лукьян не делал! Подкрадывался, звал Ипполита ласково, пытался отвлечь, напугать, заманить рыбой — ничего не помогало! Кот схватит воробья, отбежит и продолжает измываться над жертвой.
В другой раз идёт Лукьян по деревне, вдруг видит — на террасе одной дачницы Ипполит трясёт клетку с птицей. Птица мечется, кричит.
Вышла хозяйка, замахнулась на кота, а он, знай себе, просовывает лапу меж реек, всё порывается птаху зацепить. Хозяйка лупит кота тряпкой, а он шипит, хвост трубой, глаза из орбит лезут.
Лукьян подбежал, помог отодрать Ипполита от клетки.
— Ну и злодей! — вытирая пот со лба, проговорила хозяйка.
— Злодей, — согласился Лукьян, — но и ему достаётся от собак — вон все уши в шрамах, — и дальше, вздохнув, философски заключил: — Так уж в природе всё устроено — вечная борьба за жизнь.
Самая исполнительная и смышленая во дворе — Зина, чёрная непоседливая собачонка с живым бегающим взглядом. Лукьян услышит тарахтение моторки, усмехнётся:
— Зина, иди посмотри, кто там подошёл к причалу?
И Зина несётся. Если причалили какие-нибудь рыбаки или туристы, предупредительно гавкнет, если путевой катер — заскулит, завиляет хвостом. Или Лукьян пошутит:
— Зина, посторожи лодку. Я схожу в посёлок.
Зина садится рядом с лодкой и с максимальным усердием охраняет. Издали — умора! Неподвижно сидит маленький сторож около махины-посудины.
Как-то Лукьян видит — Зина подкрадывается к ящику с провизией; уши прижала, лапы дрожат, украдкой посматривает на старика, но заходит со стороны лодки, чтобы остаться незамеченной; подкралась и пытается лапой отодвинуть задвижку на ящике — и столько хитрости у воришки!
Частенько Зина выслуживается перед Лукьяном: тот позовёт какую-нибудь собаку, а Зина забежит вперёд и улыбается, ползёт на животе, а то и перевернётся на спину — показывает свою преданность.
Если же старик погладит другую собаку, Зина прижмёт уши и обиженно уходит со двора.
— Они такие же, как мы, только постоять за себя не могут, — говорит Лукьян. — И чего люди все норовят научить их понимать человеческий язык?! Куда проще самим научиться изъясняться по-ихнему.
В дождь собаки и кошки прячутся в сарае — сидят и лежат молча, прижавшись друг к другу. Бывает, последним влетит Артамон, шумно отряхнётся, забрызгивая соседей холодными каплями, наступая лапищами на спящих, проберётся в середину сарая и займёт лучшее место на мешковине.
На Зину Артамон вообще не обращает внимания, хотя она считается красивой собакой. Когда-то перед её конурой просиживали породистые собаки дачников, был даже один пёс-медалист.
— А тут какой-то замызганный Артамон — и не замечает! — усмехается Лукьян. — Ясное дело, ей обидно.
Как-то Зина три дня не появлялась. «Наверно, в посёлке», — предположил Лукьян, но, опросив посельчан, выяснил — Зину не видели. А потом вдруг Лукьян заметил, что Фомка как-то странно себя ведёт: во время обеда схватит кусок хлеба со стола и летит к лесосеке.
Лукьян решил последить за ним, пошёл в сторону кустарника и увидел Фомку на опушке — он раскачивался на своих ходулях у края заброшенного пересохшего колодца.