Лирика - Эдгар По

Он отрицал, раз навсегда, возможность,

Чтоб в разуме людском возникла мысль

Вне выраженья языка людского:

И вот, как бы смеясь над похвальбой,

Два слова - чужеземных - полногласных,

Два слова итальянские, из звуков

Таких, что только ангелам шептать их,

Когда они загрезят под луной,

"Среди росы, висящей над холмами

Гермонскими, как цепь из жемчугов",

В его глубоком сердце пробудили

Как бы еще немысленные мысли,

Что существуют лишь как души мыслей,

Богаче, о, богаче, и страннее,

Безумней тех видений, что могли

Надеяться возникнуть в изъясненьи

На арфе серафима Израфеля

("Что меж созданий Бога так певуч").

А я! Мне изменили заклинанья.

Перо бессильно падает из рук.

С твоим прекрасным именем, как с мыслью,

Тобой мне данной, - не могу писать,

Ни чувствовать - увы - не чувство это.

Недвижно так стою на золотом

Пороге, перед замком сновидений,

Раскрытым широко, - глядя в смущеньи

На пышность раскрывающейся дали,

И с трепетом встречая, вправо, влево,

И вдоль всего далекого пути,

Среди туманов, пурпуром согретых,

До самого конца - одну тебя.

(1901)

Перевод К. Бальмонта

36. ULALUME - A BALLAD

The skies they were ashen and sober;

The leaves they were crisped and sere

The leaves they were withering and sere:

It was night, in the lonesome October

Of my most immemorial year:

It was hard by the dim lake of Auber,

In the misty mid region of Weir:

It was down by the dank tarn of Auber,

In the ghoul-haunted woodland of Weir.

Here once, through an alley Titanic,

Of cypress, I roamed with my Soul

Of cypress, with Psyche, my Soul.

These were days when my heart was volcanic

As the scoriae rivers that roll

As the lavas that restlessly roll

Their sulphurous currents down Yaanek,

In the ultimate climes of the Pole

That groan as they roll down Mount Yaanek,

In the realms of the Boreal Pole.

Our talk had been serious and sober,

But our thoughts they were palsied and sere

Our memories were treacherous and sere;

For we knew not the month was October,

And we marked not the night of the year

(Ah, night of all nights in the year!)

We noted not the dim lake of Auber,

(Though once we had journeyed down here)

We remembered not the dank tarn of Auber,

Nor the ghoul-haunted woodland of Weir.

And now, as the night was senescent,

And star-dials pointed to morn

As the star-dials hinted of morn

At the end of our path a liquescent

And nebulous lustre was born,

Out of which a miraculous crescent

Arose with a duplicate horn

Astarte's bediamonded crescent,

Distinct with its duplicate horn.

And I said - "She is warmer than Dian;

She rolls through an ether of sighs

She revels in a region of sighs.

She has seen that the tears are not dry on

These cheeks where the worm never dies,

And has come past the stars of the Lion,

To point us the path to the skies

To the Lethean peace of the skies

Come up, in despite of the Lion,

To shine on us with her bright eyes

Come up, through the lair of the Lion,

With love in her luminous eyes."

But Psyche, uplifting her finger,

Said - "Sadly this star I mistrust

Her pallor I strangely mistrust

Ah, hasten! - ah, let us not linger!

Ah, fly! - let us fly! - for we must."

In terror she spoke; letting sink her

Wings till they trailed in the dust

In agony sobbed; letting sink her

Plumes till they trailed in the dust

Till they sorrowfully trailed in the dust.

I replied - "This is nothing but dreaming.

Let us on, by this tremulous light!

Let us bathe in this crystalline light!

Its Sibyllic splendor is beaming

With Hope and in Beauty to-night

See! - it flickers up the sky through the night!

Ah, we safely may trust to its gleaming

And be sure it will lead us aright

We surely may trust to a gleaming

That cannot but guide us aright

Since it flickers up to Heaven through the night."

Thus I pacified Psyche and kissed her,

And tempted her out of her gloom

And conquered her scruples and gloom;

And we passed to the end of the vista

But were stopped by the door of a tomb

By the door of a legended tomb:

And I said - "What is written, sweet sister,

On the door of this legended tomb?"

She replied - "Ulalume - Ulalume!

'T is the vault of thy lost Ulalume!"

Then my heart it grew ashen and sober

As the leaves that were crisped and sere

As the leaves that were withering and sere

And I cried - "It was surely October,

On _this_ very night of last year,

That I journeyed - I journeyed down here!

That I brought a dread burden down here

On this night, of all nights in the year,

Ah, what demon hath tempted me here?

Well I know, now, this dim lake of Auber

This misty mid region of Weir:

Well I know, now, this dank tarn of Auber

This ghoul-haunted woodland of Weir."

Said we, then - the two, then - "Ah, can it

Have been that the woodlandish ghouls

The pitiful, the merciful ghouls,

To bar up our way and to ban it

From the secret that lies in these wolds

From the thing that lies hidden in these wolds

Have drawn up the spectre of a planet

From the limbo of lunary souls

This sinfully scintillant planet

From the Hell of the planetary souls?"

(1847-1849)

36. ЮЛАЛЮМ

Скорбь и пепел был цвет небосвода,

Листья сухи и в форме секир,

Листья скрючены в форме секир.

Моего незабвенного года,

Был октябрь, и был сумрачен мир.

То был край, где спят Обера воды,

То был дымно-туманный Уир,

Лес, где озера Обера воды,

Ведьм любимая область - Уир.

Кипарисов аллеей, как странник,

Там я шел с Психеей вдвоем,

Я с душою своей шел вдвоем,

Мрачной думы измученный странник.

Реки мыслей катились огнем,

Словно лава катилась огнем,

Словно серные реки, что Яник

Льет у полюса в сне ледяном,

Что на северном полюсе Яник

Со стоном льет подо льдом.

Разговор наш был - скорбь без исхода,

Каждый помысл, как взмахи секир,

Память срезана взмахом секир:

Мы не помнили месяца, года

(Ах, меж годами страшного года!),

Мы забыли, что в сумраке мир,

Что поблизости Обера воды

(Хоть когда-то входили в Уир!),

Что здесь озера Обера воды,

Лес и область колдуний - Уир!

Дали делались бледны и серы,

И заря была явно близка,

По кадрану созвездий - близка,

Пар прозрачный вставал, полня сферы,

Озаряя тропу и луга;

Вне его полумесяц Ашеры

Странно поднял двойные рога,

Полумесяц алмазной Ашеры

Четко поднял двойные рога.

Я сказал: "Он нежнее Дианы.

Он на скорбных эфирных путях,

Веселится на скорбных путях.

Он увидел в сердцах наших раны,

Наши слезы на бледных щеках;

Он зовет нас в волшебные страны,

Сквозь созвездие Льва в небесах

К миру Леты влечет в небесах.

Он восходит в блаженные страны

И нас манит, с любовью в очах,

Мимо логова Льва, сквозь туманы,

Манит к свету с любовью в очах".

Но, поднявши палец, Психея

Прошептала: "Он странен вдали!

Я не верю звезде, что вдали!

О спешим! о бежим! о скорее!

О бежим, чтоб бежать мы могли!"

Говорила, дрожа и бледнея,

Уронив свои крылья в пыли,

В агонии рыдала, бледнея

И влача свои крылья в пыли,

Безнадежно влача их в пыли.

Я сказал: "Это только мечтанье!

Дай идти нам в дрожащем огне,

Искупаться в кристальном огне.

Так, в сибиллином этом сияньи,

Красота и надежда на дне!

Посмотри! Свет плывет к вышине!

О, уверуем в это мерцанье

И ему отдадимся вполне!

Да, уверуем в это мерцанье,

И за ним возлетим к вышине,

Через ночь - к золотой вышине!"

И Психею, - шепча, - целовал я,

Успокаивал дрожь ее дум,

Побеждал недоверие дум,

И свой путь с ней вдвоем продолжал я.

Но внезапно, высок и угрюм,

Саркофаг, и высок и угрюм,

С эпитафией дверь - увидал я.

И невольно, смущен и угрюм,

"Что за надпись над дверью?" - сказал я.

Мне в ответ: "Юлалюм! Юлалюм!

То - могила твоей Юлалюм!"

Стало сердце - скорбь без исхода,

Каждый помысл - как взмахи секир,

Память - грозные взмахи секир.

Я вскричал: "Помню прошлого года

Эту ночь, этот месяц, весь мир!

Помню: я же, с тоской без исхода,

Ношу страшную внес в этот мир

(Ночь ночей того страшного года!).

Что за демон привел нас в Уир!

Так! то - мрачного Обера воды,

То - всегда туманный Уир!

Топь и озера Обера воды,

Лес и область колдуний - Уир!"

(1924)

Перевод В. Брюсова

37. AN ENIGMA

"Seldom we find", says Solomon Don Dunce,

"Half an idea in the profoundest sonnet.

Through all the flimsy things we see at once

As easily as through a Naples bonnet

Trash of all trash! - how _can_ a lady don it?

Yet heavier far than your Petrarchan stuff

Owl-downy nonsense that the faintest puff

Twirls into trunk-paper the while you con it?

And, veritably, Sol is right enough.

The general tuckermanities are arrant

Bubbles - ephemeral and _so_ transparent

But _this is_, now, - you may depend upon it

Stable, opaque, immortal - all by dint

Of the dear names that lie concealed within 't.

(1847)

37. ЭНИГМА

"_С_ыскать, - так молвил Соломон Дурак,

Н_а_м не легко в сонете пол-идеи.

И ч_р_ез пустое видим мы яснее,

Чем _р_ыбин чрез неапольский колпак.

Сует_а_ сует! Он не под силу дамам,

И все ж, _а_х! рифм Петрарки тяжелей.

Из фили_н_а пух легкий, ветер, взвей,

И будет о_н_, наверно, тем же самым".

Наверняк_а_ тот Соломон был прав;

Смысл не ве_л_ик лирических забав,

Что колпаки _и_ль пузыри из мыла!

Но за сонетом _у_ меня есть сила,

Бессмертен мо_й_, как будто темный, стих:

Я имя поместил в словах моих!

(1924)

Перевод В. Брюсова

38. THE BELLS

1.

Hear the sledges with the bells

Silver bells!

_What_ a world of merriment their melody foretells!

How they tinkle, tinkle, tinkle,

In the icy air of night!

While the stars that oversprinkle

All the Heavens, seem to twinkle

With a crystalline delight;

Keeping time, time, time,

In a sort of Runic rhyme,

To the tintinabulation that so musically wells

From the bells, bells, bells, bells,

Bells, bells, bells

From the jingling and the tinkling of the bells.

2.

Hear the mellow wedding bells

Golden bells!

_What_ a world of happiness their harmony foretells!

Through the balmy air of night

How they ring out their delight!

From the molten-golden notes

And all in tune,

What a liquid ditty floats

To the turtle-dove that listens while she gloats

On the moon!

Oh, from out the sounding cells

_What_ a gush of euphony voluminously wells!

How it swells!

How it dwells

On the Future! - how it tells