Как жил, работал и воспитывал детей И. В. Сталин. Свидетельства очевидца - Артём Сергеев

Дача в Волынском

А. С.: Первая дача Сталина была в Зубалово, второй считается госдача в Волынском, но бы­ла ещё дача в Соколовке, куда иногда приезжал Иосиф Виссарионович и члены его семьи. Но она не была стационарной. Можно сравнить с гости­ницей: можно туда приехать, если вдруг почему- то в Зубалово не ехали. Мы с Василием именно там, в Соколовке, были, когда случилась трагедия с Надеждой Сергеевной. Нам позвонили, велели прибыть в Москву. А Светлана так и осталась на даче с няней.

Трагедия с мамой Василия случилась уже во второй кремлёвской квартире, в Потешном двор­це. Первая кремлевская квартира семьи была по адресу Коммунистическая улица, 2. Когда заез­жаешь через Троицкие ворота, то видишь двух­этажный дом с крыльцом. Здесь и была первая квартира Сталина в Кремле. Вход был не там, где ныне, а с Коммунистической улицы, где находи­лось крыльцо. С него вел вход и на второй этаж.

Вторая квартира представляла собой совсем не дворцовые хоромы, хотя была уже удобнее и про­сторнее первой. Переехали на ту квартиру в По­тешный где-то в конце 1931-го — начале 1932 года.

Квартира располагалась на втором этаже. Тогда был балкон в стене, сейчас нет. Был лифт, и на второй этаж можно было на лифте ехать.

В Потешном дворце у Василия была неболь­шая сводчатая комната. В потолке были кольца, висела трапеция — спортивная комната была. Можно было заниматься.

В квартире в здании Сената был полуторный этаж. Там тоже была комната, где стоял диван­чик, на котором я и спал.

Еще дровяная колонка в той квартире была. То­пил её кто-нибудь из домашних: Груша (женщи­на, помогавшая по дому) или няня. Специального человека для этой цели не было, обходились.

Е. Г.: Были в доме картины?

А. С.: Нет. Фотографии висели некоторые. У Сталина над кроватью висел подаренный туркменскими ковроткачихами коврик — метр на полтора — с вытканным портретом Ленина. Картин не было.

Мне говорила Полина Семеновна Жемчу­жина, жена Молотова, что когда они накану­не, 8 ноября, сидели у Ворошиловых, у Надеж­ды Сергеевны сильно болела голова, она очень нервничала, ушла раньше. Мол, мы её проводи­ли (по-моему, она с Зинаидой Андреевной Орд­жоникидзе была), прогулялись, сделав два круга в Кремле, Надежда Сергеевна открыла свои двери и пошла домой.

Приступ головной боли был 6 ноября 1932 го­да вечером. 7 ноября 1932 года из-за головной бо­ли она ушла с военного парада минут через 15–20 после его начала. Вечером 7 ноября у Надежды Сергеевны опять был сильный приступ головной боли. Она хваталась за голову и повторяла: «Ой, голова, голова». В это время там был Александр Васильевич Перышкин — профессор-физик, академик Академии педагогических наук. При встрече, уже после войны, он подтвердил мне это, не зная, что я все это тоже видел.

На следующий день после случившегося Каро­лина Васильевна Тиль, домоправительница, мне и моей матери рассказывала, что Сталин домой поздно пришел. И он обычно, если Надежда Сер­геевна уже легла спать, ложился на диване. Так было и в тот день. А утром, видя, что она что-то долго не встает, Сталин говорит: «Завтракать по­ра». Каролина Васильевна рассказывает: «Мы пошли вместе к Надежде Сергеевне. Лежала она на постели». Это рассказ Каролины Васильевны, находившейся там.

А мы с Василием после парада поехали в Соколово. Нам, помню, тогда очень хотелось покатать­ся на лыжах. Самое главное для нас в то время на даче было — на лыжах покататься. 6 числа мы с Васей говорили, что вот бы нам в Соколовку по­ехать. По-моему, Каролина Васильевна Тиль ска­зала Надежде Сергеевне накануне: «Ребята по­празднуют, и потом поедут кататься на лыжах».

А Надежда Сергеевна отвечает: «Я заканчиваю Академию, и скоро мы по-настоящему отпраздну­ем — устроим праздник по поводу моего оконча­ния Промакадемии».

Она училась в Промышленной Академии на факультете текстильной промышленности, спе­циализировалась по искусственному волокну. Её узкой специальностью были бы искусственный шелк, вискоза. Ну, мы уехали на дачу на лыжах кататься. По-моему, 9-го утром позвонили, чтобы мы срочно с Василием приехали в Москву. Вер­нулись в Москву: меня подвезли на Серафимови­ча, где наша с матерью квартира была, я пошел домой, а Василий поехал в Кремль.

Только мы с мамой расположились для рас­спросов, обмена новостями — вдруг звонок. Мама взяла трубку, заохала, заахала: «Ой, Надя умерла». И мы туда пошли. У меня записано, как и что было на похоронах.

Надо сказать, что у Надежды Сергеевны бы­ли постоянные, очень сильные, совершенно невыносимые головные боли. Она часто держа­лась за голову и вскрикивала: «Голова, голова». Она нередко ездила в Германию якобы к рабо­тавшему там старшему брату. Но в действитель­ности, чтобы показаться немецким профессо­рам. И накануне 7 ноября, и в день парада она тоже держалась за голову — её вновь мучили боли. Парады раньше длились 4 часа: с 8 до 12. Я там, в кремлевской квартире, ночевал на 7 число. Надежда Сергеевна взяла меня и Василия, и пошли мы на парад.

Мы вместе с Надеждой Сергеевной стояли пе­ред входом в Мавзолей. Потом она, держась за голову, ушла раньше, а мы после парада уехали на дачу. Хрущев пишет в мемуарах, что он после демонстрации с ней пошел куда-то. Это не так. А мы после парада уехали на дачу. Ну и вот такое горе случилось.

Мы собрались. Там некоторые родственни­ки были. Сейчас читаю, что еще какие-то родст­венники были. Я их не видел. Я знаю, кто бывал в доме. Старшая сестра Анна Сергеевна, жена Павла Сергеевича бывали, иногда бывала жена Сванидзе, но Сталин её очень не любил. И вооб­ще к женщинам-родственницам относился так: «Ай, эти сороки». Потому что эти «сороки» вечно у него что-то просили. Почему он Гришу Мороза[10] не очень воспринял? Потому что его род­ственники думали, что будут сразу все иметь, и просили Сталина, постоянно с разными просьба­ми обращались. Когда женщины пытались с ним напрямую решать какие-то дела, которые он не должен был решать, он возмущался.

Гроб с телом Надежды Сергеевны стоял в здании ГУМа. Там примерно в центре есть со сторо­ны Красной площади ниша, в ней — лестница на второй этаж. Там дверь, за ней помещение, где и был выставлен гроб. Сталин буквально рыдал. Василий все время висел у него на шее и уговари­вал: «Папа, не плачь, не плачь». Сталин склонял­ся над гробом и рыдал.

Когда гроб вынесли, Сталин шел сразу за катафалком. Катафалк этот мне напоминал пушку, на которой танцевала Любовь Орлова в фильме «Цирк». Потом оркестр, мы шли за оркестром. Процессия шла к Новодевичьему мо­настырю. Весь путь проделали пешком, в том числе и Сталин. У могилы Сталин стоял с одной стороны, мы с Васей — с другой. И между нами никого не было. Поэтому я все хорошо видел. Сталин был убит горем. Взял горсть земли, бросил в могилу. Нам сказали тоже взять землю и бросить. Мы спросили, для чего. Нам ответили, что так надо.