Мой милый Фото… Граф! - Элизабет Харбисон

Интересно, много ли на свете найдется людей которые, если и скажут подобные слова, будут самом деле следовать им.

— А если на палатку набредет какой-нибудь маньяк, как ты сможешь от него убежать, если, будешь завернута в свой спальный мешок, как куколка?

Она от души рассмеялась.

— Если маньяк будет мне угрожать, я убегу никогда меня не догонит, поверь мне. — Она улыбнулась. — Теперь я начинаю понимать тебя лучше. Ты — городской человек. Поэтому, если ты когда-нибудь решишь пойти в поход, бери с собой кого ни будь вроде меня. — Она подняла еще один рюкзак. — Ну что, идем?

Джон стоял неподвижно, тщетно пытаясь придумать аргументы.

— А может, ты остановишься в отеле? Я думал ты хотела сделать именно так.

Она пожала плечами.

— Но ты же сказал, что они все заполнены поскольку сейчас сезон отпусков.

Он всплеснул руками.

— Но ведь стоит попытаться в любом случае

— Джон, — улыбнулась она, но в ее голосе звучали жесткие нотки. — Я надеюсь, ты не думаешь обо мне как о слабой женщине, которая не может позаботиться о себе сама?

Очевидно, он был о ней как раз такого мнения.

— Я же так не говорил. Я не понимаю, почему бы просто не попробовать...

— Не понимаю, чего ты боишься, — ответила она, минуту опустив рюкзак на дорогу. — Подумай, много ли девушек разбивает палатки в Гернси?

— Ну, мало ли, может, я о них ничего не знаю, но не меняет сути.

В этот момент он думал, смогут ли слуги быстро убрать следы его присутствия в Шелдейл-хаусе. Нет, не смогут, слишком мало времени.

Эмма перевесила рюкзак на другое плечо и скрестила руки на груди.

— Не кажется ли тебе, что это смешной разговор? И все же мне нравится твоя галантность.

Нет, это вовсе не смешно. Он найдет пару комнат где-нибудь на Гернси, вот что он сделает. Если только сможет как-нибудь скрыть от Эммы, кем является.

Она посмотрела на часы.

— Поезд отходит через час, не пора ли нам идти?

— Поедешь другим поездом. Потому что нам все равно сначала надо найти тебе комнату.

— Мне уже есть, где остановиться. — Она указала на спальный мешок.

Он подозрительно прищурился.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты упряма до невозможности.

Она гордо подняла подбородок.

— Не часто

ОН не смог сдержать улыбку

— Значит, я первым открыл в тебе это качество.

— Кажется, да. — Она улыбнулась в ответ. — Похоже, об этом качестве из писем не узнаешь.

На мгновение он застыл.

— Есть много вещей, о которых не узнаешь из писем.

— Думаю, ты прав. — Она вздохнула. — Но я полжизни провела, работая на природе. Поэтому не думай, пожалуйста, что я настолько неопытна, чтобы со мной что-нибудь случилось здесь, в Англии.

Он тяжело вздохнул.

— Эмма, пойми, это не Америка, здесь все другое, другой образ жизни.

— Я знаю, но многое мне нравится. Только подумай: здесь полицейские не носят с собой оружие, здесь намного спокойнее. — По всему было видно, что сдаваться она не собирается. — Итак, мы идем?

Она просто не оставила ему шанса. Ему бы не хотелось в вечерних новостях услышать о молодой американке, расположившейся в палатке возле дворца. Поэтому оставалось сделать только одну вещь.

— Ну что же, — сказал он, чувствуя, что она свила вокруг него прочную паутину, — я иду с тобой.

С каждой минутой положение Брайса становилось все серьезнее. Он не мог поверить, что едет на Гернси, в свое собственное поместье, под чужим именем, это шло вразрез со всеми его жизненными правилами. Он же был, в конце концов, благородным человеком. А с единственным человеком который был ему по-настоящему дорог, ему приходилось быть нечестным. Невозможная ситуация. Он был будто во сне. Каждый раз, когда она его называла Джоном, он чувствовал настоящую боль.

— Джон. — Эмма коснулась его руки.

— Да?

Сколько раз она произнесла это имя, прежде чем он понял, что она обращается к нему?

— Прости, я задумался.

Задумался. Вот только о чем?

Она с любопытством посмотрела на него, потом перевернула страницу расписания, которое купила на станции.

— Согласно этому расписанию, если мы сядем на паром до Гернси, это займет больше времени, но зато будет стоить дешевле, чем плыть на пароходе. Что ты думаешь по этому поводу?

— Это слишком медленно, — возразил он, решая про себя, как бы выиграть время, чтоб собраться с мыслями. — Кстати, у тебя нет морской болезни?

Она нахмурилась.

— Ну, Ла-Малш мало похож на открытое море.

— Это как раз и есть море.

Она махнула рукой.

— Да брось ты, такого не может быть. Его можно спокойно переплыть.

— Не многие смогли бы. — Он начинал понимать, что Эмма Лоуренс восхитительно упряма. — Возможна сильная качка. Но если это случится, мы попросим их повернуть назад и тогда попробуем другой путь.

— Вряд ли они повернут из-за нас одних, — Эмма засмеялась. — У тебя, наверное, очень влиятельная должность, если ты считаешь, что моряки послушаются твои команды. Тогда я действительно о тебе мало знаю.

Она была настолько близка к истине, что он даже немного испугался. Что ему было сказать? Как он мог ляпнуть такое?

— Я только имел в виду, что... в том случае, если возникнет какое-либо непредвиденное происшествие... — Нет, это никуда не годилось.

— В любом случае я не думаю, чтобы они это сделали, — сказала она, пожав плечами, и глаза у нее загорелись любопытством. — Но не беспокойся обо мне, думаю, что смогу вынести небольшое плавание по проливу. — Она толкнула его локтем. — Но если ты боишься морской болезни, то лучше нам отправиться другим путем

Он очень хотел, чтобы она пожалела о своих словах. Паром вскоре отправлялся из Пула, поэтому им надо было спешить, чтобы успеть на него.

Она отправилась первая, он — за ней. Ему пришлось вернуться назад в дом Джона, он едва успел покидать нужные вещи в старый чемодан, который нашел в шкафу. Брайс торопился. За какую-то минуту он успел зайти в другую комнату и позвонить домой, чтобы предупредить экономку в Шелдейл-хаусе о том, что он намеревается навестить дом. Он решил было попросить ее снять картины со стен, но потом подумал, что будет легче просто не приглашать Эмму домой, чем объяснять многочисленному персоналу его странную причуду.

Мрачное предчувствие сдавило ему грудь. Правила игры становились с каждым шагом все жестче, следовать им было все труднее. У него складывалось впечатление, что он делает вещи, непонятные ему самому. Словно был связан по рукам и ногам. Но отступать было поздно.

Эмме никогда еще не было так плохо. Небольшой паром энергично раскачивался на огромных волнах, белопенные волны разбивались о борт, грозя проглотить пассажиров, легкий морской ветер продувал насквозь, начиная от дверей каюты и заканчивая открытой палубой.