Имею топор – готов путешествовать! - Евгений Шепельский

По дорожке из плоского желтого кирпича мы поднялись в газебо. Не скрою, наряду с прочими чувствами меня терзало любопытство: о внешности Митризена ходили самые противоречивые слухи, большей частью брехня. Те же, кто видел его воочию, предпочитали держать язык за зубами.

Он сидел на банкетке за круглым мраморным столом, перебирая какие-то бумаги – хрупкий человек со склоненной головой и длинными седыми волосами. Тонкие кисти рук выглядывали из рукавов невзрачного серого халата. Моя Денежка медленно ворошил бумаги восковыми пальцами с длинными острыми ногтями.

Братья замерли перед столом, зажав нас между собой, как двух щенков. Розовый мраморный пол холодил ноги. Олник шмыгал носом и вертелся, будто ему приспичило.

С потолка на цепях свисало несколько вазонов с какой-то пышной растительностью, а рядом с самим Митризеном покачивалась клетка, где обреталась редкостная витриумовская канарейка;[6] она изредка посвистывала на какой-то модный мотив.

Сервировочный столик на колесиках стоял неподалеку: их милость гроза кредиторов только что закончили принимать пищу. Ага, вот почему возница не торопился – пока нас везли, Митризен завтракал. Хотя по тарелкам этого не сказать – блестят, словно их отмыли. В одной сложены какие-то черешки вишневого цвета. Я напряг память и вспомнил: арцелла. Эльфийский лист, которому приписывают разнообразные полезные свойства. Не знаю насчет свойств, ни разу не пробовал это чудо – я не безумец, платить огромные деньги за простой зеленый листик. Огромные потому, что эльфы обоих королевств отказывались продавать его людям, однако контрабанда арцеллы из Витриума каким-то образом все же велась. До блокады лист арцеллы стоил в Хараште два полных золотых реала (неслабо, прямо скажем), а после… После она исчезла с рынка. Однако Митризен, видимо, каким-то образом ухитрялся получать эльфийское чудо, благо, лист арцеллы при должном хранении мог оставаться свежим около месяца. Скуки ради я пересчитал черешки и обомлел: главный по долгам в Хараште накушал на тридцать золотых реалов.

– А-а-а-апчхи-и!

Я незаметно пихнул напарника локтем. "Тут же нет эльфов, ты чего расчихался?"

Тишина. Не поднимая головы, Митризен шелестел бумагами, перекладывал их, сортировал, что-то подчеркивал острым ногтем. Так прошло несколько минут. В конце концов, мне захотелось свернуть эти бумаги трубкой и запихнуть ему в задницу.

– Предупреди вы нас заранее, я бы надел чистую рубашку и побрился.

Не слишком остро, не шибко оригинально, но не говорить же: "Да оторвись ты от бумажек, козел!"?

Движение бумаг по столу замедлилось. Руки Денежки дрогнули, голова поднялась…

– А-а-а-апчхи-и-и! Фатик, это же…

Я испустил протяжный вздох:

– Эльф!!!

Это был, наверное, самый уродливый эльф из всех, существующих в природе. Острый загнутый вверх подбородок и крючковатый нос впечатляли не меньше, чем красная плешь ожога на половину лица. Под трагически изломленными бровями сверкал хрустальной бирюзой единственный зрячий глаз, неестественно большой и слегка выпученный, с острым, как иголка, зрачком. Второй – плоский как блин – затянула мутная пленка: то ли бельмо, то ли последствие ожога. Да, эльфы живут вечно, но не застрахованы от увечий. А бывают увечья, исцелить которые и магия не поможет. Кстати, волосы у него были на самом деле седые.

Я глазел на него, пока он изучал нас в своей замедленной манере (Олник успех дважды чихнуть и один раз высморкаться в огромный клетчатый платок). Наконец Митризен уперся в меня взглядом. Его око напоминало глазок, пробуравленный в другой, чуждый всему живому мир. Дуэль взглядами продолжалась считанные секунды. Мне стало не по себе, мурашки пробежали по телу, и я отвел глаза первым. Этого он и ждал, кивнув удовлетворенно. На бескровных губах появилась легкая улыбка. Уверен, он ломал так каждого, с кем ему доводилось встречаться. Дело тут было не в магии или гипнозе, а… Внутренняя сила и уверенность в себе, понимаете? Он ломал любого, вытаскивая наружу его сомнения и страхи собственной непогрешимостью, и это было неизбежно, как наступление зимы (или лета, если вы не любите холод).

– У гнома аллергия на эльфов, если я не ошибаюсь. – А голос оказался неожиданно мягок. – Не страшно, пусть чихает.

Не страшно?

Я судорожно сглотнул.

– Никак не соберусь с мыслями, – и это он сказал в форме доверительной беседы, с мимолетной улыбкой, обнажившей ровные зубы. – Подумайте вот о чем, – он вдруг сложил ладони домиком, так что острые ногти соприкоснулись со стуком кастаньет. – Наш город в ужасном состоянии. Дороги разбиты, канализация требует капитального ремонта, дома разрушаются. Мэры округов воруют, судьи берут непомерные взятки; одним словом, коррупция процветает. То и дело происходят расовые волнения… Кроубские пираты блокировали морские пути с подачи Фаленора. Вортиген… Знаете такого? – Он спросил это так, словно Вортиген был не диктатором Фаленорской Империи, а мелким воришкой-задристанцем из Ночной Гильдии.

– Лично не знаком, – сказал я.

– Но в Фаленоре бывали?

Допрос? Хм.

– Бывал. Бывал даже в Адварисе.

– Красивая столица…

– Мрачное место.

– Да? – Эльф сделал неопределенный жест ладонью. – Мне показалось иначе… Впрочем, все течет, все меняется… Что, говорят, небо над столицей теперь закрыто облаком пепла?

– Так точно, сэр. Это колдовское облако… Подавитель любой магии, кроме магии смертоносцев Вортигена и скованных чародеев. На улице нужно носить специальную маску, сэр. Пепел все время сыплет с неба. Силы же чародеев питает постоянная гекатомба…

Олник громко чихнул. Митризен вздрогнул и щелкнул пальцами.

– Так бишь о чем я? А, блокада! Оставим, оставим Фаленор его владельцу… Блокада… Северные королевства, лишенные отныне морских торговых путей, и Фрайтор скоро объявят войну хараштийскому Мегасиндикату. Горные эльфы шалят… гм, гм… – Он сделал паузу, во время которой его глаз блуждал где-то в районе моего лба. – Рассуждая метафорически, наш город сейчас напоминает место, куда сливают отходы. Там темно и плохо пахнет. И в это время люди, серьезные бизнесмены, сворачивают свои операции, не имея возможности получить деньги с векселей, потому что другие люди не оплачивают долги! Тогда зачем они занимали? Они же видели, что город последние пять лет неизбежно клонится к упадку? Не понимаю…

Это была преамбула. Амбула прозвучала без промедления – все тем же голосом, гладким, как шелк (забыл добавить – грянуло очередное "А-а-а-апчхи-ии!"):