Ливонское зерцало - Сергей Михайлович Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И настал-таки день, когда гости не появились в узилище. Страж принёс обычную плошку с вонючей баландой и поставил её на солому в углу. Сказал Николаусу с издёвкой:
— Плошечка невелика, а кормит сладко, — но потом как будто пожалел его. — Радуйся, немец, жить будешь. Завтра переводим тебя в острог.
Глава 7
Храни тебя, Николаус, Господь!
ережно и с любовью перелистывая старые книги, разворачивая ветхие свитки, дядя Дементий говорил Николаю о наступивших тяжких временах. Были, говорил, у Руси счастливые времена, когда и народ, и государи могли со спокойной душой почивать у себя в домах; витязи и правители, коих имена хранят веками летописи, русское оружие славя, ходили за моря, за горы, брали города, премного страха на недругов нагоняли и заморскими сокровищами изрядно пополняли казну; да что сокровища!., ворота от богатейших городов привозили домой — своим в назидание и память, чужим во устрашение, отнимали у врага даже голос его — снимали святые колокола. Но давно те времена прошли; ныне враги сплотились кругом — сильные и коварные, многочисленные, завистливые, ревнивые к славе; и счастливых времён как будто более не предвидится... Было когда-то: куда ни придёт русский человек, там поднимаются города; «страной городов» называли иноземцы нашу землю.
— Так и Юрьев, в который ты много раз ходил, был основан пять веков назад русским государем, — подьячий ткнул пальцем в пожелтевший лист. — Вот послушай из летописи: «В тот же год пошёл Ярослав на чудь, и победил их, и поставил город Юрьев». Но два века спустя это стал ливонский Dorpat[21]... А Крёйцбург, стоящий твердыней на Двине! Не русский ли это город?.. Остзейский летописец Генрих[22] называет его Герсике, — дядя Дементий нащупал шёлковую ленту-закладку и раскрыл книгу на нужной странице; однако он даже не посмотрел в летопись, поскольку знал содержание её разве что не наизусть. — И в других немецких книгах про этот город немало сказано. Его называли и Герцик, и Герцике, и Герцихен. В нём было несколько православных церквей, в нём процветала торговля, были мощёные улицы и огромные дома. Со всей округи князь Виссевальд, что означает, конечно же, Всеволод, собирал дань. А потом пришли немцы, и обложили рыцари город со всех сторон. Князь вынужден был подчиниться и стал зависим. Но, кроме Герсике, он долго ещё правил в Антине и в Зеезове, — подьячий закрыл книгу. — Можно и иные летописи полистать. Не найдём ли в Ливонии ещё городов русских?..
Многое из того, что говорил дядя Дементий, многое из деяний ливонской и русской древности Николаю было в диковинку, ибо совсем другие книги доводилось ему читать в Крыпецком монастыре, совсем другие речи от воспитателей слышать. Монахи более трудились над возвышением его духа, речи говорили монастырские, крыпецкие. Дементий же, не касаясь его духа, московские речи вёл и как бы поднимал над ним небосклон, раздвигал видимые дали, прояснял глубины и тем самым делал его зорче.
Потихоньку подьячий делал государево дело, сказочку затейливую придумывал:
— В Радбург, сынок любезный, тебя препроводят наши люди, их тебе в Нейгаузене наберут. А обоз будет настоящий — тот, что весной у немцев «охотники» отбили. Радбургскому барону скажешь, что они полоцкие купцы и что едут они далее — на Феллин. И отпустишь ты их с письмом, кое Николаус наш сегодня со слов моих напишет. Люди эти, от Радбурга отойдя и товар поскорее распродав, повернут на Полоцк, а в Полоцке скажутся людьми радбургского командора, старому Фридриху Смаллаиу отдадут письмо. Про задержку объяснят: будто через речку переправлялись, и ты, Николаус, будто вымок весь и в недуге слёг, долго лежал на мызе[23] чухонской в лихорадке и совсем без сил, а как вылечился, как окреп, так и продолжили путь. Ещё в письме будет написано, что барон Ульрих уговорил тебя в замке погостить и чтобы в Полоцке тебя, Николауса, раньше осени не ждали и не тревожились.
Далее Дементий пальцы загибал, называл вопросы для решенья: хорошенько крепость изучить; нарисовать — что в ней и где; сколько пушек, написать, и как расставлены; сколько рыцарей и ландскнехтов, посчитать, и каковы они, представить, сильны ли, дружны ли, крепка ли у них новая вера, до денег не жадны ли — можно ли их подкупить; где пороховой погреб в замке; где оружейница; указать, не забудь, про слабые места в стенах и башнях; также важно про окрестности замка написать — с какой стороны его было бы взять полегче, где вернее осадные пушки установить, где через ров мостки перебросить.
Не хватало дяде Дементию пальцев...
— Но стократ важнее, любезный сынок, нашим воеводам другое знать — каковы укрепления Феллина. Войско государево не раз проходило мимо его стен, воеводы хорошо знают их высоту. А наши соглядатаи много раз описывали Феллин изнутри, из города. Но никому из них не удавалось проникнуть в сам замок, который ливонцы с гордостью называют неприступным. У тебя к тому будет возможность, ибо повезёшь послание старому Фюрстенбергу... — подьячий достал из кожаной сумки два свитка. — Оба послания верные, самими немцами писанные. А сломленные печати выправим, хватает умельцев на Москве.
— Разведать-то разведаю, дядя. И написать напишу... Но кто у меня будет посылом ходить? С голубем ведь не перешлёшь к тебе в Кремль грамоту.
— Почему с голубем? Почему в Кремль?.. В деревеньке Пылау, что вблизи Радбурга, спросишь Ильмара-бортника. Народу там не много, всякий его знает. Скажешь тому Ильмару тайное словцо, денег дашь на прожитье, не поскупишься, он послание твоё в корчажку положит, мёдом зальёт и тут же в Нейгаузен отвезёт. В Нейгаузене сестра у Ильмара. Если что, если дозор его остановит, ничего
