Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум - Хавьер Субири

Этот канон – не система норм, которыми измерялось бы постижение реального. Понятие канона было введено в философию Эпикуром и возвращено к жизни Кантом. Для всей этой философии канон представляет собой совокупность норм (логических или иного порядка). Канон понимается здесь как система суждений, регулирующих умное измерение реальности. На мой взгляд, это неприемлемо: это означает выдавать предикативное утверждение за самую сущность постижения, что ложно. Канон – не система нормативных суждений, а «единица измерения», как это точно выражает этимология слова; отнюдь не суждение и не система суждений, регулирующих утвердительное измерение. Эта «единица измерения» есть не что иное, как то, что предварительно постигнуто в качестве реального, в присущих ему форме и модусе реальности. В поисках реального мыслящее постижение идет за пределы предварительно постигнутого, опираясь на канон уже постигнутой реальности. Важно повторить это еще раз: канон – не свод суждений, как это было у Эпикура и Канта, но то, что означало это слово в Греции, когда говорили, например, о каноне Поликлета.

На мой взгляд, канон обладает совершенно определенными характеристиками, которые важно подчеркнуть.

Во-первых, канон всегда конкретен; он по самой своей сути обладает характером конкретности. Мы постигаем канон заранее, когда постигаем реальность в поле реальности. А в нем, как я уже сказал, мы постигаем не только то, чем каждая реальная вещь является среди других вещей, но и – быть может, не отдавая себе в этом отчета – что такое вообще быть реальным. Но, разумеется, в реальных полевых вещах мы постигаем, что значит быть реальным именно в них. Другими словами, это – сущностно конкретное постижение. Именно оно и служит каноном реальности. Стало быть, речь идет не о полевом постижении того, что значит быть реальным в абстракции, в самом общем смысле; речь идет о конкретном модусе, сообразно которому реально то, что нами постигается в поле. Канон реальности есть то, что мы уже постигли – внутри поля – в качестве реальности. Такова сущностная характеристика канона. Но у него есть и другие характеристики.

Во-вторых, в действительности канон не имеет определенной формы бытия в качестве канона. Наоборот, есть много разных модусов бытия каноном. Говоря о каноне, мы склонны думать, что формально это конципированная реальность: быть может, реальность конкретная и ограниченная, но всегда конципированная. А это не так. Канон может быть конципированной реальностью, но не обязательно будет ею всегда. В самом деле, он может быть, скажем, мерой эмоции, мерой метафоры, и т. д. Метафора заключается не только в содержании, но также – и прежде всего – подразумевает особый, метафорический модус измерения реального. Формально канон не сводится ни к одной из этих разновидностей; формально он представляет собою меру, каков бы ни был модус измерения.

Но и это еще не все. В-третьих, канон по своей сущности является открытым. По мере того, как мы все глубже понимаем реальные вещи, меняется также измерительный канон реальности. Он меняется в двух смыслах. Прежде всего, канон меняется, потому что постепенно изменяется то, чем конституируется полевая мера реальности. Например, канон, имеющийся после нашего постижения «личностей», – не тот же самый, каким он был, пока мы постигали только «вещи». Измеряющая реальность, в конкретных условиях ее бытия и в рамках определенного модуса измерения, расширяется или сжимается, но в любом случае постепенно изменяется. Однако в такой перемене есть и другой смысл. Так как канон состоит не только в том, чтобы служить конкретной мерой измерения, но и в том, чтобы быть измеряемым, оказывается, что реальные вещи обладают большей или меньшей реальностью по отношению к самой реальности как началу. Поэтому сам канон пребывает открытым не только благодаря реальным вещам, но и благодаря собственному характеру реальности.

В конечном счете, измерение реального в разумном постижении обладает открытым – начинательным и каноническим – характером. Начинательным в том смысле, что речь идет о реальности как о начале. Каноническим в том смысле, что речь идет о реальности как о каноне. Эти два аспекта неотделимы друг от друга: начало служит началом для канона, а канон всегда является каноном сообразно началу. Для простоты я буду называть это «каноническим началом». Первый момент, присущий разуму, состоит в том, что разум есть глубинное постижение. Второй момент – в том, что разум есть каноническое постижение этой глубины. Но есть и третий момент: разум формально и конститутивно является разумом потому, что представляет собой постижение в поиске.

Третий момент. Разум размеренно совершает ход к глубинному постижению. Поэтому он заключает в себе следующий момент: разум есть поиск того, чему предстоит быть постигнутым. Этот момент поиска может быть неправильно истолкован, и возможность ошибки нужно устранить в корне. Ранее я уже затрагивал эту тему. В самом деле, речь идет не о поиске постижения, которым мы еще не обладаем, а об особом модусе постижения: о самом поиске, самом искании как о модусе постижения. Разум формально представляет собой intellectus quaerens, то есть ищущий интеллект. Это само доискивание как модус постижения. Разум – лишь один из модусов постижения, а не постижение как таковое. Формально и структурно разум есть поиск, ибо разум есть постижение реального как реального, которое дает о чем поразмыслить. Постигать, давая о чем поразмыслить, то, что дает о чем поразмыслить: вот самая сущность поиска. Стало быть, формально и структурно разум есть «поиск». Разуму сущностно принадлежит не только момент измерения, но и – с той же существенностью – доискивающийся характер. На это почти никогда не обращали внимания. Каков же формальный способ этого доискивающегося постижения? Приступим к ответу на этот вопрос, выделяя некоторые существенные аспекты умного поиска.

A) Прежде всего, разум динамичен. Это ясно: разум есть ход, и хотя не всякое движение представляет собою ход, всякий ход, однако, есть движение. Поэтому разум имеет формально динамичную структуру, и подчеркнуть это сущностно важно. Разум – это не только начинательно и канонически артикулированная система, вроде доказательства теоремы. Такая система доказательства представляет собой, как мы увидим, результат разума, но не то, чем формально конституируется разум. Разум – это ход, а начало и канон разума служит началом и каноном поиска – поиска реальности в ее глубине. Если бы реальность целиком и полностью схватывалась в первичном постижении, разуму не осталось бы места. Постижение не потому есть ищущий разум, что реальность внутренне артикулирована в форме фундамента, но потому, что эта фундаментальная артикуляция, как могущая быть найденной только в глубине, должна быть артикуляцией искомой. Стало быть, нам недостаточно продвигаться в поле реальности: мы должны совершать ход в глубину, по ту сторону поля. Различие между посюсторонним и потусторонним есть то самое различие, которое превращает динамичный момент в ход разума. Именно этому ходу и принадлежит каноническое начало.

B) Каноническое начало есть начало не всякого, а лишь формально умного хода: это ищущий ход, и каноническое начало есть начало искания. Оно формально является каноническим началом умного поиска. Поэтому такое начало не есть каноническая репрезентация реального. Канон не так измеряет реальное, чтобы не соответствующее мере, представленной каноном, объявлялось бы нереальным. Канон измеряет реальное не как представление, а, напротив, как «направление» поиска. Поэтому может случиться и действительно случается – быть может, в большинстве случаев, – что найденное реальное не таково, каковы реальные вещи поля, постигнутые и представленные в каноне. Однако от этого канон не перестает работать как канон: ведь мыслящее постижение только потому и смогло найти отличные от канона реальности, что направлялось представлением, выраженным в каноне. Канон обладает направлением. Только в поисках «тел» разум сумел постигнуть такое «материальное», которое не «корпускулярно». Разум есть направленность хода. Разумеется, направления не было бы без представления: без постижения тел не было бы направленности поиска по ту сторону поля. Но это представление не есть норма или мера действительно реального; оно есть направление глубинного поиска. Всякий поиск обладает конкретным направлением, которое определяется предварительным представлением. Искать – значит пролагать себе путь в направлении, которое задано уже предъявленным. Разум – не статичная система артикулированных слоев, а система, находящаяся в поиске: направленный разум. Прежде всего, разум – это направление глубинного поиска.

С) Разум как поиск не только обладает направлением, но также – именно поэтому – конститутивно неокончателен: неокончательность есть свойство разума. Разум всегда подвержен возможным «переделкам» канона, которые в силу этого становятся переделками разума. Очевидно, что переделка затрагивает содержание предъявленного в каноне, каков бы ни был характер этого предъявления: оно вовсе не обязательно должно сводиться к зрительному образу. Но все же самое существенное состоит в том, что такая переделка не только преобразует содержание предъявленного реального: она также изменяет само направление позднейшего поиска, позднейшего разума. А это значит, что само направление разума всегда неокончательно. Неокончательность не означает неистинности: это совсем другой вопрос, который я буду рассматривать позже. Неокончательность означает, что, даже будучи истиной, неокончательное есть такая истина, которая в силу своей собственной природы призвана быть если не обязательно отмененной, то, во всяком случае, преодоленной. Характер этого преодоления зависит от обстоятельств. Но преодолеваемое – именно в силу своей преодолеваемой и подлежащей преодолению природы – всегда будет формально неокончательным.