Рыцари круглого стола - Жан Кокто

Саграмур. Мессир, да это всего лишь сон; сейчас, немного поспав, я чувствую себя лучше. Нервы у меня в порядке. Стыдно было бы чего-то бояться в вашем присутствии, и хотя меня огорчает смерть моего сокола, я твержу себе, что он стал жертвой резкого перепада высоты, а шахматы… (Смотрит на них и замечает беспорядок.) Ба!

Ланселот. Этому виной моя неловкость. Я задремал; должно быть, просыпаясь, опрокинул доску и разбудил тебя.

Саграмур. Жалко!.. (Настораживается.) Слышите? Как будто лошадь скачет. Это кто-нибудь из наших. (Кидается к окну и выглядывает.)

Ланселот. Галахад?

Саграмур. На этот раз я не сплю и хотел бы знать, не схожу ли я с ума.

Ланселот. А что?

Саграмур. Взгляните сами.

Ланселот (выглядывает). Королева!

Саграмур. Моя мать на своем арабском коне; скачет во весь опор. Но она не могла бы нас догнать. Ей пришлось бы… Нет! Нет! Это невозможно. Это один из здешних дурацких трюков.

Ланселот. Я склонен тебе поверить.

Саграмур. Моя мать в Камелоте, с отцом и Бландиной, а не носится за нами по дорогам. (Топает ногой.) Эти развалины не одурачат меня. Я отказываюсь верить своим глазам.

Ланселот. Королева! Разве что… разве что нечто важное, до того важное…

Саграмур. Это не она.

Ланселот (у окна). Она, Саграмур. Невероятно, немыслимо, но это она.

Саграмур. Что же могло случиться?

Ланселот. Послушай, дитя мое: сейчас она привязывает своего коня рядом с нашими. Двери укажут ей путь, открываясь перед ней сами собой. Я прошу тебя, пожалуйста, позволь мне встретить твою мать одному. Возможно, она должна сообщить мне что-то секретное. Твое присутствие может стеснить ее. Ты не обидишься?

Саграмур. Ланселот, милый!

Ланселот (обнимает его). Я сбит с толку, ничего не понимаю. Ступай. Ступай скорее. (Ведет его к левой двери, которая открывается сама собой.) Ты сейчас молодцом, погуляй вокруг замка, а понадобится помощь — труби в рог. Твоя мать уже близко. Да поможет нам Бог и да не услышу я о каком-нибудь несчастье.

Саграмур выходит. Дверь закрывается.

Лже-Королева (за сиеной). Эй! Эй! Вот так дом — двери показывают дорогу. Ланселот! Дорогой! Отзовитесь! Где вы там?

Дверь в глубине открывается; появляется Лже-Королева: в глазах лихорадочный блеск, пола платья заткнута за пояс. Высокие сапоги, плетка.

Ланселот (отшатывается). Мадам… Возможно ли? Вы?

Лже-Королева. Ну и лицо у вас (Она произносит «лисо».) Можно подумать, я с луны свалилась. Что тут такого удивительного? Думаете, я привидение? Да, это я, я самая, собственной персоной.

Ланселот. То, что происходит сейчас, настолько перешло границы мыслимого и возможного, что я вправе усомниться в свидетельстве собственных глаз и ушей. Будь вы тенью, свались вы с луны — это было бы для меня меньшим потрясением, чем видеть вас здесь и слышать, как вы подражаете ошибкам Гавейна. Вы говорите: «Это я». Мне трудно этому поверить, при том что усталость и этот замок уже сыграли со мной кое-какие шутки.

Лже-Королева. Какие шутки? Почему Гавейн? Причем тут вообше Гавейн?

Ланселот. Он дурно влиял на вас, я и прежде этого не одобрял; вот сейчас вы произнесли «лисо», что вовсе вам не пристало и наглядно показывает, что вы переняли от него больше того, в чем хотите признаться даже самой себе. И эта эскапада! Нет ли и в этом чего-то от Гавейна?

Лже-Королева. Эй, рыцарь, вы в своем уме? Я всю дорогу мчалась без передышки. Взбегаю по лестнице — и встречаю судью. Бедный племянник! А я-то думала, он вернул себе ваше расположение! Разрешите сказать вам в лицо (подчеркивает каждую букву), что меня удивляет прием, оказанный вами вашей королеве и вашей любовнице. Могу я сесть? (Плюхается в кресло.)

Ланселот. Гиневра… постойте, постойте… что же это такое? Каков смысл этого спектакля, этой манеры выражаться? И всего вашего поведения, которое мне непонятно. Уж не сплю ли я наяву? Это ты? Это правда ты? Или мы игрушки дурного сна?

Лже-Королева. Если б ты меня обнял, вместо того чтоб придираться к моему произношению и требовать объяснений, не дав мне дух перевести, ты бы узнал, по крайней мере, что я не призрак. (Ланселот хочет обнять ее, она его отталкивает.) Стоп, отстань.

Ланселот. Возможно ли!

Лже-Королева. Ты мне что, начальник? Право, мужчины удивительный народ. Встречаешь меня семейной сценой и еще хочешь…

Ланселот (зажмурившись). Помолчи. Умоляю, помолчи. Умоляю тебя помолчать.

Лже-Королева. Я…

Ланселот. По-мол-чи. Ты жертва чего-то ужасного, не знаю чего, что преследует нас и чего я не зря опасался. Я пока еще не знаю причин твоей сумасбродной выходки. Каковы бы они ни были, я ни в чем тебя не упрекну. Слова, которые ты произносишь с тех пор, как переступила порог этой комнаты, слетают с твоих уст, но не исходят из твоей души; они исходят не от тебя. Я ни в чем тебя не виню, ты ни в чем неповинна. Не допускай меня до своих губ, если такова твоя воля, дай мне только руки. (Берет ее за руки.) Вот так, вот так. Я держу твои руки в своих. Я сжимаю твои руки. Я держу в руках часть тебя — теплую, человеческую, настоящую. Я сжимаю твои руки, мои милые твои руки, наши милые твои руки, которые я люблю и чту. И теперь, Гиневра, с этим покончено. Покончено с этим ужасом. Правда, правда, покончено. Пускай весь яд выйдет через мои руки, пусть растает лед, пусть рассеются все кошмары. Ты — моя малютка-королева, моя Гиневра, мать моего сына, самая верная и любящая, самая благородная и нежная. С этим покончено, покончено. Положи голову мне на плечо и расскажи все.

Лже-Королева (вырывается резким движением). Вижу, к чему ты клонишь, Ланселот. Любопытство одолело? Что я тебе, деревенская девчонка, чтоб купиться на твои речи? Расскажи ему все! Как же!., всему свое время. Ты еще, может, пожалеешь, что захотел узнать все. Потерпи немножко. Ты, похоже, забыл, что я женщина, что я проделала такой путь, какой и мужчину вымотал бы, и хорошо еще, что могу говорить и держаться на ногах, а не лежу в обмороке в этом кресле.

Ланселот (преклоняет колени у кресла, закрыв лицо руками). Боже всемогущий, Царица небесная, там, подле Артура и Бландины, маша платком с высокой башни, меня провожала воплощенная любовь и скромность. Что же это за Гиневра, которая, растеряв по дорогам в галопе своего арабского коня любовь и скромность, отталкивает меня и причиняет мне столько мук?

Лже-Королева. Как вы любезны! Ну что, небо вам ответило? Нет. В таком случае за него отвечу я: есть только одна Гиневра, королева Британии. Совершенно верно, она махала платком, стоя между своей дочерью и супругом своим королем. Бывает, что и надоест махать платком. Королева под каким-то предлогом покинула свой пост; вместо того чтоб удалиться к себе, она натянула сапоги, оседлала коня… и упорхнула.

Ланселот (ошеломленный). А Артур? А Бландина?

Лже-Королева. Ищут меня и горюют. Хоп, хоп, хоп! Мой славный конек знает славные дорожки. Как он скакал! Казалось, мир рассекается надвое и он проносится в пролом. Может, ты и прав. Было с чего растерять по дороге шляпу, покрывала, стыд и любовь. Хоп, хоп! как он мчался! Я чуть не приехала первой.

Ланселот. Вы сошли с ума, Гиневра, вы сошли с ума — или я сошел с ума.

Лже-Королева. А кто не сумасшедший, Ланселот? Конечно, я сошла с ума и скоро объясню из-за чего.

Ланселот (стиснув зубы, сжав кулаки). Я хотел бы уснуть, уснуть, уснуть, ничего больше не знать, ничего не слышать. Уснуть, уснуть.

Лже-Королева. Наконец-то слышу что-то разумное! Я гладила ваших коней у ворот; они спали, все в пыли и в мыле. Мой араб куда бодрее. Однако хотя женщины и арабские кони выказывают столь необычайную выносливость, не кажется ли вам, что конь мой, возможно, заслуживает какого-нибудь корма, а я, возможно, до смерти устала, проголодалась и хочу спать?

Ланселот (глухо). В таком случае вы окажетесь жертвой собственного каприза и спросите Саграмура, как ему нравится эта стоянка в полуразрушенном замке. По вкусу вам крысы и гнилая вода? Поскольку наши дорожные припасы кончились, это единственное меню, которое я могу вам предложить.

Лже-Королева. Мужчины, мужчины! Вы только и умеете, что протыкать себе подобных. Во всем остальном ваша беспомощность переходит все границы. Повторяю: я голодна, я хочу пить; не надо мне вашей гнилой воды и крыс.