Рыцари круглого стола - Жан Кокто

Саграмур. Замок Чудес, он же Черный Замок. Он заслуживает как прежнего, так и нынешнего названия. Полагаю, моя мать выбрала это место из какого-то женского суеверия. Странная стоянка! Проведя ночь и день в пути, хотелось бы иного пристанища, чем развалины, кишащие гадами и привидениями. Не знаю, может, я пал духом от усталости и недосыпа, но мне не нравятся эти двери. Так и кажется, что какие-то невидимые слуги открывают их, закрывают и всюду следуют за нами.

Ланселот. Эти двери, должно быть, наследие знаменитого Клингсора, которому принадлежал замок, когда назывался Замком Чудес. Согласен, жить здесь мне бы не хотелось, но заглянуть — почему бы и нет?

Саграмур вздрагивает.

Саграмур. Вы слышали?

Ланселот. Крыса. Просто крыса. Спокойно. Мы здесь одни и прибыли сюда первыми.

Саграмур. Можете считать меня трусом, но мне так хотелось бы, чтобы Белый Доспех скорее отвез цветок и присоединился к нам, чтобы приехали Мерлин с Гавейном и чтоб отряд наш не задерживался здесь.

Ланселот. Никто не собирается задерживаться здесь, Саграмур. Черный Замок не имеет никакого отношения к нашему походу. Это просто место встречи, чтоб собраться на совет и уточнить наши планы.

Саграмур. Все равно! В этих стенах все внушает подозрения. Моей матери стало бы дурно, если б она имела представление о сборном месте, которое нам назначила. Могу спорить, сэр Ланселот, вы втайне разделяете мое мнение, просто делаете хорошую мину при плохой игре.

Ланселот. Я согласен с тобой, Саграмур, в том, что эти развалины — странное место для стоянки и что выбор твоей матери не может не удивлять, но меня до того клонит в сон, что мне все равно, с привидениями или без, лишь бы уснуть.

Саграмур. Уснуть! Вы надеетесь уснуть?

Ланселот. Черт возьми! Привидения, которые учтиво открывают двери, не станут тревожить сон путников. Дай руку; тщательно обследуем эти развалины. Я докажу тебе, что они необитаемы, безопасны, и если какие-то здешние механизмы еще и действуют, их не направляет уже воля прежнего хозяина.

Берет Саграмура за руку и, обходя с ним зал, неожиданно натыкается на стол с шахматами.

Саграмур. Шахматы!

Ланселот. Это что-то новенькое.

Саграмур. И какие шахматы! Мессир, мессир, вы только потрогайте! Никогда не видел таких больших и прекрасных фигур. (Берет с доски одну из королев и показывает Ланселоту.)

Ланселот. Я тоже. Саграмур, поставь королеву, как она стояла, не нарушай игру (подходит ближе), потому что здесь разыгрывается партия, и она в разгаре. Доска чистая. Можно подумать, игра только что прервалась.

Саграмур (заметив чернильницу). Чернильница! С чернилами!

Ланселот. Я ошибался. Пожалуй, развалины-то фальшивые. Если б меня не одолевал сон так, что ни рукой, ни ногой не двинуть, я бы заставил нашего невидимого домохозяина показаться и сразился бы с ним в шахматы.

Саграмур. Мы ведь уже в походе. Я вот думаю, не нарочно ли здесь расставлены эти шахматы, чтоб ввести в соблазн такого страстного шахматиста, как вы. (Крестится.) Не прикасайтесь к ним.

Ланселот. Тебе было бы неприятно, если б я сыграл партию с дьяволом?

Саграмур. Не шутите такими вещами. Или вы не знаете, что дьявол селится в пустых замках, что он игрок и даже, случается, дает себя обыграть?

Ланселот. Успокойся. Обыграть дьявола — это был бы венец любой рыцарской карьеры. Но увы, это все твоя фантазия. Эти шахматы оказались тут самым естественным образом, что и не замедлит выясниться. Возможно, Мерлин с Гавейном прибыли раньше нас и просто вышли прогуляться.

Саграмур. Вы сами себя обманываете. Не вы ли столько раз жаловались, что ребячества Гавейна и буйные забавы, которые он затевает, отвращают моего отца от шахмат? Гавейн их терпеть не может.

Ланселот. Подождем! (Садится на стул перед столом со стороны публики) Разгадка не заставит себя долго ждать. (Подперев щеку рукой, наваливается грудью на стол, как школьник за партой.) Фу! До чего спать хочется. Не понимаю, в жизни все это или во сне. (Застывает.)

Саграмур (идет к креслу). В жизни, мессир, но эта жизнь — сон. Вы скажете, что я веду себя по-детски, но у меня есть оправдание. Вот послушайте историю, которую я не решался вам рассказать — она-то и взволновала меня так, что я до сих пор не оправился. (Устраивается в кресле.) Когда мы завидели замок, и вы поехали вперед на разведку, я отпустил поводья и дремал в седле, с моим соколом Орилусом на левом плече — как вдруг слышу, он говорит: «Саграмур… Саграмур… пусти меня… пусти, Саграмур… и я принесу тебе удивительную весть. Сними с меня колпачок, Саграмур». Я снимаю колпачок, пускаю сокола. Он летит ввысь, ввысь, летит не сворачивая, словно камень из пращи, и прямо к замку. Едва он присел на одно из самых верхних окон, смотрю — расправляет крылья и слетает обратно мне на плечо. Ну что, — говорю, — Орилус, где же твоя весть? Он молчит, я гляжу на него — и что же вижу? Из клюва у него течет кровь, головка никнет, и он падает с моего плеча мертвым. Орилус был моим талисманом, мессир, вот откуда у меня такое отношение к этому замку. (Засыпает.)

Ланселот (просыпается). А? Где я? (Потягивается) Черт, уснул как убитый. До чего глупо. Извини, Саграмур. Мне снился ты: чья-то злая рука в белой перчатке задушила твоего сокола у тебя на плече. Бедный Орилус! у него из клюва текла кровь, кровь, и он падал, падал, падал… и тут я проснулся. (Замечает, что Саграмур уснул.) Уснул!.. Теперь его очередь. (Понизив голос.) Спи, сын мой возлюбленный, спи. Пускай сон унесет тебя подальше от этого проклятого места. (Рассматривает шахматы.) До чего хороши… А что если продолжить партию? (Переставляет одну из фигур. Одна из фигур противника в ответ перемещается сама собой. Ланселот вздрагивает.) Я что, все еще сплю? (Щиплет себя.) Не сплю. Что это за новый фокус? Это не сон, и шахматы играют сами. (Придвигает свой стул.) Отлично. Колдун ты или колдунья, игрок-невидимка, я сыграю с тобой. Да поможет мне легкая кровь. (Делает ход.) Твой ход. (Одна из фигур перемещается, и дальше игра происходит тем же порядком вплоть до окончания партии. Музыка.) Хорошо играет, мошенник… Правда, я тоже играю неплохо, когда захочу (делает ход), а я хочу. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах! (Фигура противника громко стукает по доске.) Вы что же, плохой игрок? А я вот нет… Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах!.. Шах! Шах! Шах! Шах!

Тут все фигуры в беспорядке ссыпаются с доски. Пустой стул опрокидывается, дверь распахивается и захлопывается. От шума просыпается Саграмур. Потягивается, зевает.

Саграмур. А, что? Что такое?

Ланселот (встает, ошеломленный). Привидение-то не любит проигрывать. Призрак, а шахматист никудышный.

Саграмур. Ланселот… это вы? Надо же! Должно быть, я уснул на полуслове. Я вам рассказывал… да, а что же я рассказывал? Господи, ничего не соображаю спросонок. Язык не слушается, все тело затекло. Крепко же я спал! Мне снились вы. Вот так клюешь носом, и сон смешивает действительность и фантасмагорию. Я видел вас за этим столом, вот тут, и вы играли в шахматы вот на этой доске против благородного юноши во всем алом — алая одежда, алая шапочка, алые сапоги; и он был прекрасен собой, так прекрасен, что не сыскать женщины более прекрасной. И вы с каждым ходом брали над ним верх, и каждый раз, как вы говорили «шах», лицо прекрасного игрока искажалось таким бешенством, что делалось почти безобразным, и вдруг он вскочил и ладонью смахнул с доски все фигуры.

Ланселот. Возможно ли…

Саграмур. Все так и было, как я говорю. И он вышел, хлопнув дверью. Но что чуднее всего — когда он смахивал шахматы, я заметил, что на руках у него белые кожаные перчатки, а на правой — кровавое пятно, и во сне, представляете, во сне я знал, каким-то образом знал, что это кровь моего бедного сокола.

Ланселот. И тут ты проснулся…

Саграмур. Я проснулся оттого, что хлопнула дверь; по крайней мере, мне так показалось. Что вы думаете про этот мой сон?

Ланселот (расхаживая взад-вперед). Саграмур… Саграмур… Я думаю… Я думаю, в этом месте становится трудно разобрать, что во сне, а что наяву. Я думаю, что твой прекрасный шахматист похож на дьявола. Я думаю, что наши товарищи запаздывают. Мне хотелось бы, чтоб они поторопились. Мне не нравится, что этот замок так действует тебе на нервы.