Нырнуть без остатка - Катя Саммер

Было больно.

И нет, я не святой. У нас ведь были ссоры и долгие расставания, передышки. Я не один раз уходил в загул, иногда даже имен наутро вспомнить не мог. Но не так. Не накануне свадьбы. Не после того, как мы решили идти по жизни вместе.

Я не порвал с ней сразу, только потому что она умоляла – я поддался, дал время обоим остыть и подумать. Ее оставил в Москве, а сам улетел в Южный – там как раз строили дом, в котором мы планировали жить. Но хватило меня на неделю. Не клеилось. Не брала трубку – после третьего гудка мысли грязные лезли в голову. Понял, что не смогу и не хочу так. У нас будто срок годности вышел.

Когда сказал, что это конец, Лиля много плакала и кричала. Винила во всем меня – мою одержимость спортом, вечные соревнования. Говорила, что уделял ей слишком мало времени, что не любил. Жалко звучало. Я ведь всегда поддерживал ее.

Вытерев ладонью запотевшее зеркало, я смотрю на себя. Мне совсем не нравится то, что вижу. Желудок резко сокращается – даже больно от спазма. Обтираюсь наспех, выхожу из ванной в шортах и влажной футболке, сажусь за накрытый стол в зале. Есть хочу, аж слюни текут. Но Лиля в бешенство приводит нездоровой суетой. Со звоном отбрасываю приборы на стол.

– Остановись, – выдыхаю, когда пытается подсесть ближе. – Слушай, я согласился не портить жизнь тебе и твоей семье. Обещал сделать вид, что между нами все нормально, пока наши отцы не заключат контракт, который вам нужен. На большее я не подписывался.

Теперь ясно, что я крупно просчитался с этим уговором, попался на уловку. Лиля использует каждую возможность, чтобы вернуть все, совершенно не слышит меня. Даже расстояние не помогает.

Толком не притронувшись к еде, ухожу в спальню и закрываю дверь. Не сдерживаюсь и бью раскрытой ладонью в стену. Только потом ложусь в постель, Лиля может и в гостевой переночевать.

Из крепкого сна меня будто вырывает что-то. Темнота слепит, рассудок еще замутнен. На мгновение вижу ярко-голубые глаза, кто-то мелькает, все путается. Но, когда длинные волосы падают на лицо, разбираю шепот. Я хватаю ее за руки и встряхиваю.

– Я в последний раз говорю – остановись! – рычу сквозь зубы хриплым ото сна голосом.

Лиля совсем страх потеряла.

– Я прямо завтра объявлю о разрыве, если продолжишь. Ты не поняла? Еще раз повторю – все кончено.

Не буду врать, что ее слезы не трогают. Я любил Лилю. Долго. Наверное, слишком. Чувств вроде бы и нет больше, но сколько воспоминаний. Именно они заставляют разжать пальцы, позволить ей упасть на грудь и едва ли не задушить меня в объятиях.

– Я так люблю тебя. Никит, я жить без тебя не могу. Прости, умоляю, прости меня, я никогда больше, никогда…

Я верю, наверное. Но проверять не готов. Я не сумел простить, даже не пытался. Как Лиля и не думала признаваться, с кем была.

Жду, пока перестанет биться в истерике и уснет. Тихо выхожу в коридор, затем на балкон. Во дворе довольно светло из-за фонарей. По периметру ходит охранник с собакой, громко завывает ветер. Небо все в звездах. Не такое, как было там, когда с девчонкой сидели.

И почему вспомнил о ней? Может, на контрасте. Из той каждое слово тянул клещами, а Лиля болтает без умолку. Молчать никогда не умела, тем более со мной. Тем более без обид, подозрений и дурацких вопросов.

Мысли естественным образом перетекают в другую плоскость и перед тем, как заснуть в гостевой спальне, я снова думаю, что мой запал на исходе. Пора выложиться по полной и, если ничего не выйдет, сворачиваться.

На следующий день наш вылет сильно задерживают, поэтому мы опаздываем. Пробираемся через главный вход на общих основаниях. Лиля снова не затыкается, все ей не так. Раньше я не замечал или она была другой? Да, собственно, плевать.

Торжество отец, конечно, устраивает с размахом. Повод есть – сегодня двадцать лет со дня основания его строительного холдинга, задвинувшего большую часть конкурентов на юге России. Весь городской бомонд собирается на вечере. И телевизионщики здесь. Но Лиля умудряется выглядеть звездой даже на общем фоне. Идеальная в длинном белом платье. Как всегда. Держит меня уверенно под локоть, поправляет галстук.

Замечаю, что на ней снова кольцо с помолвки.

– Хватит, – произношу резко и отхожу на шаг, как раз когда слышу знакомые возгласы.

– Дорогой, приехали! Мои любимые дети! Никки!

Мама. В груди теплеет от ее улыбки. Я скучал.

Она расцеловывает нас в обе щеки, обменивается любезностями с Лилей. Та извиняется за родителей, которые задерживаются, но уже спешат. Я здороваюсь с отцом крепким рукопожатием.

– Чемпион! – гордо выдает он и хлопает меня по плечу. – Я смотрел трансляцию. Что у тебя случилось на четвертом круге? Ты так и не сказал.

Вижу знакомый блеск азарта в его глазах и неуемное желание контролировать. Ничего не меняется.

– Давай потом, – отвечаю тихо, – я к Севе подойду.

Брат с умным видом отчитывает официантов. Иначе и быть не может, Всеволод Игоревич везде важность любит показать.

– Выдохни, – вместо приветствия говорю я.

Тот поднимает глаза, быстро заканчивает разговор, кивает и в привычной манере сжимает плечо. На этот раз я не сдерживаюсь и тихо шиплю. До сих пор болит. Мой важный старший брат, который ведет бизнес и собирается возглавить совет директоров после отца, все замечает, но по-умному не вмешивается.

Сейчас особенно заметно, как сильно он похож на папу – одно лицо, только моложе. Даже повадки и манера речи одинаковые. Правда, между собой они по-прежнему общаются до невозможного формально. Ни разу не видел, чтобы отец обнимал его.

– Где Виолетта? Как жизнь вообще? – спрашиваю, больше чтобы поддержать разговор.