Белый континент - Татьяна Минасян

Все вместе Скотты вошли в дом и расселись по креслам и диванам в гостиной. Роберт мысленно поморщился, хотя внешне его лицо оставалось невозмутимым: до ланча оставалось еще около получаса, и все это время ему придется сидеть рядом с родными и слушать очередной скучный разговор родителей, время от времени получая разрешение вставить в него реплику. Тоска… А ведь он так рвался домой в первые годы обучения в Фареме, так тосковал по домашнему уюту на "Амфионе"! С таким теплым чувством вспоминал свое детство, когда главной его заботой было не опоздать в школу, куда он ездил верхом на Беппо, своем любимом пони, и избежать наказания за более, чем посредственные оценки! Да и позже это желание вернуться в прежнюю беззаботную жизнь доставляло Роберту немало неприятных минут. Он продолжал учиться, сдавал экзамены, служил на разных судах, мучился морской болезнью и все больше отвыкал от своего родного Аутсленда, куда, впрочем, не забывал регулярно писать, сообщая матери, что у него все хорошо, хотя это и не было правдой. Но не мог же он признаться, что во время плавания ему по-прежнему бывает очень тяжело и нередко не хочется вообще ничего делать — отец, не имевший, в отличие от своих старших братьев, возможности стать моряком из-за слабого здоровья, всегда мечтал, чтобы эту карьеру сделали его сыновья, и Роберт Фолкон не мог не оправдать его надежды. Приходилось терпеть и отгонять от себя мысли о доме…

Все изменилось после знакомства с Маркхемом. Подумав о той встрече, Скотт опять, как всегда бывало в таких случаях, мгновенно забыл, что сидит в гостиной собственного дома с родителями, братом и сестрами, и погрузился в воспоминания. Капитан "Ровера", корабля, на который юного Роберта отправили служить после окончания училища, объявляет о соревнованиях — гонках на шлюпках среди мичманов всех кораблей, входящих в их учебную эскадру, и о том, что Скотт тоже должен будет принять в них участие. Роберт старательно, хоть и без всякого удовольствия, готовится к гонкам, уверенный, что победы ему ни за что не достичь, и мечтающий лишь о том, чтобы прийти к финишу не самым последним. А потом наступает день соревнований, он садится в шлюпку и берется за весла, и внезапно весь окружающий мир, море и плывущие рядом соперники перестают для него существовать — остается только узкая водная "дорожка" впереди, по которой его шлюпка начинает двигаться вперед, все быстрее и быстрее. Роберт сильнее налегает на весла, он уже совсем выбивается из сил и не может понять, когда же, наконец, эта гонка закончится, когда впереди покажется финиш, как вдруг в мир снова возвращаются звуки, а потом и все остальное — с палубы "Ровера" и других кораблей эскадры доносятся радостные крики, и молодой человек вдруг понимает, что обращены они к нему, потому что он только что победил в состязании, оставив всех других мичманов далеко позади. Он с облегчением опускает весла, и, найдя глазами своего капитана, замечает, что тот оживленно что-то говорит стоящему рядом незнакомцу, который внимательно смотрит на победителя гонок…

А потом, во время обеда, куда были приглашены все участники соревнований, Скотт узнал, что этот суровый на вид незнакомец — и есть Клемент Маркхем. Знаменитый путешественник лично поздравил Роберта Фолкона с победой и предположил, что в будущем молодого мичмана наверняка ждет немало гораздо более серьезных успехов. И хотя эти поздравления, безусловно, были подготовлены Маркемом заранее и он сказал бы их любому победителю, Скотт почувствовал, что в его жизни что-то изменилось, произошло что-то неуловимое. Что именно, он и сам толком не мог понять, однако именно с того дня служба на корабле и занятия спортом, хоть и не стали для него более легкими, все же начали доставлять юноше определенное удовольствие. Те поздравления, о которых сам Маркхем, безусловно, уже давно позабыл, помогали Роберту сдавать экзамены и стоять на вахтах, бороться с качкой и наводить порядок на "Амфионе". Правда, потом он заметил, что чем легче ему удавалось переносить тяжелые моменты учебы и работы, тем меньше его тянет домой…

— Кон, ты слышишь? — голос матери вывел Роберта из задумчивости, и воспоминания о гонках и о встрече с Маркхемом тут же рассеялись. Возвращаясь в реальность своей родной гостиной, молодой человек незаметно вздохнул:

— Простите, мама, что вы сказали?

— Сходи, пожалуйста, на кухню, узнай, готов ли ланч, — повторила свою просьбу Ханна, и ее сын с готовностью вскочил с дивана, радуясь возможности хоть на несколько минут покинуть ведущих очередную неинтересную беседу родителей и откровенно скучающих в креслах сестер и Арчи. По этой же причине он, выйдя из гостиной, решил не слишком спешить и дошел до кухни довольно медленным шагом, а перед ведущей в нее дверью и вовсе остановился, выждав еще с полминуты. Однако тянуть время до бесконечности было невозможно, и, в конце концов, Скотт распахнул дверь и шагнул через порог.

— Миссис Хилл! — окликнул он повариху, одновременно оглядывая пустую кухню. — Скажите, пожалуйста, когда… — его голос смолк на середине фразы, и молодой человек, сморщившись, отшатнулся назад, к выходу из кухни — его взгляд натолкнулся на лежавшего на столе только что выпотрошенного цыпленка. Он даже не успел как следует рассмотреть мертвую птицу, но и того, что ему удалось увидеть, было более, чем достаточно: стекающая с разделочной доски на стол красная жидкость, свешивающаяся с нее же птичья головка с затянутыми сизой пленкой глазами, комок чего-то мокрого и блестящего красновато-сизым рядом с цыплячьей тушкой… Роберта передернуло, и он выскочил из кухни в темный коридор, торопливо прикрыв за собой дверь. От счастливого настроения, в котором он пребывал минуту назад, не осталось и следа — его место заполнили отвращение и страх перед окровавленной птицей. Скотт прислонился к стене рядом с дверью, глубоко вздохнул и сердито встряхнул головой: опять он пугается такой ерунды! С этим надо что-то делать, надо успокоиться, снова войти в кухню и дождаться миссис Хилл возле стола с цыпленком, иначе он просто сгорит со стыда! В конце концов, ему уже двадцать три года, он взрослый морской лейтенант, и бояться крови в его положении — позор.

Продолжая морщиться и специально опустив глаза в пол, молодой человек толкнул дверь кухни, но тут в конце коридора послышался торопливый стук каблучков, и к нему подбежала запыхавшаяся Кэтрин.

— Ворчун, ну что? — крикнула она, подбегая к старшему брату. — Что с ланчем? Мы тебя ждали-ждали…

Весь ее вид говорил о том, что девушка тоже безмерно рада была покинуть гостиную и убежать искать брата. Роберт вздохнул с облегчением и повернулся к ней: