КИРПИЧНЫЕ ОСТРОВА - Радий Погодин

Толик поставил кошелку на ступеньку, почесал затылок. «Вот это голова!»

Обход лестниц Толик закончил поздно вечером. Дома разобрал добычу, разложил на кучки; бумагу связал бечевкой, флаконы помыл. Медь сложил в старый, еще детсадовский, мешок из-под калош.

На следующий день Толик отнес бумагу в школу и сразу же после занятий отправился сдавать бутылочки и медь: большие бутылки – в продуктовый магазин, маленькие – в аптеку. Мешок с медью потащил на берег реки. Там стоял ларек утильщика.

Вокруг голубого фанерного домика были навалены рогожные мешки с костями, бумага и тряпье.

Утильщик взвесил медь на ржавых весах и такими ржавыми гирями, будто они пролежали года четыре на свалке. Толик тоскливо подумал, что и деньги утильщик даст ему не иначе как ржавые.

– Полтинник, – кратко определил старик утильщик.

Толик заспорил. Но у старика было такое безразличное лицо и такой скучный голос, что Толику стало даже не по себе. Он забрал деньги и, ругая про себя утильщика старым хрычом и обжималой, побежал домой. В кармане куртки, застегнутом булавкой, были три новеньких рубля и полтинник. Настроение Толика по мере приближения к дому все поднималось. Ему стало совсем весело, когда он вбежал во двор. У поленницы Мишка с Кешкой расправляли здоровенный мешок. Они вытрясли из него щепки, опилки и пошли на лестницу, даже не взглянув на Толика.

«Идите, идите, голубчики… Шиш вам вместо сырья…» Толику очень захотелось посмотреть, какие лица будут у ребят, когда они возвратятся несолоно хлебавши.

Ребята выскочили из парадной буквально через три минуты и прямехонько направились к нему.

– Ты и тут успел? – свирепо спросил Мишка.

Толик сделал наивное лицо.

– Не отопрешься, нам Людмилка сказала. И еще одна тетка…

Толик боялся, что Мишка огреет его сейчас кулаком. Но Мишка только зубами скрипнул.

– Что с тобой, жабой, разговаривать!.. Пошли, Кешка, в соседний дом.

Толик спохватился – чего стоять, надо тоже бежать по соседним домам, там небось тоже бутылочки есть. Он было бросился со двора, но тут его окликнули:

– Слышь, активист!..

Толик обернулся. Неподалеку стоял вчерашний парень в пальто нараспашку.

– Хочешь дублон заработать?

– Какой дублон?..

– Ну, гривенник…

– Хочу, а чего делать надо?

– Сбегай в киоск за папиросами. Скажешь, Владик просит.

Толик взял протянутые парнем деньги и помчался за угол к табачному киоску. Инвалид, торговавший папиросами, сначала ни в какую не давал, но когда Толик сказал, что он от Владика, продавец сунул ему «Беломорканал» и коробок спичек. Обратно Толик бежал на последней скорости. В одной руке он крепко сжимал папиросы, а в другой – сдачу, двадцать семь копеек. Парень взял папиросы, сказал: «Молодчик» – и протянул ему всю сдачу.

– Бери, шкет, уважай мою доброту.

Дома Толик пересчитал сегодняшний доход и осторожно, подправляя пером, запихал рубли, серебро и медь в узкую прорезь копилки.

Каждый день, приготовив уроки, чтобы тетя не делала ему выговоров, Толик брал кошелку и отправлялся в соседние дома за бутылочками и медью. Бумагу Толик по-прежнему носил в школу. О нем даже в классной газете написали. Даже картинку нарисовали. На большой куче бумаги стоит Толик и держит в руке пачку тетрадей. Внизу надпись: «Из бумаги, которую собрал Толик Смирнов, можно сделать тетради для всего класса».

Несколько дней Толик крутился возле газеты; ему было приятно, когда спрашивали: «Где ты столько бумаги берешь?..»

Мишка и Кешка с Толиком не разговаривали. Они его просто не замечали. Лишь один раз за последнее время они повернули головы в его сторону, посмотрели на него. И как посмотрели!.. Он получил от утильщика деньги за дырявый латунный таз, а они, мокрые, перемазанные в ржавчине, выковыривали из льда железную кровать, старую, искореженную, пролежавшую здесь, наверно, с самой блокады.

Толиком в этот день завладела тоска.

В комнате над диваном висела картина, даже не картина, а, как говорил отец, этюд очень знаменитого художника Авилова. На полотне был нарисован конный стрелец. Собственно, и коня-то там целиком не было, только большая свирепая голова, изо рта пена, ноздри раздуты… А стрелец поднес к глазам руку в кожаной рукавице, натянул удила, и все ему нипочем. И лицо у него веселое, открытое, смелое. Папа отдал за нее всю зарплату и долго не решался сказать об этом матери. Он вздыхал и подмигивал Толику: мол, будет нам на орехи.

Мать не ругалась. Повесила картину на самом видном месте, над диваном… Почти месяц ели они одну картошку с постным маслом. Стрелец на картине смеялся, и они смеялись, глядя на него.

Зато тетя Рая прямо возненавидела стрельца.

– Эта мазня меня раздражает, – кривилась она. – Искусство должно успокаивать, ласкать взгляд. Как можно жить, когда у тебя за спиной кто-то скалит рот?..

Толик одно время даже собирался снять картину, чтобы угодить тете. Сейчас он сидел за столом, смотрел на веселого стрельца и думал: «Все от меня отвернулись, все друзья. А что я плохого сделал – на аппарат коплю». Стрелец сдерживал своего сумасшедшего коня, в глазах у него полыхало буйное озорство и насмешка. «Вот если бы я картину снял, от меня бы и родители отвернулись», – подумал Толик. Ему стало еще тоскливее.

Парень, которому Толик бегал за папиросами, часто останавливал его во дворе, спрашивал:

– Ну как, активист?.. Живешь?

Толик почему-то спешил улыбнуться.

– Ага… Живу…

– Ну, живи… Слетай-ка мне за колбасой. Сдача, как водится, за работу.

Толик бегал. Парень давал ему гривенники. А однажды Толик заработал у него сразу рубль. Случилось это просто. Парень, как обычно, с ухмылкой предложил:

– Слушай, активист, слетай к цирку. Там к тебе мужчина подойдет. Вот отдашь ему пакет. Это очень важный пакет, а мне, понимаешь, некогда. На ответственное совещание тороплюсь. Целковый за работу, понял?.. – Парень вытащил из кармана гривенник, протянул его Толику. – Командировочные на дорогу.

– Хорошо, дяденька, я мигом.

– Не зови меня «дяденька»… Мы ведь приятели? Зови просто Владик.

Толик порозовел от удовольствия. Поспешно сунул мягкий пакет под мышку и помчался на остановку трамвая. У цирка Толика одолела тревога. Перед фотовитринами толпилось много народа. Из трамваев то и дело выходили пассажиры. Дворники сгребали грязный снег в кучи. «Кому же отдать?..» Толик растерянно бродил у ярко освещенного подъезда. Вдруг к нему подошел высокий мужчина в серой каракулевой шапке.

– Что Владик велел передать для меня? – спросил он, приветливо улыбаясь.

– Вот этот пакет, – ответил Толик и испугался: вдруг это не тот мужчина! Он покрепче прижал к себе пакет, пробормотал: – А это, может, не вам вовсе?..

– Мне, – засмеялся мужчина. – Ты мне – пакет, я тебе – рублевку. Так ведь?..

– Так, – ответил Толик и покраснел.

Мужчина вытащил из кармана серебряный рубль.

– Сходи в кино, купи себе чего-нибудь вкусного. А сейчас поезжай домой.

Мужчина говорил совсем по-домашнему, словно был родным дядей. Даже в трамвай посадил и помахал рукой на прощание.

– Владику привет передай!..

– Передам, – высунулся с площадки Толик.

«Хороший дяденька, – подумал он, – наверно, артист какой-нибудь».

Владика Толик встретил в подворотне.

– Ах, активист!.. Видишь, как удачно: возвращаюсь с совещания, и ты тут как тут. Передал?..

Толик торопливо закивал головой.

– Ага… Каракулевая шапка… Хороший такой дяденька… И рубль мне дал.

– А как же!.. Труд нужно вознаграждать.

Толик еще несколько раз ездил по поручению Владика в разные районы города. Передавал свертки, записки. Привозил Владику тоже свертки и записки.

Копилка наполнялась быстро. Тетя по-прежнему опускала в нее медяки за хорошие отметки; кроме этого, она стала премировать Толика и за хорошее поведение. Все «молочные» деньги тоже находили себе приют в темном собачьем нутре.

Перед самым Новым годом Владик пригласил Толика к себе. Он заметно нервничал, рылся в шкафу, писал что-то очень поспешно и сердито на столике с гнутыми ножками.

– Хочешь трояк заработать? – спросил он вдруг присевшего на стул Толика. И тут же ответил сам: – Понятно, хочешь… На вот, слетай к тому, в каракулевой шапке. Ясно?.. – Он сунул Толику в руки пакет, завернутый в плотную бумагу, и записку…

– Здесь важные образцы. Одна нога здесь, другая там…

– Я только портфель отнесу.

– Срочно надо… Жми с портфелем. Во весь дух давай! – Владик назвал улицу возле цирка и подтолкнул Толика к двери.

Толик пулей выскочил во двор. В подворотне налетел на Мишку и Кешку, ловко перепрыгнул через подставленную ногу и помчался к трамвайной остановке.

– Утиль побежал сдавать, хапуга!.. – Мишка вдруг сорвался с места. – Отнимем, чтоб не задавался.

Приятели дружно затопали вслед за Толиком.

Толик бежал не оглядываясь и только в сквере заметил погоню. Но было уже поздно. Мишка с налету ткнул Толика кулаком в спину. Сверток мягко упал на асфальт… Кешка поддал его ногой. Бумага лопнула, и на чистом, чуть тронутом влагой снегу распластались четыре дымчатые шкурки. Ребята опешили.