Шепчущие - Джон Коннолли

Ирод недовольно скривился.

– Мне никогда не нравились такого рода эксперименты, – заметил он. – Боюсь, что в большинстве вопросов я пурист.

– Каждому свое, полагаю, – отозвался Уэббер.

– Что верно, то верно. Как скучен был бы мир, будь у всех одинаковые вкусы. И все же трудно не согласиться, что иногда лучше противиться, чем потакать. Не возражаете, если я присяду?

– Прошу вас, – ответил Уэббер с едва уловимой ноткой неудовольствия.

Ирод сел, при этом обратив внимание на разлитое на полу вино и разбитый бокал.

– Надеюсь, это не из-за меня, – заметил он.

– Это я по собственной неловкости. Потом уберу. – Уэббер не хотел занимать руки щеткой и ведром, пока этот тип у него в кухне.

– Судя по всему, я оторвал вас от приготовления ужина. Прошу вас, ради бога, продолжайте. Я вовсе не желаю задерживать вашу трапезу.

– Ничего. – Точно так же Уэббер решил, что лучше будет не поворачиваться спиной к Ироду. – Приготовлю, когда вы уйдете.

Ирод на секунду задумался, словно борясь с желанием ответить на это, но в конце концов сдержался, как кошка, решившая не гнаться за бабочкой и не давить ее. Вместо этого он переключил внимание на бутылку белого бургундского на столе, осторожно повернув ее одним пальцем, чтобы прочесть этикетку.

– А, замечательно, – сказал он, затем повернулся к Уэбберу. – Не угостите стаканчиком?

Он терпеливо ждал, пока Уэббер, не привыкший к тому, чтобы гости высказывали такие требования, достал из кухонного шкафа два бокала и отмерил Ироду порцию при данных обстоятельствах более чем щедрую, затем налил себе. Ирод взял бокал и понюхал. Вытащил из брючного кармана носовой платок, аккуратно сложил его и, приложив к подбородку, сделал глоток уголком рта, чтобы не задеть рану на губе. Немного вина стекло вниз и впиталось в платок.

– Чудесно, благодарю, – сказал он и извиняющимся жестом махнул рукой с платком. – Поневоле привыкаешь частично жертвовать достоинством, чтобы продолжать жить так, как нравится. – Он снова улыбнулся. – Как вы могли догадаться, я не вполне здоров.

– Очень жаль это слышать, – отозвался Уэббер, силясь вложить в свои слова хоть каплю сочувствия.

– Благодарю вас, – сухо ответил Ирод и показал пальцем на свою верхнюю губу: – Меня пожирает рак. Вот это недавнее – некроз тканей, не реагирует на пенициллин и ванкомицин. Удаляли омертвевшую ткань, но всю удалить не получилось. И теперь, видимо, снова надо будет обследоваться. Забавно. Говорят, мой тезка, убийца младенцев, страдал некротизирующим фасцитом паха и гениталий. Божье наказание, можно сказать.

Кого, интересно, ты имеешь в виду, подумал Уэббер, царя или себя? Ирод словно уловил эту мысль, поскольку выражение лица его изменилось, и даже то незначительное добродушие, которое он проявлял до этого, испарилось.

– Пожалуйста, мистер Уэббер, садитесь. Кроме того, можете вытащить револьвер из-за пояса. Вряд ли вам так удобно, а я не вооружен. Я пришел поговорить.

Немного смутившись, Уэббер вытащил оружие, положил его на стол и сел напротив Ирода. Если понадобится, револьвер все еще находится близко. Бокал с вином он держал в левой руке – на всякий случай.

– Итак, к делу, – продолжал Ирод. – Как я уже сказал, я представляю интересы «Фонда Гутелиба». До недавнего времени считалось, что у нас с вами взаимовыгодное сотрудничество: вы находите нам материал, мы платим без возражений и проволочек. Время от времени мы просили действовать от нашего имени, приобретая ту или иную вещь на аукционе, когда предпочитали не афишировать свои интересы. И опять-таки, на мой взгляд, вы получали вполне достойное вознаграждение за потраченное время. Фактически, вам дали возможность приобретать указанные предметы за наши деньги и продавать их нам же с наценкой, превышавшей агентские комиссионные. Я прав? Я не искажаю характер нашей договоренности?

Уэббер молча кивнул.

– Несколько месяцев назад мы попросили вас приобрести для нас гримуар[5] семнадцатого века, из Франции. По описанию, в переплете из телячьей кожи, но мы знаем, то была всего лишь уловка, дабы избежать нежелательного внимания. Текстура кожи человеческой, как нам обоим известно, очень отличается от телячьей. Вещь, мягко говоря, уникальная. Мы предоставили вам всю информацию, необходимую для успешной покупки с преимущественным правом. Мы не хотели, чтоб книга оказалась на аукционе, даже таком специализированном, как было обещано. Но вам впервые не удалось выполнить заказ. Как оказалось, другой покупатель приобрел гримуар до вас. Вы вернули нам деньги и сообщили, что в следующий раз постараетесь лучше. К несчастью, ввиду уникальной природы вещи о «следующем разе» говорить не приходится.

Ирод снова улыбнулся, на этот раз с сожалением, как разочарованный учитель ученику, который не усвоил простое понятие. Атмосфера в кухне изменилась с момента появления в ней Ирода, причем явно. Дело было не только в растущем беспокойстве, которое охватило Уэббера из-за направления, которое принял разговор. Нет, у него возникло ощущение, будто сила тяжести мало-помалу увеличивается, а воздух становится плотнее. Попытавшись поднести к губам бокал, Уэббер был неприятно удивлен его весом. Он чувствовал, что если ему надо будет встать и пойти, это будет равносильно попытке пробраться по грязи или илу. Ирод менял саму сущность окружающего, выпуская из себя стихии, которые изменяли свойства материи атома. Этот умирающий человек, а он, безусловно, умирал, создавал ощущение какой-то плотности вокруг себя, как если бы был не плотью и кровью, но некой неизвестной субстанцией, каким-то зараженным соединением, чужеродной массой.

Уэбберу все же удалось поднести бокал к губам. Вино потекло по подбородку, и ему стало неприятно от того, что получилось как у Ирода. Он вытер струйку рукой.

– Я ничего не мог сделать. Что касается редких находок и находок, связанных с эзотерикой, то здесь есть и всегда будет конкуренция. Их существование трудно сохранить в тайне.

– И все же в случае с гримуаром из Ла-Рошели его существование было тайной, – возразил Ирод. – Фонд тратит немало времени и усилий на установление местонахождения интересующих его предметов, которые были забыты или утеряны, и крайне осторожен при ведении поисков. Гримуар обнаружили после нескольких лет тщательных поисков. Его ошибочно отнесли к восемнадцатому веку, и после длительных проверок по разным источникам мы подтвердили, что это ошибка. Только фонд знал о значимости этого гримуара. Даже его владелец относился к нему просто как к антикварной вещице, возможно ценной, но он не догадывался, насколько важной она может быть для истинного коллекционера. Фонд, в свою очередь, назначил вас действовать от его имени. От вас требовалось лишь удостовериться, что оплата осуществлена, и затем организовать безопасную доставку предмета. За вас сделали всю тяжелую работу.

– Я не совсем понимаю, на что вы намекаете, – сказал Уэббер.

– Я ни на что не намекаю. Я рассказываю вам, как было дело. Вас обуяла жадность. В прошлом вы имели дело с коллекционером Грейдоном Тьюли и знали, что Тьюли питает особую страсть к гримуарам. Вы сообщили ему о существовании гримуара Ла-Рошели. Он, со своей стороны, согласился заплатить вам комиссионные как посреднику и предложил за гримуар на сто тысяч долларов больше, чем выделил фонд. Вы не передали всю эту сумму продавцу, но оставили половину себе вдобавок к комиссионным. Затем вы заплатили субагенту в Брюсселе, поручив ему действовать от вашего имени, и гримуар ушел к Тьюли. Я ничего не упустил?

Уэббер хотел бы возразить, отрицать сказанное Иродом, но не мог. Глупо было надеяться, что обман сойдет ему с рук, но что сделано, то сделано. Тогда казалось, что это вполне возможно и даже разумно. Ему нужны были деньги: бизнес реагировал на экономический спад, и с наличными возникли затруднения. Кроме того, дочь училась на втором курсе медицинского факультета, и плата за обучение буквально разоряла его. Фонд, как и большинство других клиентов, платил хорошо, но недостаточно часто, и Уэбберу какое-то время приходилось туговато. На приобретении гримуара для Тьюли он, после выплаты субагенту в Брюсселе, заработал 120 тысяч долларов. Для него это были большие деньги: их хватило, чтобы сократить долг, частично оплатить следующий год обучения Сьюзен и положить немного в банк – для себя. Поведение Ирода просто возмутительно. Уэббер не работает на «Фонд Гутелиба», его обязательства перед ним минимальны. Да, в деле с продажей гримуара он поступил не совсем благородно, но такое случается сплошь и рядом. К черту Ирода. Уэбберу и так хватит денег на вполне безбедную жизнь, и он на хорошем счету у Тьюли. Если фонд прекратит с ним сотрудничество, что ж, так тому и быть. Ирод ничего не докажет. Если кто-то пожелает навести справки, у Уэббера достаточно фальшивых купчих, чтобы объяснить происхождение небольшого состояния.