Смертельный рейс - Тамоников Александр

– Тихо, тихо! – К Борису подбежала военврач. – Вам лучше не вставать. У вас открытый перелом. Я забинтовала руку и наложила шину, но может начаться воспаление, если вы потревожите рану.

Коган все же сел, придерживая забинтованную руку. Голова сильно кружилась. Стискивая зубы, чтобы не застонать от боли в руке, он кивнул на тела и коротко спросил:

– Кто?

– Генерал и тот военный инженер, что сидел с вами рядом, – грустно ответила женщина. – Еще у троих переломы, но, я думаю, не опасные. Ссадины и ушибы есть почти у всех. Летчики говорят: чудо, что мы не загорелись.

Один из летчиков, увидев, что Борис пришел в себя, бросил топор и, отряхнув руки, подошел к нему. Военврач молча отошла к костру, оставив мужчин наедине. Коган хотел встать, но голова снова закружилась, и он опустился на лапник, на котором лежал. Летчик присел на корточки, покосился на пассажиров у костра и тихо представился:

– Командир экипажа капитан Иноземцев. Я хотел с вами поговорить, товарищ Коган.

– Я вас слушаю, – ответил Борис, поглаживая раненую руку.

– Вы следователь особого отдела НКВД, вам поверят беспрекословно. Хотя и так в салоне самолета было достаточно свидетелей.

– О чем вы, Иноземцев? – хмуро посмотрел на пилота Коган. – При чем тут моя должность?

Борис единственный из всей группы летел в Якутск работать легально. В его кармане лежало соответствующее удостоверение и командировочное предписание. По маршруту перегона был отправлен соответствующей циркуляр, что в штаб 1-й перегонной дивизии прибывает следователь особого отдела НКВД для организации расследования аварийности на линии.

Тошнота и дикая боль в руке мешали сосредоточиться. Какого черта нужно пилоту от него, какие, к лешему, свидетели? Сели, и хорошо. Двое погибли – так это мы еще легко отделались, можно сказать. Могли и все угробиться. На пилотов молиться надо, что так все обошлось.

– Мы обязаны были изменить курс, товарищ Коган, – ответил летчик. – Метеоусловия поменялись. Видимость почти нулевая, а при таких перепадах высот приборы не сразу реагируют и дают неправильные показания. Это вообще предельно сложный маршрут.

– И что? – не понял Борис.

– Приказ генерала Комова – маршрут не изменять. Мы вынуждены были подчиниться. Вы же видели, что мы пытались убедить генерала, но он категорически был против. Нам придется отвечать за разбитую машину и погибших людей.

– В том числе и за погибшего генерала? – догадался Коган и кивнул на тела.

– Да, – кивнул пилот. – Нам теперь вовек без чужой помощи не отмыться.

– Хорошо, капитан, – кивнул Коган. – Помоги-ка мне подняться, к костру подойти. Трясет меня от холода. Я за тебя слово замолвлю. С товарищами поговорю, чтобы подтвердили. Ты сам-то часто летаешь по этому маршруту?

– Часто, товарищ Коган. Весь год вожу по нему грузы и людей. Такого здесь насмотрелся! Не верьте тому, кто скажет, что летчикам здесь легче, чем на фронте.

– Это ты мне потом расскажешь, Иноземцев. А сейчас успокой меня насчет спасения. Шансы у нас есть?

– Рация цела, сообщение об аварийной посадке мы отправили. Координаты места точные. Тут привязка к местности хорошая. Да и до обжитых мест совсем немного осталось. По руслу реки, по распадкам до жилья километров двадцать. Обещали помощь с лошадьми прислать. Погода бы только не испортилась. Она тут независимо от прогнозов меняется несколько раз в сутки. Сибирь, одно слово. Тут знаете, как шутят? У нас, говорят, куда дым, туда и ветер.

Помощь пришла к вечеру. Караван из двенадцати лошадей привели охотники-якуты. С ними пришли десять бойцов конвойного подразделения, которые взяли под охрану разбившийся самолет и летчиков.

Иноземцев посмотрел на Когана, тот ободряюще кивнул ему. Ночь провели в большой палатке, которую установили бойцы. С печкой. Нашлась теплая одежда и медикаменты для раненых. Сержант госбезопасности, командовавший бойцами, проверил документы у всех пассажиров, а Когану шепнул, что им повезло. Обычно самолеты не ищут, даже не пытаются. В тайге при таких авариях не выживают, да и средств на поиски не хватает. Но тут случай особый. До места аварии можно быстро добраться. А еще – есть выжившие.

Коган подумал, что и его документы сыграли в их спасении свою немалую роль.

– Товарищ Коган!

Борис повернулся к двери и увидел вошедшую в палату высокую женщину. На вид ей было лет пятьдесят. Белый накрахмаленный халат сидел на ее фигуре как влитой. Глаза строгие. Не оставалось сомнений, что она в этой больнице самая главная. Хозяйка.

– Здравствуйте. Я заведующая больницей, Артамонова Маргарита Владимировна. Есть у вас претензии, товарищ Коган, пожелания?

– Благодарю вас, Маргарита Владимировна. – Борис склонил голову в уважительном поклоне, порадовавшись, что сегодня утром санитарка Алена побрила его очень удачно, почти без порезов. – Претензий к вашему учреждению нет. Лечат хорошо, кормят тоже, постель чистая. Но мне хотелось бы…

– Вот и хорошо, товарищ Коган! – решительно перебила его заведующая. – Главное, чтобы вы поправились. Если будут пожелания или замечания, прошу обращаться прямо ко мне!

– Есть замечания и пожелания, – тут же ответил Борис. – В больнице явно не хватает мест, а я лежу в отдельной палате. Сюда вполне можно положить еще троих или четверых. Я прошу не относиться ко мне как… как…

Коган не смог сразу подобрать подходящее слово, и Артамонова этим тут же воспользовалась:

– Хочу вас огорчить, товарищ Коган, но никаких личных симпатий или чинопочитания. Я всего лишь выполняю инструкции. Вас мне положено лечить в отдельной палате с определенным набором удобств. Если других пожеланий или замечаний нет, то прошу вас лечь на кровать и соблюдать постельный режим.

– Вы очень строги, – попытался пошутить Борис.

– За ненадлежащее исполнение соответствующих пунктов инструкции я могу получить дисциплинарное взыскание.

После такой трудно произносимой тирады Когану оставалось только беспомощно улыбнуться и развести руками. Точнее, одной рукой, той, что не была в гипсе. Интересно, она меня специально здесь держит по просьбе местного руководства или правда соблюдает букву инструкции? И не возразишь ведь, не придерешься. Ведет себя правильно. Только мне не резон валяться здесь, когда группа ждет! Воспаление сняли, отек прошел, заживление идет нормально. Ну с гипсом похожу, не такое уж это большое неудобство.

Лежа на кровати, Коган размышлял о своих первых шагах, когда удастся наконец выйти из больницы. Честно говоря, были у него мысли и насчет диверсии с крушением их самолета. Не хватало информации для анализа. Нет, нужно подключать Шелестова. Пусть принимает меры и помогает выбраться из этих стен. Можно воспользоваться своим правом, но тогда слух пойдет, что человек из Москвы приехал, права качает. А Когану пока стоило вести себя тише воды ниже травы, вникая во все детали аварийности на маршруте. Он эту аварийность уже на себе прочувствовал.

В дверь вежливо постучали. «Кто бы это?» – удивился Борис. Медицинский персонал не стучал, когда входил. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что не хватает ему сейчас пистолета под подушкой. Чем черт не шутит. Дело государственное, и противодействие может принять такие формы и масштабы, что даже душонка следователя из особого отдела НКВД может оказаться разменной монетой. Впрочем, бывшего, бывшего следователя. Незачем кому-то знать такие подробности…

– Разрешите, товарищ Коган? – Летчик в накинутом поверх гимнастерки белом халате замер у входа с двумя сетками-авоськами в руках.

Лицо капитана было бледным и очень усталым. Глубокая ссадина на скуле почти зажила. Или их сразу было несколько? Но выбрит чисто, и в глазах уверенность. Наверное, был под арестом, и теперь выпустили. Борис сразу высказал свое мнение – летчиков не наказывать. Не было их вины в падении самолета. Наоборот, летчиков наградить надо за спасение пассажиров. Ведь там, в тайге, произошло настоящее чудо!