Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Деллий не знал, что корабельные мастера Клеопатры внесли изменения в ее корабль, успешно прошедший испытания на море. Корабль был триста пятьдесят футов в длину и сорок футов в ширину. Передвинув оба ряда весел в выносные уключины, мастера увеличили пространство нижней палубы. Но фараона нельзя помещать рядом с работниками, поэтому нижнюю палубу занял экипаж корабля в сто пятьдесят человек, большинство из которых испытывали ужас при одной мысли о море.

Старая гостиная на корме была переделана в покои фараона, там размещались просторная спальня, комнаты для Хармиан и Ирас и столовая на двадцать одно ложе. Аркада колонн с капителями в форме лотоса, оставшаяся на месте, переходила перед мачтой в возвышение под крышей из фаянсовой плитки, поддерживаемой четырьмя новыми колоннами. Далее располагалась гостиная, несколько уменьшенная по сравнению с былыми временами, чтобы Сосиген и Ха-эм могли иметь собственные комнаты. И совсем близко к носу находилась хитро спрятанная открытая кухня. Во время плавания по реке еда большей частью готовилась на суше; огонь всегда был опасен для деревянного корабля. Но в море не найти берегов для приготовления пищи.

Клеопатра взяла с собой Хармиан и Ирас, двух светловолосых македонок безупречного происхождения, ее компаньонок с самого раннего детства. Им предстояло выбрать тридцать молодых девушек для сопровождения фараона в Тарс, красивых лицом и с роскошными формами, но при этом не проституток. Плата была десять золотых драхм, целое состояние, но не плата примирила их с неизвестным, а одежда, которую им выдали для того, чтобы они носили ее в Тарсе: тончайшие золотые и серебряные ткани, сверкающая металлическими нитями парча, прозрачный лен всех оттенков радуги, шерсть настолько тонкая, что облегала тело, словно мокрая. В Пелузии, на рынке рабов, были куплены десять симпатичных мальчиков и пятнадцать очень высоких мужчин хорошего телосложения из варварских племен. На рынке мужчины были выставлены в юбках, вышитых на манер павлиньих хвостов, и Клеопатра решила, что павлин станет отличительным признаком «Филопатора». Золота на покупку павлиньих перьев было потрачено столько, что Антоний заплакал бы от зависти.

В первый день мая флот отплыл. «Филопатор» шел впереди под парусом, надменно демонстрируя остальным кораблям свою корму. Только пассаты могли бы помешать им плыть на север, но в это время года пассаты не дули. Свежий юго-восточный бриз наполнял паруса кораблей, облегчая работу гребцов. Никакой шторм не заставлял их укрываться в ближайшей бухте, а лоцман на борту «Филопатора» безошибочно узнавал все мысы по побережью Сирии. У мыса Геркулеса, напротив узкого конца Кипра, он пришел к Клеопатре.

— Царица, у нас есть две возможности, — встав на колени, доложил он.

— Какие, Паламед?

— Можно продолжать следовать вдоль сирийского берега до Розосского мыса, затем пересечь верхнюю часть Исского залива до устьев больших рек Киликии Педии. Но там обязательно встретятся наносные песчаные острова и мели, и мы будем плыть медленно.

— А другая возможность?

— Выйти в открытое море прямо здесь и поплыть на северо-запад — может быть, с этим ветром, — пока мы не достигнем Киликии где-нибудь около устья реки Кидн.

— Какова разница во времени, если мы поплывем морем, Паламед?

— Трудно сказать, царица, но примерно десять дней. Реки Киликии Педии разольются — это дополнительное препятствие, если мы будем держаться берега. Но ты должна понять, что второй вариант опасен. Шторм или перемена ветра могут отнести нас куда-нибудь далеко, от Ливии до Греции.

— Мы рискнем и поплывем морем.

И речные боги Египта, неожиданно для римского Нептуна появившиеся на широких просторах его царства, оказались достаточно сильными, так что флот благополучно доплыл до устья реки Кидн. А возможно, Нептун, римский бог, заключил договор со своими египетскими братьями. Каковы бы ни были причины, на десятый день мая флот собрался у отмели реки Кидн. Разбухший поток не давал подойти к берегу. Гребцам пришлось потрудиться, чтобы заработать свои деньги. Проход был четко обозначен крашеными сваями. Между ними неутомимо трудились баржи, освобождая проход от песка и грязи. У всех кораблей была низкая посадка, особенно у «коротконогого» «Филопатора», построенного для плавания по рекам. Клеопатра приказала флоту плыть впереди нее, чтобы Деллий успел сообщить Антонию, что она прибыла.

Антоний был не в духе, не находил себе места, но все еще оставался трезвым.

— Ну? — нетерпеливо спросил он, глядя на Деллия и показывая на стол, заваленный свитками и бумагами. — Взгляни-ка сюда! И все это или счета, или плохие новости! Тебе удалось? Клеопатра приедет?

— Клеопатра уже здесь, Антоний. Я плыл с ее флотом, сейчас вставшим на якоре в низовьях реки. Двадцать трирем, все военные — боюсь, никакой возможности сторговаться.

Скрипнуло кресло. Антоний встал и прошел к окну. Его движения показали Деллию, какими грациозными могут быть крупные люди.

— Где она? Надеюсь, ты велел начальнику порта пришвартовать ее на лучшее место?

— Да, но на это понадобится некоторое время. Ее корабль по длине равен трем старинным греческим военным галерам, поэтому она не может встать между двумя торговыми кораблями, уже пришвартованными. Начальнику порта придется передвинуть семь кораблей — он не в восторге, но он это сделает. Я говорил от твоего имени.

— Корабль для титана, вот как? Когда я смогу посмотреть его? — мрачно спросил Антоний.

— Завтра утром, через час после рассвета. — Деллий вздохнул. — Она приехала без всяких возражений и с большой помпой. Я думаю, она хочет произвести на тебя впечатление.

— Тогда я постараюсь, чтобы ей это не удалось. Самонадеянная свиноматка!

Вот почему, едва солнце поднялось над деревьями восточнее Тарса, Антоний прогулялся верхом к дальней отмели реки Кидн, закутавшись в темно-коричневый плащ и без сопровождения. Увидеть врага первым — значит получить преимущество; этому его научила армейская служба у Цезаря. «О, какой приятный воздух! Что я делаю в этом разграбленном городе, когда меня ждут походы и битвы? — спросил он себя, зная ответ. — Я все еще здесь, чтобы увидеть, собирается ли царица Египта ответить на мои обвинения. А другая самонадеянная свиноматка, Глафира, начинает изводить меня, используя приемы, которыми восточные женщины владеют в совершенстве: ласки и слезы, приправленные вздохами и нытьем. Не то что Фульвия! Когда она изводит тебя, это грохот, рычание, рев! Она может и оплеуху получить, если ты не против почувствовать, как в ответ пять ногтей, словно грабли, царапают тебе грудь».

А, вот здесь удобное место! Он отъехал в сторону, спешился и направился к плоскому камню высотой в несколько футов над отмелью. Сидя на нем, он хорошо разглядит корабль Клеопатры, плывущий вверх по Кидну к месту швартовки. Антоний находился не далее пятидесяти шагов от речного канала, так близко, что он мог видеть маленькую яркую птичку, свившую гнездо под карнизом пакгауза у причала.

«Филопатор» медленно плыл по реке со скоростью бегущего пешехода, и задолго до того, как он поравнялся с Антонием, у того челюсть отвисла от удивления. На носу корабля он увидел огромную фигуру, окруженную таинственным золотым сиянием. Фигура изображала темнокожего мужчину в белой юбке, вороте и кушаке из золота и драгоценных камней и в огромном красно-белом головном уборе. Его босые ноги скользили по волнам, расходящимся по обе стороны от корабля, правая рука с золотым копьем вздымалась вверх. Фигуры на носу корабля были известны, но не такие массивные и не являвшиеся частью носа. Этот мужчина — какой-нибудь древний царь? — сам был кораблем и нес его за собой, как надутый ветром плащ.

Все казалось золотым. Корабль был покрыт золотом от ватерлинии до макушки мачты, а что не было золотом, то было выкрашено в цвет павлиньих перьев — синий и зеленый — и мерцало нанесенным на все золотым порошком. Крыши строений на палубе были покрыты фаянсовыми плитками синего и зеленого цвета, вдоль всей палубы тянулась аркада колонн с капителями в форме лотоса. Даже весла были золотые! И повсюду сверкали драгоценные камни! Один этот корабль стоил десять тысяч талантов золота!

Ветерок доносил аромат благовоний, звуки лиры и свирели, пение невидимого хора. Красивые девушки в газовых одеждах бросали цветы из золотых корзин, множество красивых мальчиков в юбках павлиньих цветов раскачивались на белоснежных канатах. Наполненный ветром парус, помогающий гребцам справиться с течением, был белее белого, на нем были вышиты сплетенные головы гюрзы и ястреба и еще странный глаз, из которого капала длинная черная слеза.

Павлиньи перья виднелись везде, но больше всего их было вокруг высокого золотого возвышения перед мачтой. На троне сидела женщина, одетая в платье из павлиньих перьев и с такой же красно-белой короной на голове, что у фигуры на носу корабля. На широком золотом воротнике, покрывающем плечи, сверкали драгоценности, такой же широкий пояс стягивал ее талию. К груди царица прижимала перекрещенные пастуший посох и цеп из золота, покрытого ляпис-лазурью. Лицо ее, раскрашенное так, что невозможно было узнать, как она выглядит на самом деле, хранило невозмутимое выражение.