Голубые холмы Синтры - Энн Хампсон

Элинор даже вздрогнула при виде бородатого Мартина Тавиры Нуно Ордонью де Каштру — настолько страшным он показался в своих великолепных одеждах, с узким ртом и свирепыми серыми глазами.

— Интересно, вы были женаты? — вслух пробормотала она… и вздрогнула, услышав голос у себя за спиной:

— Конечно.

Она обернулась, залившись очаровательным румянцем.

— Я говорила сама с собой… — Она сделала легкий жест отчаяния.

Дон Мигел тихо сказал, не обращая внимания на ее слова:

— Мы можем ясно проследить наше происхождение по мужской линии с 987 года. — В его голосе звучала гордость, а линия губ надменно изогнулась.

Он стоял рядом. Такой высокий… Высокий и широкоплечий. У него были очень темные волосы и глубокий взгляд серо-стальных глаз. Он показался Элинор недостижимой звездой. Она даже улыбнулась такому сравнению.

Дон Мигел уже направился к двери, в которую вошла Элинор. Дверь находилась в самом конце длинной узкой комнаты, и Элинор, не отдавая себе отчета, пошла рядом с ним. Иначе бы остановилась и спросила, не возражает ли он находиться в ее обществе. Элинор почувствовала легкую неуверенность и неловкость, когда поняла, что делает. Она попыталась вновь обрести спокойствие и приготовилась сказать несколько слов о каком-нибудь портрете. Но вдруг увидела свободное место и не заметила портрета рядом.

— Оттуда что-нибудь убрали?

Молчание. Та же страшная тишина, которая наступила после того, как она сказала Карлоте о возможной женитьбе графа. Никто из них не говорил ни слова, и Элинор попыталась поймать взгляд графа. Уж лучше б она этого не делала. У нее кровь в жилах застыла от ужаса, когда девушка увидела, что выражение лица дона Мигела — лица, которое она считала невероятно красивым, — стало чуть ли не сатанинским. Его полные аристократические губы скривились, словно из-за неописуемо мучительного и ненавистного воспоминания. Воспоминания, которое возобладало над всем положительным и приятным в его жизни и вернуло в пучину диких инстинктов. Взгляд его серых глаз был страшен — настолько тяжелым и безжалостным он стал. Что в ее словах вызвало такую драматичную перемену? Хотя Элинор ничего не поняла, но все-таки решила извиниться. Только он резко повернулся и, не дав ей сказать ни слова, быстро вышел.

Элинор пронзила дрожь. Она стояла и смотрела на огромный арочный дверной проем, где скрылась высокая фигура. Немного погодя девушка направилась к двери, посматривая по сторонам. И остановилась как вкопанная. Она увидела портрет графа, самый привлекательный и запоминающийся из всех. Красивый, гордый, высокомерный… и все же в его глазах была неожиданная мягкость, что очень странно подействовало на Элинор. Почему-то она пришла в смятение… немного сильнее забилось сердце… Картина надолго приковала к себе ее взгляд. Что-то в ней не отпускало Элинор, как и в день ее первой встречи с доном Мигелом в отеле «Шерборн».

Наконец она отошла, еще раз бросив взгляд на пустое место рядом с портретом графа. Там была какая-то тайна. Но, хотя это интриговало, Элинор запретила себе думать об этом. Семейные тайны ее не касаются. Она присутствует здесь в роли компаньонки и защитницы доны Карлоты и, как служащая, должна помнить о том, что ей следует заниматься только своим делом.

Следующие три недели прошли тихо и мирно. Элинор и Карлота катались верхом на прекрасных лошадях в парке, купались в красивом декоративном пруду с подогревом и ездили в Лиссабон за покупками. Они расставались, только когда дон Мигел принимал гостей, а такое случалось нечасто. Карлота, разумеется, выступала в роли хозяйки дома, а Элинор, как служащая, обедала в маленькой гостиной, которой дон Мигел разрешил ей пользоваться в любое время. Гостиная была элегантной, хотя и не так роскошно обставленной, как остальные помещения дома. Карлота как-то обронила, что комната предназначалась для «любимых» слуг.

— А были и другие любимые слуги? — спросила Элинор, несколько развеселившись.

Поняв, что она сказала, девушка порозовела.

— Мне не следовало называть тебя служанкой, да?

— Но я и есть служанка, Карлота. Расскажи мне об этих других любимых слугах.

Карлота прикусила губу и отвела взгляд. Она явно пыталась не встречаться глазами со своей компаньонкой.

— У нас была… горничная…

— Твоя горничная?

— Да, — ответила она так быстро, что Элинор поняла: девушка лжет. — Да, моя горничная.

Элинор оставила эту тему… но чем больше над ней размышляла, тем больше чувствовала какую-то тайну.

Она смогла в этом убедиться, когда однажды, поднимаясь по лестнице, встретилась с экономкой. Та заговорила по-английски, жалуясь на ревматизм: мол, в таком состоянии ей трудно подниматься по лестнице. В руке экономка держала блокнот в золотом переплете и карандаш.

— Дон Мигел оставил их в салоне. Но они всегда лежали на столике у его кровати, — сказала она Элинор, — ему всегда нравилось держать их там под рукой. Если их там не окажется, он придет в ярость, — драматически закончила она.

Элинор не удержалась от улыбки. Несмотря на внушительность графа, она никак не могла представить, что он придет в ярость из-за такого пустяка, особенно если учесть, что он сам забыл внизу блокнот и карандаш.

— Хотите, я отнесу их наверх? — предложила Элинор, когда женщина с трудом начала подниматься по ступенькам.

— Отнесете сами, мисс Элинор? Я буду вам очень благодарна. — Она отдала Элинор блокнот и карандаш. — Вы знаете, где комната дона Мигела? Конечно, знаете.

В комнату вел арочный дверной проем, отделанный золотом. Толкнув дверь, Элинор почувствовала легкое волнение, хотя точно знала, что графа там нет. Около часа назад, стоя на террасе, они с Карлотой наблюдали, как машина, украшенная серебряным гербом, бесшумно выехала из внутреннего двора. За рулем сидел шофер. Дон Мигел помахал рукой сестре и слегка наклонил голову, прощаясь с Элинор.

Так что бояться нечего. Широко распахнув дверь спальни, Элинор вошла, не испытывая ни малейших колебаний. По плотному мягкому ковру она направилась к столику у кровати. Но вдруг остановилась как вкопанная и оцепенела, поняв, что в соседней комнате кто-то есть. Дверь туда была приоткрыта, и сначала Элинор подумала, что она ведет в туалетную комнату или в ванную. Может быть, дон Мигел вернулся, а они с Карлотой не заметили? Дрожа, девушка огляделась по сторонам. В щелку, где петли соединяли дверь с косяком, она увидела какую-то тень. Элинор запаниковала и, вместо того чтобы выйти в коридор, кинулась за тяжелые бархатные занавески у большого окна.

«Дура! — немедленно обругала она себя. — Дон Мигел уже вернулся, и теперь я в ловушке. Может быть, он сейчас выйдет из комнаты… или, может, решит устроить сиесту! Тогда наверняка сначала разденется! Какую глупость я совершила! Надо было вести себя естественно. Положить на столик блокнот и карандаш, а когда он выйдет, объяснить, что помогаю Ине. Что же теперь делать?..»