Стеклянный город - Елена Федина

— Герцогиня Флора Фурская?

Алонский удивленно поднял на меня глаза.

— Откуда ты знаешь?

Я с трудом скрывал волнение, лицо мое уже давно горело, волосы прилипли ко лбу, а теперь еще и сердце бешено заколотилось.

— Она поила тебя из кубка? Из огромного кубка синего стекла с рубинами?

— Да…

В это время вошли Клавдий и знахарка Эрна, с ног до головы одетая в черное. Мой друг всё еще держал над ней накидку, с которой стекали на пол крупные капли. Я велел им подождать в другой комнате.

— Откуда ты знаешь? — прошептал Амильо.

— Сдается мне, герцог, — ответил я хмуро, — не ты один знаешь про эту вещь. Этот случай мне знаком: человек пьет из кубка, а потом теряет контроль над телом. Над тобой жестоко пошутили, Амильо Алонский.

Мой гость какое-то время не мог осмыслить, что же я ему сказал. Я и сам был потрясен не меньше. Значит, Водемар напоил меня из кубка умышленно? Зачем?! Кому я помешал? И знал ли Водемар, что делает, или слепо выполнял чужую волю?

Сейчас же, немедленно захотелось бежать, выяснять, трясти за грудки, отворять двери пинком ноги, посылать проклятья и кого-нибудь в конце концов убить. Досталось однако только оловянной ложке, которую я согнул.

— Ты хорошо знаешь Флору? — спросил Амильо Алонский.

Почему-то вспомнился теплый летний вечер, смеющиеся губы самоуверенной красавицы и чуть живой монашек с проколотым боком. "Когда сядешь на трон, не забудь об этом!" Кажется, не трон ей был нужен, а кое-что другое!

— Эту женщину нельзя хорошо узнать, — сказал я, — но в том, что она на это способна, я не сомневаюсь.

— Но зачем?! Зачем она хотела, чтобы я отдал Стеклянный Город Мемнону? От этого он не стал для нее доступнее!

— Значит, стал. Ты прослыл трусом и потерял все права на него. Вернуть тебе Стеклянный Город могу только я. А я вовсе не обязан этого делать. Зато я могу быть обязан кому-то другому. Ты меня понял?

Герцог посмотрел на меня как на обреченного.

— Ты? Обязан этой женщине?!

— Это она так считает, — усмехнулся я, — она глубоко уверена в этом.

— А что ты сам об этом думаешь?

— Я думаю прежде всего о Лесовии, — сказал я, — кто-то должен о ней думать, пока вы все гоняетесь за чудесами! Раньше следующего лета я туда не пойду. Ты можешь остаться у меня, герцог. Я дам тебе отряд, небольшой на первое время. Освободим Тарль и Тифон, а к лету повернем на Алонс. Только так.

— Будет поздно! — простонал он.

Соблазн был велик, я и сам зажмурился: сосны, белый песок, дети, ясные голубые глаза Марты… Но даже это не стоило жизней живых людей и их судеб. И ни одна стекляшка не стоила.

— Нет.

Он ударил кулаком по столу. Задрожали тарелки.

— Но ты можешь присоединиться к Лаэрту Тиманскому, — сказал я, — ты не того просишь, Амильо.

— Что?..

— Завтра утром, если он не передумает, то выступит как раз туда, куда тебе нужно.

— Лаэрт Тиманский?! И ты это допустишь?!

— Я ему — не указ. Извини, что не сказал сразу, — добавил я, — очень хотелось понять, почему он туда так рвется. Оказывается ему нужно ни много, ни мало — всемогущество!

— Оно ему не нужно, — покачал головой Амильо, — он в этом ни черта не понимает! Что он видел в своем глухом Тимане? Не нужны ему ни мастера, ни секреты…

— А чего же ему тогда нужно?

— Мою жену!

— Твою жену?

— Конечно! И у меня нет другой цели, как ее освободить. Всё остальное я предложил тебе, всё, что я мог. Я хочу спасти ее, Бриан! Любой ценой!

— Тогда не переживай. Лаэрт ее спасет и, может даже, не тронет. Всё будет зависеть от нее.

Амильо посмотрел на меня так выразительно, что я без слов понял: Лаэрт Тиманский скорее расстанется с жизнью, чем с прекрасной женой герцога Алонского. Оставалось только догадываться, до чего хороша была эта синеокая красавица из страны Озер, которую, увы, мне увидеть не удалось.

— Дорогая женщина, — заметил я, — из-за нее я теряю чуть ли не половину армии! Надеюсь, впрочем, что к утру он проспится, протрезвеет и передумает. С ним это бывает.

Алонский хмуро молчал. Я ничем не мог помочь ему, хоть и видел в нем товарища по несчастью. Я не мог пойти на Стеклянный Город по двум причинам: потому что Тарль и Тифон были гораздо важнее сейчас для Лесовии, и потому что в этом городе слишком хорошо знали Батисто Тапиа, актера, сумасброда и пьяницу.

""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""

""""""""""""""""""""""""""""""""8

Женщина, которая взялась лечить меня, была немолодая, со страшными черными глазами. Она глядела словно с того света. Суровое иконописное лицо было обрублено с трех сторон черным платком, как у святой Гертруды.

Иногда я видел ее в лагере. Она проходила мимо, мрачно зыркая провалами темных глаз, сама как ворон на пепелище, и на душе становилось зябко. Я невольно провожал ее взглядом, словно чувствуя, что когда-нибудь судьба нас столкнет. Вот и встретились.

Она поила меня горьким отваром, сидела на краю кровати и держала ладонь на моем раскаленном лбу. И боль куда-то уходила, пряталась, отпускала. К утру я чувствовал себя бодрее, чем когда-либо.

Весь ее демонический облик и особенно ее руки не могли не вызвать у меня подозрений. Я еще помнил наш разговор с Амильо. Когда она поправляла мне подушки, я поймал ее руку и внимательно рассмотрел ладонь. Ладонь оказалась обыкновенной: маленькой и слегка шершавой.

— Эрна, ты правда ведьма?

— Нет, Бриан.

— Но почему у тебя такие руки?

— Всему можно научиться, если слушать природу.

Серый рассвет уже заглядывал в окна. Впереди был еще один длинный и тяжелый день, он уже начинался криками за окном, стуком копыт, бряцаньем оружия. Всё это надоело смертельно, в войну я уже наигрался, потому что это было — не мое. Хотелось натянуть на голову одеяло и забиться в щель. Видимо, я посмотрел на Эрну с такой выразительной тоской, что она как ребенка погладила меня по щеке и сказала очень мягко:

— Ты просто устал, Бриан. Даже великие устают.

Я закрыл глаза, чтоб забыться еще хоть на минуту. От ее руки шла теплая усыпляющая волна.

— У тебя всё будет хорошо, — говорила она тихо, — боги любят тебя, Бриан, ты непобедимый, ты самый сильный, самый умный, самый красивый…

Мне сладко после этого спалось, как ребенку, которого приласкала мамочка. Вокруг меня в избытке ходили силачи, мудрецы и красавцы, но мне было приятно, что сказала она это мне. Артисту всегда приятна похвала!

Когда я проснулся, было уже совсем светло. Я был здоров как бык, голова ясная, тело легкое и упругое, а сердце свободное и радостное, как в том далеком мире на сосновом берегу.