Готы - Вольфганг Викторович Акунов

После победы сил антигитлеровской коалиции над гитлеровской Германией в ходе Второй мировой войны польские археологи занялись изучением найденного при раскопках древних захоронений между современными Варшавой и Сандомиром. Родство и сходство этих археологических находок, свойственные им общие черты, установленные аналогии, позволили классифицировать их с большей или меньшей степенью точности. И отнести их к нескольким, достаточно расплывчато очерченным, группам. Например, к доримской пшеворской культуре железного века. Локализованной на территории Южной и Центральной Польши и характеризующейся сходством захоронений, погребальной утвари, керамики и т. д. Область распространения пшеворской археологической культуры, согласно древнеримским источникам, населяли упомянутые выше лугии. Польские ученые ассоциируют ее с венедской и считают праславянской. А почти все немецкие ученые — германской. Хотя при этом и расходятся во мнении, какие именно германцы были, по преимуществу, ее носителями — готы, вандалы, силинги (которых иные историки, впрочем, считают частью вандалов) или же более мелкие германские племена гарниев, гелизиев, манимов и наганарвалов.

Еще теснее была связана с готами, судя по всему, т. н. мазовецкая группа (названная так по месту соответствующих археологических находок, сделанных на территории современной польской области Мазовии). Даже наиболее скептически настроенный на этот счет Рольф Гахман писал: «Кроме того, может считаться чрезвычайно вероятным — практически несомненным — что материковые готы идентичны мазовецкой группе… Карты распространения мазовецкой группы, заселения Вестергётланда (Южной Швеции), а также (острова — В.А.) Готланда … свидетельствуют о росте числа поселений и расширении заселенного пространства в Скандинавии, равно как и об уплотнении зоны поселений в Мазовии и Мазурах. В культурном отношении между всеми названными областями существуют черты большего или меньшего сходства, наряду с многочисленными различиями… Мазовецкая группа, несомненно, имеет более тесные культурные связи с юго-западом и югом, т. е. с зоной прочих групп пшеворской культуры, чем с Севером».

С ростом числа поселений дело обстоит следующим образом. Если народ плодится и размножается, или же если его численность возрастает вследствие притока новых мигрантов, то растет и число свидетельств существовавших в прошлом поселений этого народа. Если численность готского населения на территории нынешней Южной Швеции возросла настолько, что стало необходимым его разделение с целью частичного переселения, это должно было проявиться как в числе и плотности мест прежних поселений, так и в увеличении числа остатков новых поселений в местах переселения.

А поскольку народы даже в процессе миграции склонны придерживаться своих исконных традиций, артефакты, найденные на протяжении всего миграционного пути должны отличаться определенными чертами сходства. Хотя и смешанными с чужеродными элементами. Характерными для покоряемого или ассимилируемого готскими переселенцами автохтонного населения осваиваемых готами новых областей. Все это, конечно, очень сложно. Но вместе с тем и очень интересно. В данном вопросе исследователи должны стремиться быть предельно точными и проявлять немалое усердие. Чего требует сам уровень поставленной задачи. Чтобы точно проследить за увеличением числа мест поселений, необходимо изучить их в очень большом количестве. Мало того! Исследователям необходимо быть совершенно уверенными в том, что они полностью исследовали сравниваемые ими территории. Поневоле задаешься следующим вопросом. Известно ли уважаемым археологам, усердно занимающимися раскопками готских (и не только готских) древностей на острове Готланд, в Южной Швеции, Мазурах, Мазовии и в дельте Вислы, пробиваясь сквозь местами твердый, а местами — мягкий грунт, изречение Иоганна Готфрида Гердера. Человека, родившегося, между прочим, в восточно-прусском Морунгене, в тех самых местах, где до него, когда-то, жили готы, прибывшие на материк из «Скатинавии»:

«Не по поверхности твоей земли ты ходишь, бедный человек, но по крыше дома твоего, который лишь вследствие наводнений смог стать тем, что он есть сегодня».

Через сухопутный океан

В 1827 г., в правление императора и самодержца всероссийского Николая I Незабвенного, житель крымского города Симферополя остановил свой экипаж рядом с запряженной волами повозкой, нагруженной странными плоскими камнями. На поверхности этих каменных плит были довольно ясно различимы рисунки или рельефы. За пару копеек возчик уступил ему две самые красивые плиты. На одной из них красовалось рельефное изображение всадника. На другой — несколько строчек надписи на греческом языке.

Вскоре этот житель Симферополя, человек образованный и любознательный, живо интересующийся историей губернского города, в котором жил, рассказал о своем случайном приобретении археологу Ивану Павловичу Бларамбергу. Бларамберг был директором Одесского музея и Керченского музея древностей. Симферополь (греч. «город общего блага»), всего несколькими десятилетиями ранее именовавшийся Ак-Мечетью (от крымско-татарского Акъмесджит, т. е. «Белая мечеть») был сравнительно недавно, в 1784 г., присоединен к Российской империи. Поэтому у Бларамберга еще «руки не дошли» до изучения руин многократно разрушавшегося и снова восстанавливавшегося города. Но, рассмотрев найденные в развалинах древнего городища плиты с всадником и греческой надписью, он распорядился провести пробные раскопки в руинах под Симферополем, близ деревушки Керменчик, на невысоком платообразном возвышении под звучным названием «Петровские скалы» (еще не зная, что там в античную эпоху располагался Неаполь Скифский — столица Скифского царства в Тавриде). В ходе раскопок Бларамберг, наряду с большим количеством греческих надписей, нашел обломки известнякового рельефа, изображавшего парный портрет зрелого мужа и юноши. Бларамберг сразу узнал этого зрелого мужа, чей профиль был знаком ему по многочисленным древним монетам. Это был ни кто иной, как царь скифов Скилур, известный всем нумизматам по ценным бронзовым монетам, отчеканенным в причерноморской греческой колонии Ольвии (вероятно, зависимой от скифского царя). В 130–114/13 гг. до Р.Х. царь Тавроскифии Скилур (известный нам из сочинений античных ученых Плутарха, Страбона и археологических раскопок), правил обширными территориями от северного побережья Евксинского понта с Таврическим полуостровом до устья Борисфена-Данапр(ис)а-Днепра. А юноша, изображенный рядом с ним на мраморной плите, мог быть Палаком, одним из сыновей скифского царя, столь же отважным воином, что и его отец. Палаку было суждено стать преемником Скилура, воевать с греческой колонией Херсон(ес)ом Таврическим (Корсунью древнерусских летописей — местом крещения в православную веру киевского князя Владимира Святославича, традиционно считающегося потомком норманна Рюрика, но, вероятнее всего, происходившего как по отцовской, так и по материнской линии из готского царского рода Амалов, о чем будет подробно рассказано далее) и погибнуть в войне с Митридатом VI Евпатором. Могущественным властелином эллинистического Понтийского царства и многолетним соперником Рима. Возводившим свое происхождение к древним персидским «царям царей» из рода Ахеменидов и одновременно — к великому завоевателю Александру Македонскому, потомку героя Троянской войны Ахилл(ес)а (почитаемого как Понтарх — покровитель плавателей по Евксинскому понту и Меотийскому озеру, именуемому ныне Азовским морем), сменившему Ахеменидов на престоле царей древней Персии и всей Азии.

Цари скифов