Любовник роз - Ярослава Лазарева

Идрис молчал. Его лицо выглядело непроницаемо каменным, только раскосые глаза блестели в свете фонарей. Но Виктор замечал, что он иногда поглядывает на него с немым вопросом в глазах. Ловец не обязан был сообщать своему высшему заранее о решении. Он мог сказать об этом только на Совете.

– А мы куда сейчас? – нарочито равнодушно спросил Виктор, когда они вышли на остановке из вапоретто.

– В Сан-Поло, – сообщил Идрис. – Здесь недалеко.

– А там что? – не унимался Виктор.

– Фрари, – коротко ответил тот.

– Что это? – уточнил Виктор.

Он отчего-то начал волноваться, даже ладони вспотели, а пальцы противно подрагивали. Виктор засунул руки в карманы короткого плаща и несколько раз сжал кулаки, чтобы физическим усилием снять эмоциональное напряжение.

– Собор Санта-Мария Глориоза деи Фрари, – после паузы пояснил Идрис. – А попросту Фрари. Ты нервничаешь, мне это передается. Неужели решение все еще не принято?

Виктор сжался и промолчал.

Они углубились в узкий переулок, стены домов возвышались и давили, слабый свет фонарей слегка золотил вымощенную щербатыми плитами дорогу. Сырой воздух казался серовато-дымным, пахло какой-то плесенью и помоями. Раздался мерзкий громкий визг, два кота выскочили на середину переулка и, подняв хвосты и выгнув спины, начали шипеть друг на друга.

– Diavolo! – раздался крик, хлопок в ладоши и смех.

Коты мгновенно исчезли, в переулке показалась девушка. Ее пушистые растрепанные кудри окружали темным ореолом смеющееся личико, глаза сияли, как звездочки, энергия молодости, счастья, любви так и плескалась из всего ее существа. Темноволосый юноша вышел вслед за ней, он что-то быстро говорил, темпераментно размахивая руками.

– Даже банальная драка двух котов может вызвать такой приступ веселья! – заметил Идрис и скривился в усмешке. – Что значит любовь! Она реально меняет психику, и люди глупеют на какое-то время.

Парочка, не обращая на них внимания, начала страстно целоваться. Ловцы обошли их и углубились в переулок. Но Виктор зачем-то оглянулся. Картинка взбудоражила воображение. Прильнувшие друг к другу юные гибкие тела, слившиеся губы, спутавшиеся растрепавшиеся кудри, обхватившие талии руки, сжимающие все крепче, – это было будто одно существо, полное любви и страсти, окутанное живой искрящейся энергией на фоне древнего умирающего города, пропахшего сыростью и заросшего плесенью.

– Ты хочешь любви, – сделал вывод Идрис, пристально глядя на спутника.

Виктор поспешил вперед. Но высший схватил его за локоть и развернул к себе. Его глаза горели, их светло-коричневая радужка казалась медовой и будто подсвеченной золотом солнца изнутри. Виктор замер, он все еще был раздражен, взбудоражен и никак не мог войти в состояние гармонии с миром и внутреннего спокойствия.

– Не хочу! – все же ответил он.

– Тогда что тебя так волнует сегодня? Помимо, конечно, предстоящего Совета…

– Я совершил проступок, – после паузы ответил Виктор, – я погулял в своем прошлом, оказался на том мосту… в своем родном городе…

– Я так и подумал! – сухо произнес Идрис. – Сколько вам говорим, да толку ноль! И чем дольше служба Ордену, тем все более непослушными вы становитесь! Было больно?

– Еще бы! – хмуро сказал Виктор и пошел вперед.

– Нельзя нарушать правила, – пробормотал Идрис, – для вашей же пользы они разработаны и соблюдаются веками. Все не просто так! Зачем раскачивать свою психику и этим ослаблять себя!

Они прошли до конца переулка и завернули за высокое здание. Мрачная на вид готическая церковь возвышалась темным строгим силуэтом на высветленном фонарями ночном небе. Часть ее отражалась в воде узкого канала.

– Фрари, – сообщил Идрис.

– Мы на месте? – уточнил Виктор, глядя на темный силуэт с четкими вытянутыми крестами.

– В Венеции мы базируемся именно здесь, – ответил Идрис. – Собор принадлежит францисканскому ордену.

– Вот как! – удивился Виктор, обозревая громаду храма. – Насколько я помню, это нищенствующий монашеский орден, основан Франциском Ассизским с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему. Их еще называют минориты, то есть меньшие братья.

– Верно! – с улыбкой ответил высший. – Я доволен, что ты не прекращаешь учебу.

– Такой монументальный храм явно говорит о богатстве Ордена, – тихо заметил Виктор. – Даже захотелось побеседовать с самим Франциском, узнать, как он на все это смотрит! – после паузы добавил он и усмехнулся.

– Дело твое! – пожал плечами Идрис. – Подобные беседы не возбраняются правилами и гулять в прошлом с такими целями разрешается. Но хочу ответить на твой вопрос, почему именно Фрари? Тебя ведь это интересует?

– А мысли читать запрещено, – подколол Виктор. – Хотя я уверен, что все высшие копаются в мозгах подчиненных, хотя никогда в этом не сознаются…

– Измени настроение! – посоветовал тот. – Так вот, отвечаю на твой невысказанный вопрос. Существует Третий орден францисканцев, так называемые терциарии. К ним принадлежал Данте Алигьери. И он был из наших. Поэтому ловцам оказана честь пользоваться собором для Советов.

– Великий Данте! – восхитился Виктор. – А я и не знал!

– Думаю, все уже в сборе. Вон мостик через канал, он ведет прямо ко входу, – сказал Идрис и быстро двинулся вдоль воды.

Они перешли на другую сторону, но высший не направился к главному входу, а обогнул здание справа. Виктор молча следовал за ним. Он внутренне собрался. Он уже принял решение, но сейчас хотел до конца избавиться от малейших сомнений, чтобы они не мешали ему на Совете.

Они прошли почти до конца стены собора и оказались возле низкой металлической двери. Идрис стукнул кольцом ручки три раза, вход тут же открылся, словно их ждали. Монах в коричневой рясе с надвинутым на лицо капюшоном низко поклонился и пропустил гостей. Затем взял со стены факел и начал спускаться по узкой крутой лестнице. Через пять ступеней он скрылся в темноте прохода, а перед ловцами откуда ни возьмись появилась обнаженная девушка. Ее пышное, соблазнительных форм тело сияло, длинные рыжие кудрявые волосы разметались по округлым плечам, зеленые глаза искрились весельем, пухлые алые губы морщились от едва сдерживаемой улыбки, упругая грудь вздымалась, красные соски были крупными и неестественно яркими, словно подкрашенные помадой. Тело источало аромат, от которого у мужчин закружилась голова. Виктор замер, глядя на девушку, она улыбнулась ему, затем перевела взгляд на Идриса и облизала кончиком языка и без того влажные губы. Идрис расхохотался ей в лицо и пробормотал, что древние обряды давно себя изжили.

– Это прилипала? – шепотом предположил Виктор. – Но как она могла сюда попасть?

– Нет, не прилипала! – ответил высший. – Это… просто девушка.

– И что она хочет?

– Тебя! – ответил он. – Пойдешь с ней наружу? Она хороша и чувственна!

– Я что, по-твоему, неконтролирующий себя самец?! – искренне возмутился Виктор.

Девушка обогнула высшего и встала на одну ступень с Виктором. Она распахнула его плащ, прижалась к тонкой ткани рубашки обнаженной грудью и начала тереться. Ее веки отяжелели, губы приоткрылись, дыхание участилось. Ее рука скользнула вниз… Виктор оцепенел, но почти мгновенно справился с приступом физического влечения и оттолкнул девушку.

– Как-нибудь в другой раз, – вежливо произнес он и обошел ее, спустившись на ступень к Идрису, молча наблюдавшему за этой сценой.

И тут же оглянулся. Девушка будто испарилась.

– Что за ерунда? – сухо спросил он.

– Это так называемая блудница, – с улыбкой пояснил Идрис. – Орден соблюдает древние обычаи перед тем, как ловец приходит на Совет. Но я всегда считал, что это изжило себя, однако блудница появляется перед каждым, хотя выглядит все это формально.

– Ну не скажи! – с натянутой улыбкой ответил Виктор. – Плоть волнует… все еще чувствую определенное неудобство… А если бы я поддался искушению и решил позабавиться немного с красоткой прямо сейчас? Пара минут – и я бы предстал перед Советом физически удовлетворенный.

– А такое возможно? – удивился Идрис.

– Со мной нет, но мало ли! Кто другой воспользовался бы.

– И этот другой отправился бы восвояси, даже не дойдя до зала Совета, – уверенно ответил Идрис. – Если ловец настолько не в силах совладать с желаниями, то он не готов продолжать сотрудничество с Орденом и его исключат безоговорочно, – монотонно добавил он, словно читал один из пунктов Устава.

– Глупо… – начал Виктор и осекся.

Грузную фигуру Идриса заслонила полупрозрачная женщина.

– Здравствуй, сыночек, – прошелестел голос.

– Мама, – растерянно сказал Виктор и ощутил приступ невыносимой боли.

Призрак начал словно бы материализоваться, прозрачность исчезала, черты лица проступали все четче. И вот на одной ступени с Виктором стоит женщина, реальная на вид и живая. Голубые глаза блестят, розовые губы улыбаются.