Удар молнии - Эд Макбейн

Он тяжело вздохнул.

— Нашел что-нибудь? — спросил Хейз. Он рылся в мусорной корзине рядом со столом, изучая обрывки смятой бумаги.

— Нет, нет, — откликнулся Карелла.

Содержимое корзины составляли в основном рукописные заметки к работе, над которой работала Марсия, список бакалейных товаров, неоконченное письмо, начинавшееся словами: «Дорогие мамочка и папа, мне очень стыдно снова просить у вас денег...» Далее следовал столбик цифр, который Марсия перечеркнула и начала новый, явно стараясь как можно точнее представить свои расходы. Наконец, в корзине валялась визитка магазина, где продавалась пицца. Все.

Они прошли в ванную. На сушке были развешаны несколько простых светлых трусиков. У раковины лежал гигиенический пакет. Карелла попробовал вспомнить, не говорил ли чего медэксперт о менструации. Неожиданно он ощутил неловкость — роется в чужом белье. А ведь ему вовсе не хотелось как-то вмешиваться в частную жизнь Марсии Шаффер, а уж в ее женские дела тем более. В корзине под раковиной оказалась использованная гигиеническая салфетка. Он открыл ящичек для лекарств. Хейз тем временем рылся в бельевой корзине, вытаскивая и тщательно осматривая предмет за предметом.

— Смотри-ка, пятна крови.

— У нее были месячные, — отозвался Карелла.

— Все равно, пусть проверят в лаборатории.

— Ладно.

Хейз сгреб грязное белье в кучу и пошел спросить экспертов, что с ним делать. Они велели завязать его в наволочку. Карелла заглянул в ящичек для лекарств. Ничего особенного, скажем, наркотиков, он там обнаружить не рассчитывал, и не ошибся. Обычные лекарства, которые продают без рецепта, зубная паста, шампунь, лак для ногтей, расчески, щетки для волос, бинты, бандаж, она ведь была бегуньей, а они часто тянут мышцы; жидкость для полоскания рта, заколки, пряжки для волос и так далее. Джером Дэвид Сэлинджер не извлек бы ничего интересного из этого ящичка. Карелла закрыл дверцы.

На стене висел халат.

Карелла снял его с крючка и ощупал. Массивный, тяжелый халат цвета морской волны с белой каймой на манжетах и на капюшоне. Из этикетки следовало, что куплен он в одном из крупнейших универмагов города. Там же, на этикетке, был фирменный знак магазина и написано «чистая шерсть». Буква "Б" указывала на размер — большой.

Карелла ощупал карманы. В одном ничего не было, а в другом — едва начатая пачка «Мальборо» и золотая зажигалка. То и другое Карелла положил в пакет для вещественных доказательств. В этот момент в ванную вернулся Хейз с наволочкой, на которой была голубая метка.

— В сумочке сигареты были?

— Что-что?

— Я спрашиваю, не помнишь, в сумочке у нее были сигареты?

— Нет. А откуда там взяться сигаретам? Она же была спортсменкой.

— Вот и я о том же.

— Так в чем дело? Нашел что-нибудь? — спросил Хейз, складывая белье в наволочку.

— Пачку «Мальборо». И зажигалку «Данхилл».

— Это мужской халат? — Хейз поднял голову. — Похоже на то.

— А какого роста она была?

— Метр семьдесят.

Хейз снова посмотрел на халат.

— Не похоже, чтобы был ее, как думаешь?

— Да, слишком велик.

Хейз кивнул:

— В лаборатории им заинтересуются, как пить дать.

Эксперты все еще возились в гостиной, когда туда вошли Карелла с Хейзом и вернули перчатки. Перекрывая шум воздушного фильтра, Джо подмигнул напарнику и сказал:

— Помощники-то у нас что надо.

— Когда кончать-то думаете? — спросил Карелла.

— С этими женскими делами никогда не скажешь.

— Сможете, когда закончите, привезти нам ключи?

— А куда везти-то?

— В Восемьдесят седьмой.

— Ничего себе, — присвистнул второй эксперт, закатывая глаза. — У меня сегодня свидание. Ты как, Джон, возьмешь на себя эти ключи?

«Стало быть, его зовут Джон», — подумал Карелла.

— Не хочу я брать на себя никакие паршивые ключи, — сказал Джон.

— Ладно, тогда можете позвонить. Когда заканчивать будете? — спросил Хейз. — Мы пришлем патрульную машину.

— Смотри-ка, у них в Восемьдесят седьмом своя служба доставки, — сказал Джон, снова подмигнув напарнику.

— Какой у вас номер? — спросил тот.

— 377-8024.

Джон выключил воздушный фильтр.

— Ладно, сейчас запишу. — Он похлопал себя по карманам. — У кого есть карандаш?

Хейз вырвал страничку из блокнота и сам записал имя и номер телефона.

— Спросите любого из нас, — сказал он, — Хейза или Кареллу.

— Хейз? У тебя что, есть индейская кровь? — спросил Джон.

— Чистокровный индеец племени Мохок, — поддразнил Хейз.

— Ну так и почему же ты не работаешь на стройке? — спросил второй эксперт, и они с Джоном рассмеялись. Джон посмотрел на листок с номером телефона.

— Стало быть, на языке племени Мохок это пишется так?

— Так писал мой отец. Его звали Хейз-Быстроногий Олень.

— А тебя как зовут?

— Большой Бык, — ответил Хейз и вышел из квартиры вслед за Кареллой.

— Да, кстати, — спросил тот, когда они спускались вниз. — Так зачем тому индейцу понадобилась шляпа?

— Чтобы за своим вигвамом ухаживать.

— Ага, — понимающе заметил Карелла.

Он бежал в лучах заходящего солнца.

Выйдя из дома в четверть шестого, он буквально за десять минут доехал и поставил машину на Гровер авеню, у ограды парка. В этот час в парке не осталось мамаш с детскими колясками: молодежь играла в футбол, прогуливались, прижавшись друг к другу, парочки, сидели на скамейках, пытаясь читать при слабом освещении, старики. Вчера в это время в парке было больше народа, чем обычно. Вчера был День Колумба, или, во всяком случае, день, который официально отмечается как День Колумба, многие магазины и учреждения не работали.

Его весьма раздражало то, что годовщина великого человека отмечается не тогда, когда положено. День Колумба — двенадцатого октября. Так зачем же переносить его на два дня раньше? Ясное дело, для того, чтобы удлинить выходные. Ему-то это совершенно не нужно. Он сам себе хозяин, сам себе устанавливает расписание.

Что за чудесный день, право!

Без четверти шесть, а все еще видны все извилины и повороты дорожки, по которой он бежит, издали, со стадиона, доносятся чьи-то возгласы, все лучше чем ничего в этом городе бетона и стали. В последнее воскресенье октября часы переведут назад. «Прощай, лето, здравствуй, осень, — мелькнуло у него в голове, — и будет темнеть в пять, потом в пять тридцать». Но пока на землю ложились косые лучи солнца, над головой голубое безоблачное небо. Он любил октябрь, он любил этот город в октябре.

Он бежал ровно, некого побеждать, никаких призов, даже время не замеряется. «Разминка, вот и все, — думал он, — всего лишь разминка. Бежишь себе по парку, чтобы размяться». Высокий стройный мужчина в сером теплом спортивном костюме без меток, ровный шаг, дышится легко, получаешь удовольствие от сознания того, что сделал и будешь продолжать делать.

Поравнявшись с полицейским участком на противоположной стороне улицы, он остановился. Даже при слабом свете можно было различить цифры 87, выведенные белым на зеленых колоннах по обе стороны входа. Двое в штатском — оба без головных уборов, оба без пальто входили в здание. Правда, без пальто он детективов себе не представлял. А может, это вовсе не детективы? Может, простые граждане, пришедшие подать жалобу? В этом городе полно жителей, и у каждого свои беды. «Интересно, дошла уже посылочка или нет?» — подумал он.

Он отправил ее в субботу, весь город пересек на метро, чтобы бросить ее в ящик в Калмз Пойнте. Достаточно плоская, чтобы пролезть в щель, он специально позаботился об этом. Сначала взвесил ее дома и убедился, что марок на конверте достаточно. Вовсе не хотелось, чтобы бандероль не была доставлена по адресу из-за марок. Вернуть ее было невозможно, он специально не написал обратного адреса. Потому и не пошел в почтовое отделение. К чему вступать в разговоры с каким-нибудь глупым почтовым клерком, который откажется принять отправление, потому что на нем нет обратного адреса. Какие на сей счет существуют правила, он в точности не знал, но рисковать не хотел. Лучше бросить конверт в ящик. Почтальон, может, и пожмет плечами, но решит, что коль скоро марок достаточно, все оплачено правильно, отнесет посылку по адресу. Парни, что опустошают почтовые ящики, наверное, вовсе не смотрят на то, что вынимают. Но в почтовом отделении иначе. Клерк может заметить, что нет обратного адреса, и даже если надписывать его не обязательно, все равно обратит свое внимание. «Тут нет обратного адреса», — скажет он. И придется объяснять, что задумал сюрприз или что-нибудь в этом роде.

Слишком много объяснений. Его могут запомнить. Лучше просто бросить в ящик. Пакет плоский, влезет. Сейчас еще он не хотел, чтобы его запоминали. Времени пока вполне хватает, — а потом уж запомнят.

Вчера все почтовые отделения были закрыты и нигде вокруг не видно почтальонов; так что он в точности знал, что вчера посылку доставить не могли. Но сегодня — если только за выходной не скопилось слишком много почты, — сегодня ее принесут.