СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ - Айзек Азимов

— В моей любви к тебе, Пел, — сказала Блисс, — есть свое счастье. И ничего другого мне не надо.

— Но ведь ты не просто ты. Ты Гея. Что, если Гея сочтет такую любовь извращением?

— Я бы знала об этом, потому что я Гея. Но раз я счастлива с тобой, значит, и Гея счастлива. Когда я говорю, что люблю тебя, это означает, что тебя любит Гея, хотя непосредственно в этом участвует только та часть Геи, которой являюсь я… Тебя что-то смущает?

— Я ведь изолят, Блисс, я не могу этого постичь.

— Можно построить аналогию. Когда ты мне насвистываешь мелодию, насвистывать хочет все твое тело, но непосредственно насвистывают только губы, язык и легкие. Большой палец на правой ноге ничего не делает.

— Он может притопывать.

— Для насвистывания это необязательно. Как ноги могут откликнуться на мелодию, так другие части Геи могут откликнуться на мои чувства или я — на их.

— Вероятно, нет смысла смущаться из-за этого.

— Ни малейшего.

— Но из-за этого у меня появляется странное чувство ответственности. Когда я стараюсь, чтобы ты была счастлива, я, должно быть, стараюсь, чтобы счастливы были все организмы Геи.

— Все, до последнего атома. У тебя ведь так и получается. Ты вносишь вклад в общую радость. Твой вклад, наверно, слишком мал, чтобы его можно было измерить, но он есть. И понимание этого должно тебя только еще больше радовать.

— Хотел бы я, — сказал Пелорат, — чтобы Голан подольше занимался перемещениями через гиперпространство и оставался в каюте пилота.

— Хочешь устроить медовый месяц?

— Да.

— Тогда возьми листок бумаги, напиши на нем "Гнездышко молодоженов", прикрепи на двери снаружи, и если Тревиц захочет войти, то сам будет виноват.

Пелорат так и сделал, и как раз после этого "Далекая Звезда" совершила Прыжок. Ни Пелорат, ни Блисс этого не заметили, да и не до того им было…

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Пелорат встретил Тревица и вместе с ним покинул Терминус. До этого более полувека (по галактическому стандартному времени) своей жизни он был домоседом и не отлучался с родной планеты.

В собственных глазах он стал за эти месяцы космическим ветераном. Он видел из космоса всего три планеты — сам Терминус, Сейшелы и Гею. Сейчас на обзорном экране — через управляемый компьютером телескоп — он видел четвертую. Четвертой был Компореллон.

И снова, в четвертый раз, он чувствовал смутное разочарование. Почему-то он продолжал ожидать, что, глядя на обитаемую планету из космоса, увидит очертания континентов на фоне окружающего их океана или, если это засушливый мир, очертания озер на фоне суши.

Так не бывало никогда.

У обитаемых планет, наряду с воздушной оболочкой, всегда имелась водяная. А раз были воздух и вода, значит, были облака. И они окутывали планету. Поэтому перед взором Пелората снова предстали белые вихри с редкими бледно-голубыми или ржаво-коричневыми просветами.

Наверно, подумал он, вообще безнадежно пытаться отличить одну планету от другой, если вывести ее на экран с расстояния, скажем, триста тысяч километров. Как отличить один водоворот от другого?

Блисс озабоченно посмотрела на Пелората.

— Что случилось, дорогой? — спросила она. — У тебя несчастный вид.

— Я вижу, что из космоса все планеты выглядят одинаково.

— Ну и что, Янов? — сказал Тревиц. — Одинаково выглядят и береговые линии на Терминусе, если они на горизонте и если вы не знаете точно, что ищете. Например, конкретный горный пик или характерный прибрежный островок.

— Верно, — сказал все же неудовлетворенный Пелорат, — но что можно искать в массе скользящих облаков? А если и попытаться, то не успеешь ничего разобрать, как уйдешь на теневую сторону.

— Присмотритесь внимательнее, Янов. Обратите внимание на форму облаков. Видите, часть их тяготеет к структуре, которая кольцом охватывает планету, а часть — к структуре, которая движется вокруг центра. Этот центр более или менее совпадает с одним из полюсов.

— С каким? — с любопытством спросила Блисс.

— Поскольку по отношению к нам планета вращается по часовой стрелке, мы смотрим на ее южный полюс. И поскольку центр отстоит от линии терминатора — границы тени на планете градусов на пятнадцать, а ось планеты отклонена на двадцать один градус от перпендикуляра к плоскости орбиты, мы либо в конце весны, либо в конце лета, в зависимости от того, движется ли полюс от терминатора или к нему. Компьютер может вычислить траекторию движения полюса и немедленно ответить мне, если я спрошу. Здешняя столица в северном полушарии, так что там сейчас либо поздняя осень, либо поздняя зима.

— Как вы все это узнали? — спросил Пелорат, нахмурившись. Он посмотрел на облачный слой, как будто ждал, что тот сейчас заговорит с ним, чего, естественно, не произошло.

— Это еще не все, — продолжил Тревиц. — Глядя на полярный район, вы видите, что в слое облаков нет разрывов, хотя в других районах они есть. На самом деле над полюсом облака тоже не сплошные, но под ними лед, — получается белое на белом, поэтому промежутков не видно.

— Ага, — сказал Пелорат, — я полагаю, на полюсе так и должно быть.

— Конечно, на обитаемых планетах. Необитаемые могут не иметь воздуха и воды, хотя могут иметь атмосферу. Но тогда были бы признаки того, что облака и лед не водяные. У этой планеты таких признаков нет, и мы знаем, что облака и лед состоят из воды.

Далее, мы замечаем, что область непрерывного белого по дневную сторону от терминатора заметно больше, чем, например, на Терминусе. Еще можно различить слабый оранжевый отблеск в отраженном свете. Это означает, что солнце Компореллона заметно слабее, чем солнце Терминуса. Хотя Компореллон ближе к своему солнцу, чем Терминус к своему, он не настолько ближе, чтобы это восполнило низкую температуру солнца. Следовательно, Компореллон — холодная планета.

— Вы читаете его, как фильмокнигу! — восхитился Пелорат.

— Не слишком восторгайтесь, — улыбаясь, сказал Тревиц. Компьютер выдал мне статистические данные по планете, включая несколько пониженную среднюю температуру. Легко вывести то, что уже знаешь. Компореллон сейчас на грани ледникового периода, который уже наступил бы, если бы очертания континентов Компореллона больше благоприятствовали образованию ледников.

— Мне не нравится холодная планета, — заметила Блисс, прикусив губу.

— У нас есть теплая одежда, — сказал Тревиц.

— Не в этом дело. Люди от природы не приспособлены к холоду, у них нет плотных шуб из шерсти, перьев или жировой прослойки под кожей. Со стороны планеты холодная погода — это выражение безразличия к благополучию своих элементов.

— Разве на Гее повсеместно умеренный климат? — спросил Тревиц.

— На большей части. Есть области с холодным и жарким климатом специально для холодолюбивых и теплолюбивых животных и растений, но большая часть умеренная и никогда не допускает перегрева или переохлаждения своих обитателей, включая, конечно, людей.

— Ну, разумеется. Все части Геи живые и равные, но, видно, некоторые, например, люди, более равны чем другие.

— Зло и неостроумно, — сердито ответила Блисс. — Нельзя же не учитывать уровень и интенсивность сознания. Человек — более ценный элемент Геи, чем камень такого же веса. Поэтому свойства и поведение Геи как целого по необходимости подстраиваются под человека. Но меньше, чем на планетах изолятов, и предпочтение не всегда отдается человеку. Возможны даже целые периоды, когда важнее всего будут каменные внутренности Геи. Они тоже требуют внимания, иначе могут пострадать все части Геи. Зачем нам лишнее извержение вулкана, правда?

— Действительно, незачем, — согласился Тревиц, — тем более лишнее.

— На вас это не произвело впечатления, да?

— Видите ли, — сказал Тревиц,- планеты очень разнообразны одни теплее, другие холоднее. Есть планеты, покрытые тропическими лесами, есть сплошные саванны. Во Вселенной нет двух одинаковых планет, и каждая служит домом для тех, кто там живет и привык к ней. Я привык к довольно умеренному климату Терминуса, мы его довели почти до геянской мягкости. Но мне нравится убегать иногда от этой умеренности в места с более суровым климатом. У нас есть разнообразие, которого нет у Геи. Неужели, Блисс, если Гея расширится до Галаксии, умеренность будет навязана всем планетам Галактики? По-моему, однообразие невыносимо.

— Если разнообразие окажется желательным, — ответила Блисс, — оно будет поддерживаться.

— Как дар от некоего Центрального Комитета, так сказать? сухо сказал Тревиц. — И в минимальных дозах, признанных терпимыми? Я бы предпочел предоставить все природе.

— Но ведь так не бывает. Все обитаемые планеты в Галактике преобразованы. Все они находились в состоянии, непригодном для обитания, и все впоследствии были максимально приспособлены к человеку. Я уверена, что Компореллон только потому холодная планета, что обитателям не по средствам утеплить ее. И, конечно, в помещениях у них тепло. Так что не стройте из себя защитника природы.