Конунг. Изгои - Коре Холт

Не беда, если из всех людей, пришедших сюда, найдется мало подходящих, есть достойные берестеники и кроме нас. Теламёркцы, сражавшиеся при Рэ, бежали после битвы к себе домой. Надо послать гонца в Теламёрк. Ты, Хагбард, пойдешь туда. Малыш поможет тебе. Трудно принять за берестеника человека с сыном-калекой на плечах. Скажешь, что ходишь по всем церквам Олава Святого и молишься, чтобы Господь вернул здоровье твоему сыну. Ты получишь грамоту с молитвой. Если кто-нибудь захочет отнять ее у тебя, не надо жертвовать ради нее жизнью. Заплачь и скажи: Это молитва, чтобы Господь вернул здоровье моему сыну! Они прочтут ее, если смогут, и поверят тебе. Но настоящее послание будет храниться в твоей памяти, Хагбард. Хёвдинга теламёркцев зовут Хрут. Ты передашь ему особый знак.

Бернард, мы с тобой друзья с Тунсберга, чего хочешь ты? Хочешь стать воином и последовать за нами или хочешь остаться здесь и ждать, когда придет день победы? Мы все грешники, но ты — святой, так говорят люди. Нам нужен человек, близкий Богу, это придаст нашим людям уверенности в себе. Но хватит ли у тебя сил, чтобы разделить нашу участь?

Бернард ответил:

— У меня достанет сил, чтобы последовать за тобой, государь, но святые ли это силы или грешные, не знает никто.

— Эйнар Мудрый, ты тоже в таком возрасте, что я не вправе требовать, чтобы ты пошел с нами. Но чего хочешь ты сам? Ты киваешь, значит, идешь с нами. Пусть твоим делом и твоим долгом будет толковать сны конунга. Чаще всего мне снится конунг Олав Святой. Поэтому уже завтра утром ты скажешь нашим людям: Конунгу приснился Олав Святой… Олав Святой явился конунгу во сне и сказал: Я иду с тобой и твоими людьми…

Мой добрый отец Эйнар Мудрый кивнул со своей обычной улыбкой:

— Государь, я последую за тобой, хотя я и не всегда следовал за Олавом Святым…

— Симон, — говорит Сверрир, — могу я потолковать с тобой с глазу на глаз?

Они вышли в маленький покой, где по ночам мы со Сверриром делили одну постель на двоих. Вскоре они вернулись оттуда. Сверрир сказал:

— У нас еще нет оружия! Вы должны сказать людям: ярл Биргир даст нам оружие! Я убежден, что он так и сделает. Но если нет, есть другой путь, не такой благоприятный для нас, но тогда он будет единственный. Мы покидаем Хамар с тем оружием, что у нас есть, по пути грабим бондов и забираем у них топоры, проходим через Эйдаског в Норвегию и там пытаемся отнять оружие у людей Эрлинга Кривого.

Если же ярл Биргир даст нам оружия столько, сколько нам нужно, мы идем в Нидарос! Но это между нами. До поры до времени никто не должен этого знать. Вы скажете людям: Мы идем в Вик. Но правды никому не говорите. Кто-нибудь непременно проговорится. Пусть думают, что мы идем в Вик. Но пойдем мы в Нидарос.

Мы пойдем не по Норвегии. Сперва мы пойдем по Швеции, а потом уже свернем в Норвегию. Этим путем шел конунг Олав Святой перед тем, как пал в битве при Стикластадире. Мы пойдем по его стопам. Напоминайте людям о нем. Постоянно напоминайте. Но помните, у каждой палки есть два конца. Олав Святой пал, мы не падем. Не старайтесь выжать слишком много сока из старого яблока. Скажите только: Мы пойдем по стопам Олава Святого! И он поддержит нас.

Хагбард, вот тебе знак. Это глаз Христов, блестящий камень, который был вделан в глаз Спасителя на распятии в монастыре на Гримсее недалеко от Скидана. Хрут видел его в монастыре. Там Бернард познакомился с Хрутом. Бернард говорит, что хёвдингу из Теламёрка можно доверять. Хрут узнает этот камень, который Бернард привез сюда. Он поверит тебе, когда ты скажешь, что пришел с посланием от Бернарда и от меня.

Ты скажешь ему:

— За четырнадцать дней до дня святого Йона ты должен встретить конунга Сверрира между горами Доврафьялль и Нидаросом.

У тебя в запасе мало времени, Хагбард. Этот путь не для слабого человека. Да хранит тебя и Малыша Сын Божий и Дева Мария. Сам выбери, по какой дороге ты пойдешь в Теламёрк, они тебе все известны.

Через несколько дней Сигурд должен вернуться от ярла Биргира.

А до тех пор, — но и потом тоже, — каждый человек должен упражняться в воинском искусстве. Всех же слабых и несогласных, упрямых и непригодных, думающих только о наживе, я прогоню.

Благодарю, что вы пришли ко мне.

Все поднялись и ушли.

Я остался.

Сверрир сказал:

— Я сказал Симону, когда мы вышли: Я не полагаюсь на всех этих людей! Но на тебя, Симон, я полагаюсь.

Я должен был так сказать.

Но я на него не полагаюсь.

Нынче ночью, йомфру Кристин, я хочу рассказать тебе о Сесилии, суровой хозяйке Хамара, сестре твоего отца. За свою долгую жизнь я не раз удивлялся, действительно ли их зачал один и тот же отец. Я не сомневался, что Сесилия была дочерью конунга Сигурда, но не всегда верил, что Сверрир был его сыном. Хотя что-то в них было общее, говорящее о том, что они принадлежат к одному роду: лица, которые свидетельствовали о душевной силе, горящий взгляд, осанка, что-то в их речи. Но главное, они оба обладали способностью казаться искренними, хотя на самом деле были себе на уме, они умели скрывать свою суть, прятать когти в мягких лапках, а зубы — за добрыми словами.

И я никогда не слышал, чтобы они когда-нибудь препирались друг с другом, несмотря на то, что оба были горячи и остры на язык, и это многие испытали на собственной шкуре. Я знаю, что Сверрир иногда беззлобно подшучивал над Сесилией, слышал в его голосе насмешку или легкое пренебрежение, когда он обращался к ней. Но это было внешнее. Я знаю, что ее страсть к мужчинам, как и умение удовлетворять эту страсть, давали повод для разных слухов и редко эти слухи были необоснованны. Но я никогда не видел любви, подобной той, что загоралась в глазах Сесилии при виде конунга Сверрира.

В них была тоска, тепло и любовь, но не та, о которой ходили слухи и которую она щедро дарила всем мужчинам, кроме собственного мужа, хотя порой, благослови ее, Господи, создавший ее все-таки доброй женщиной, даже ему.

Люди ярла Эрлинга похитили Сесилию, связали и привезли сюда. Это был щедрый дар одного повелителя другому, лагманну Фольквиду, чтобы она, дочь конунга, не родила бы своих сыновей в Норвегии, Такова была ее история. Когда мы пришли в Хамар, муж Сесилии был у конунга Швеции. Поэтому мы его не видели. Возможно это было хорошо и для него, и для нас.

Но верили ли они сами в свое родство, в котором многие сомневались? Я думаю, верили. О чем они говорили, оставаясь с глазу на глаз? Думаю о том, что были зачаты одним и тем же отцом. Думаю, что в глубине своего одиночества они чувствовали себя братом и сестрой. Сесилия до конца жизни оказывала Сверриру глубочайшее уважение, какое сестра должна оказывать своему брату конунгу. Но жить с ней рядом было трудно.