Тверской Баскак. Том Третий - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думаю, многим боярам, а Якуну и Ворону уж точно, такое настроение толпы пришлось не по душе, но зато все получили реальное представление о степени моего влияния в городе. Кое-кому такой холодный душ будет полезен.
В приподнятом настроении, но придерживая рукой забинтованные ребра, я вернулся в спальню. Калида и Куранбаса теперь не отставали от меня ни на шаг. Последний всю дорогу грозился запороть не уберегших меня охранников, а Калида, едва вошел в комнату, начал мрачно ходить из угла в угол.
Мне нервов и своих хватало, так что, дав указание не трогать телохранителей, я приказал им оставить меня одного.
Они понуро поплелись к выходу, но в дверях Калида вдруг обернулся.
— Там это, со вчерашнего дня монах какой-то на прием к тебе рвется, говорит, что знает тебя по Риму, и ты будешь очень рад его видеть.
С большим трудом мне удалось сдержать выражение удивления на своем лице. Уж мне ли не знать, что в Риме у меня нет и не может быть никаких знакомых.
Стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно равнодушней, спрашиваю.
— Кто таков?
Почесав затылок и поднапрягшись, Калида выдал сложное для произношения имя.
— Винченцо Перуджо.
Мне, естественно, это имя ни о чем не сказало, и задумавшись, я попытался предугадать кто это может быть.
«Этот Винченцо явно дает понять, ему известно, что я самозванец и никакой папа меня сюда не присылал. Кто может доподлинно знать об этом?! Либо настоящий посланник папы, либо мошенник из кругов, близких к Ватикану! Одно из двух! В любом случае нужно пообщаться с этим человеком и выяснить, чего он хочет».
Мое молчание затянулось, и Калида не выдержал.
— Так что примешь ты его или гнать со двора?!
Как можно равнодушней киваю.
— Пусть утром приходит, приму.
* * *
К утру чудодейственное снадобье Иргиль перестало действовать, рана разболелась, и настроение у меня было отвратительным. Любое движение причиняло боль, а уж нагнуться можно было и не мечтать. Так что одеться и натянуть сапоги я смог только с помощью слуг, что тоже позитива не добавило.
В другое время я бы плюнул на все и завалился обратно в постель, но память напоминала мне про вчерашнее обещание, да и самому было интересно, кто же этот решившийся на шантаж наглец?
Я еще завтракал, когда Куранбаса сообщил, что монах приехал и ждет в приемной. Подумав, я приказал половцу.
— Зови его сюда!
А слугам дал знак принести еще приборы.
Через пару минут в дверях возник маленький толстый человечек в черной сутане и выбритой тонзурой на макушке. Чуть склонив голову, он пожелал мне здоровья и приятного аппетита на чистой латыни хорошо образованного римлянина.
Ответив на приветствие на таком же латинском, я пригласил гостя к столу.
— Прошу вас, святой отец, присаживайтесь! Позавтракайте со мной, чем бог послал.
Пошуршав по полу подолом сутаны, гость прошел к столу и уселся напротив меня. Тут же перед ним поставили тот же набор, что и у меня. Тарелку овсяной каши, два вареных яйца и кружку горячего сбитня. Нарезанный ржаной хлеб лежал на отдельном блюде посредине стола.
Гость попробовал кашу, но аппетита не выказал. Заинтересовался маленькой ложечкой для яиц всмятку, но к ним тоже не притронулся. Я же с удовольствие все доел, запил с сбитнем и только после этого поднял взгляд.
— Итак, святой отец, что вы хотели мне сообщить?
Круглое лицо моего собеседника расплылось в наигранной улыбке.
— Я Винченцо Перуджо, специальный посланник Святого престола ко двору князя Миндовга. Видите ли сей уважаемый правитель изъявил интерес к истинной вере, и папа Иннокентий IV послал меня в Новогрудок, дабы я смог быть наставником ему в этом праведном деле, а заодно и покрестил дочь его, Гинтаре, решившую принять христианство.
Я слушаю его с показным терпением, давая понять, мол все это очень занятно, но мне совершенно неинтересно.
Однако на папского нунция это впечатления не произвело, и не теряя хладнокровия, он продолжает вещать в той же неторопливой манере.
— Ныне я еду во Владимир, дабы передать послание папы Иннокентия Великому князю Ярославу. На пути туда я не мог не посетить славный город Тверь, ибо много хорошего о нем слышал, как и о его консуле.
Я терпеливо жду, когда же нунций перейдет к сути, и начинаю уже откровенно скучать, когда слышу то, что заставляет меня вспомнить Иргиль.
— Дочери князя Миндовга, получившей в крещении имя Марты, ныне пятнадцать лет, и когда я крестил ее, мне пришла в голову вот какая занятная мысль. — Маленькие глазки нунция вцепились мне в лицо. — Ежели консул Твери, крещенный по католическому обряду, женится на Марте, также обращенной в христианство по истинному обряду, то такой брак будет крайне выгоден обоим государствам, как Твери, так и Литве.
Не отводя глаз, я мысленно добавляю.
«А еще больше выгоды этот брак принесет Святому престолу в Риме!»
Толстый человечек напротив все-таки глотнул сбитня, почмокал губами и вновь поднял на меня взгляд.
— Так что ответит мне, консул?!
Мой собеседник явно воспользовался старой информацией и не знает, что я давно уже перешел в православие, но переубеждать его я не спешу, потому как мне интересно, насколько его предложение серьезно и кто за ним стоит.
— Вы думаете, князь Миндовг захочет породниться со мной?
Губы нунция тронула хитрая улыбка.
— Поверьте, если мы с вами договоримся, то все вопросы с литовской стороной я возьму на себя.
Гость еще что-то говорит, а я быстро прикидываю все за и против.
«Что этот брак даст мне? Да ничего! У Миндовга таких дочерей столько, что он сам не помнит всех их по именам. Рим хочет заманить меня невестой с княжеским титулом, но явно переоценивают мой снобизм. Право на престол и прочие аристократические прибамбасы меня мало интересуют! К тому же война с Литвой за Полоцк неизбежна, и литовская жена будет мне только помехой. Да и брак с католичкой рассорит меня с православной церковью, что мне совсем ни к чему».
Приняв решение, я спокойно дожидаюсь, пока нунций замолчит, а потом начинаю.
— Мне не хотелось бы вас огорчать, отец Перуджо, но у вас устаревшие сведения. Я давно уже перешел в православие, и брак с католичкой для меня невозможен.
Посланник Рима так расстроился, что не смог удержаться и не съязвить.
— А были ли вы вообще когда-нибудь верным сыном католической
