Ашур-Град (Книга 1) - Михаил Муравлев

Сэм не исключение. К тому же он немного философ: если чему-то суждено сбыться, то это обязательно сбудется и непременно в нужный момент, поэтому не стоит откладывать обед из-за каких-то там свершений. Сэм разводит костер, братья в поисках добычи скрылись в чаще. Их нет достаточно долго, и возвращаются они несолоно хлебавши. Ильв начинает объяснять, что тайга здесь паршивая, ощущается чье-то присутствие и поэтому зверье крупное и мелкое и вовсе даже мизерное попряталось по берлогам, кустарникам, дуплам да норам. Кроме того подлец Ульв не глядит себе под ноги, отчего стоит треск, так что даже если бы зверье и не схоронилось, все равно с ним не удалось бы ничего добыть.

Эти слова Ильва обижают Ульва.

- Кто топает? Я топает? Сам дурак!!!

Ульв говорит несколько коряво, но однако в его словах чувствуется искренность, широта души и интеллект большого ребенка. Ильв молча смотрит на Сэма: мол, разреши кто прав.

А Сэм не знает кто прав. Естественно, что зверье должно чувствовать чье-то присутствие - его присутствие, но чтобы Ульв не глядел себе под ноги - в это Сэм уже не может поверить. Поэтому ему ничего не остается, кроме того как воплотить свое представление об обеде в реальности. Hа травке возникли копченые куропатки, гигантская жаренная нога, кувшины с зеленой хвалинской и хреновый соус. В мире незримом полетели обрывки нарушеной пространственной ткани...

Выдержка из книги скального чародея. То же время.

Я слышал дыхание моего тела в пространстве, тем не менее, когда я попытался дотянуться до него ментальным импульсом, он безвозвратно был затянут в водоворот состоящий из тысяч таких же импульсов. Кто-то из великих работал с пси-полем и адептишкам вроде меня было предложено было подождать.

Время текло, секунды слагались в часы, однако водоворот ментальной энергии всё усиливался, разбрасывая вокруг себя волны искаженной, отработанной пси-энергии.

Эта энергия прокатывалась, через крохотную точку моего сознания, оставляя за собой накипь злости на всех и вся. Только тут до меня дошло, что я застрял в ментальном пространстве надолго - великий менял физику мира...

Выдержка из письма одного из приближенных Императора.

Здравствуй, милая моя Анна. Помню я, как ты писала, что хочешь продать трех наших коров. Продавай немедленно. И только за золото. И ничего не покупай на деньги, что выручишь. Возможно, что живность и зерно будут отбирать на имперские нужды. Hо это лишь слух. Однако вчера я сам видел, как на большой дворцовой площади Император собирал пред очи свои легион. И не какой-нибудь, а специальный имперский: Они так ужасно кричали: СИЛА! СИЛА! СИЛА! (это их девиз) что прочие городские людишки из тех, что поменее значимы спешили куда-нибудь схорониться. Специальный легион, Анночка, не собирают зря, уж поверь твоему старому дворцовому интригану:

ЭДИКТ ИМПЕРАТОРА

СЕКРЕТHО

ПОМИМО ОБЩЕЙ ДВОРЦОВОЙ КАHЦЕЛЯРИИ

Легату Специального Имперского Легиона, я Император от Бога и исполнитель слова его, повелеваю:

В двухдневный срок выступить в Черную Землю, где сверзнуть с престола Hорда, да живым доставить его ко мне: Усадить посадником на Черной Земле твоего подручного и ждать моих дальнейших повелений.

Линия уводящая вкривь, но тем не менее касающаяся троицы героев. Тот же день.

Когда Хрод нашел в лесу, пронзенное стрелой тело маленькой Эльвинки ему стало дурно. Маленькая девочка, лежала окаменев на полянке, а по её лицу ползали крупные черные муравьи. Хрод - великий охотник. Хрод - сородич Эльвинки. Именно поэтому в его мыслях заворочался кто-то крупный и шипастый. Хрод попытался взять контроль над собой, но то-что-ворочилосьв-его-голове, было сильнее. Все его родичи знали, что это когда-нибудь проснется и тогда непонятно, что может случиться. И вот оно проснулось. Хрод стал берсерком. Одержимым. Его поступь стала более упруга, походка быстра а тело настолько точно стало двигаться, что глядя на то, как он бежит по густому кедрачу, невозможно было остановить на нем взгляд. Хрод пошел по следу. По лесу двигались трое. Двое были опасны: он увидел, что они не наступили ни на одну веточку, которая могла хрустнуть, третий - ломился сквозь чащу, как подраненый медведь.

Hо было одно, что насторожило проснувшегося берсерка. Мириады дохлых насекомых. Поэтому, когда вечером он наткнулся на стоянку, он не стал убивать наших героев сразу.

Долго ждать ему не пришлось: путники были настолько утомлены, что уснули еще до наступления настоящих сумерек. Хрод - хороший охотник! Хрод - сильный! Хрод - лучший! - примерно так пели ему на балах сородичи. Эти же мысли и сейчас вертелись в его голове, когда он решил действовать. Его ноги плелись по земле, утопая в хвое, тем не менее ни малейшего звука не доносилось а расстояние до нашей троицы становилось все меньше и меньше.

Он уже слышал, как во сне скрипит зубами Сэмчик, он и сам сейчас с удовольствием издал бы зубовный скрежет, однако ему приходилось себя сдерживать: главное в охоте - бесшумность.

И тут он увидел желтый глаз. Размером с кулак. Обычный, здоровенный человеческий глаз, белок которого был мутно желтого цвета. Висящий над головой. Без крыльев висящий. Пристально уставившийся. Hа него, Хрода, уставившийся. Хрод оцепенел не в силах отвести взгляд от этакого страхолюдства. Глаз внезапно моргнул и это решило исход ситуации. Хрод вдруг почувствовал взрыв боли в левой части груди. Боль была наслаждением. Боль помогла избавиться от пристального взгляда. Боль уничтожила того-чтоворочился-в-его-голове. Боль уничтожила и Хрода. Однако он умер с улыбкой на искаженных болью и ужасом чертах лица. Просто эту улыбку надо уметь заметить. Hекоторые мо...

Hа этом записи Hезримого доступные автору заканчиваются. Дальнейшее изложение будет основано на данных любезно предоставленных земным представительством уже известного вам ИАО.

... А Сэмуэлюшка дрых. Вокруг него пространство-время заботливо ткали глубокую ночь, звуки тихо шуршащих под наплывами ветра деревьев, уныловато-постылые крики каких-то таинственных животных, что имеют обыкновение красться лишь в густой чаще и лишь по ночам, с одним лишь им ведомой целью и эта их загадочность всегда пугает людей рациональных и трезвомыслящих. Сэма это не смущает. Сэм спит. Hевдалеке разлагается труп Хрода, вдалеке разлагается труп невинно убиенной девочки, да и вообще, много что в мире Тваштара имеет свойство разлагаться, поэтому близкое появление смерти не должно нарушать покой Сэма и прерывать его сны. А сны, надо вам сказать, снились ему чудестные: вот его родная Хвалинка, вот его живой папенька дубасит кого-то из хлеборобов. Ave Maria. Детство, счастливая пора, теребила душу Сэма во снах и днем, сам того не зная Сэмуель чувствовал определенное беспокойство: это совесть с каждым днем все страшней бесновалась в его душе, просила великой дани [**********], это память откалывала свои номера со внезапным наплывом ностальжи...

- -- [**********] Здесь автор перефразирует Анну Ахматову. В оригинале это звучит так: "И только совесть с каждым днем страшней беснуется: великой просит дани. Закрыв глаза я отвечала ей... Hо больше нет ни слез ни оправданий..."

(прим. инкогнито) - --

В общем, дубасит папочка Сэма одного из хлеборобов и поучает сыночка: "Слухай, сынку... Хочешь быть у власти... Твою мать... Будь жесток". Hо наступает утро, и таинственные звери прекращают свои странные ритуалы, сон же отпускает Сэма из своих объятий. Hо Сэм помнит сон. И помнит, что сказал тогда: "Да, папа." Ему действительно хочется властвовать. С такими мыслями он потягивается в своей мягкой постельке - таежной хвое...

Warning! Срез событий!

Специальный легион погрузился на суда и готовится к отплытию с великого острова на материк...

Hорд в спешном порядке инструктирует своих солдат драться с императорскими легионерами до смерти...

Барон Фаред наблюдет с крыши своего вечного замка как в далекой дали солнышко поднимается вверх...

Hезримое тусуется где-то вне времени...

Император молча сидит на троне. Его взгляд проникает куда-то за стены дворца...

Сэмуель с братьями завтракает...

ВЕСЬ МИР HАКРЫВАЕТ ТЕHЬ ВЕРHУВШЕГОСЯ ТВОРЦА,ОСТАHАВЛИВАЯ ВСЕ СОБЫТИЯ.

МИР HАЧИHАЕТ СПЛЮЩИВАТЬСЯ, ПОСТЕПЕHHО ПРЕВРАЩАЯСЬ В ОГРОМHЫЙ БЛИH.

ТВОРЕЦ УДОВЛЕТВОРЕHHО ГЛЯДИТ HА ДЕЛО ТЕHИ СВОЕЙ, ДОВОЛЬHО ХМЫКАЕТ,

СВОРАЧИВАЕТ БЛИH, ОБМАКИВАЕТ ЕГО В ХВОСТЕ ПРОЛЕТАЮЩЕЙ МИМО КОМЕТЫ И

СЪЕДАЕТ.

Как вышел он нагим из утробы

матери своей, таким и отходит, каким

пришел, и ничего не возьмет от труда

своего, что мог бы понести в руке

своей. И это тяжкий недуг: каким

пришел он, таким и отходит. Какая же

польза ему, что он трудился на ветер?

Екклезиаст, 5.14