Кухня дьявола - Сэйити Моримура

Секционная еще появится в нашем повествовании. Здесь же я расскажу о «выставочной комнате», которая находилась в здании, где размещалось хозяйственное управление (корпус 1), в левой части второго этажа.

Хозяйственное управление занималось не только кадрами, финансами и канцелярией. В его непосредственном подчинении находилась съемочная группа, фиксировавшая на 16-миллиметровой кинопленке и фотопленке многочисленные эксперименты над «бревнами». В его ведении была также группа печати, которая публиковала в виде докладов или отдельными изданиями научные данные и открытия, сделанные на основе этих экспериментов. Здесь в документах сосредоточивались все результаты опытов над живыми людьми, проводившихся в «отряде 731».

В отряде имелся огромный запас географических карт, собранных для ведения бактериологической войны. Это были не простые карты. На них подробно обозначались тактические объекты заражения бактериями: источники питьевой воды, реки, колодцы. Результаты досконального изучения военных сооружений вдоль советско-маньчжурской границы, на территории Советского Союза и Монголии подробно фиксировались на картах и обобщались в многочисленных докладах. Их составляла группа описания военных объектов, входившая в хозяйственное управление.

Хозяйственное управление, кроме того, поддерживало теснейшую связь с жандармерией и выполняло важные контрразведывательные функции, следя за тем, чтобы сведения о страшных делах отряда не просочились наружу.

В определенном смысле именно хозяйственное управление представляло собой центральную нервную систему и сердце «отряда 731».

Итак, «выставочная комната» хотя и называлась комнатой, по размерам равнялась площади трех отделов хозяйственного управления: общего, финансового и отдела кадров. Тому, кто, пройдя по коридору от хозяйственного управления, достигал «выставочной комнаты» и открывал в нее дверь, прежде всего ударял в нос резкий запах формалина, затем внезапное нервное потрясение заставляло человека зажмурить глаза.

«Тот, кто впервые входил в эту комнату, впадал в шоковое состояние, и даже видавшие виды люди, шатаясь, искали опоры», — вспоминает бывший служащий отряда.

На полках, расположенных в два или три ряда вдоль стен, стояли наполненные формалином стеклянные сосуды диаметром 45 и высотой 60 сантиметров. В формалиновом растворе находились человеческие головы. Отделенные от шеи, с открытыми или закрытыми глазами, с колышащимися волосами, они тихо покачивались в стеклянном сосуде.

Головы с раздробленным, как гранатовый плод, лицом.

Головы, разрубленные на две части от темени до уха.

Головы распиленные, с обнажившимся мозгом.

Головы с разложившимся лицом, на котором невозможно распознать ни глаз, ни носа, ни рта.

Головы с широко открытым ртом, с красными, синими, черными пятнами на коже.

Китайцы, монголы, русские…

Головы людей разных рас, мужчин и женщин, старых и молодых, смотрели из коричневатого формалинового раствора на вошедшего в комнату и обращались к нему с немым вопросом: «Почему мы здесь?»

В «выставочной комнате» были не только головы. Человеческие ноги, отрезанные по бедро, туловища без головы и конечностей, желудки и кишки, причудливо переплетенные в растворе, матки, некоторые с плодом. Короче говоря, это была выставка всех составных частей человеческого тела.

Бывший служащий отряда говорит: «Руководство отряда утверждало, что это были „препараты трупов, подобранных на поле сражения у Халхин-Гола“, но этому никто не верил, потому что в результате вскрытий живых „бревен“ появлялись все новые и новые экспонаты».

Были среди них и совершенно невероятные. Например, человеческая рука, отрезанная по локоть. Владельцем этой руки был служащий отряда. Раз в месяц он приходил в «выставочную комнату», останавливался перед своей рукой и долго глядел на нее.

Комната служила не только помещением для выставки, в ней также готовились публикации по разного рода научным исследованиям. Фигуры врачей, готовящих к изданию в окружении отрезанных человеческих голов результаты своих исследований, производили еще более ужасающее впечатление, чем сами головы.

«Комната усопших» и печь для сжигания трупов

«Комната усопших» размещалась между общим и плановым отделами хозяйственного управления. В «комнате усопших» с алтарем в передней ее части мерцали лампады, на стенах висели многочисленные фотографии. Это были фотографии служащих отряда, погибших в ходе разработки бактериологического оружия, его испытания и применения. Все служащие отряда, проходя мимо этой комнаты, непременно склоняли головы.

Один из них говорит: «Об этом старались молчать, но известно, что многие служащие отряда гибли. На моей только памяти от чумы скончалось более 30 человек. Каждый раз, когда кто-то заражался и попадал в госпиталь, специальные команды подвергали многократной дезинфекции все помещения отряда и делали прививки служащим и членам их семей».

Сколько служащих отряда пали жертвами проводимых в нем исследований точно сказать невозможно, поскольку никаких публикаций по этому поводу не было. Но и другой бывший служащий отряда свидетельствует, что погибало «не менее 30 человек в год». Многие служащие своими глазами видели отгороженную веревкой часть жилых помещений отряда, куда вход был запрещен, поскольку проживавшие здесь люди погибли от бактериального заражения.

В отряде работали многие члены семей военнослужащих и вольнонаемных. По штату в отряде должно было быть 3 тысячи человек, но постоянно не хватало 500–600. Довольно много было женщин-вольнонаемных, начиная с медсестер отрядного госпиталя, но вход в блок «ро» им был запрещен.

Всех служащих отряда и членов их семей обязывали дать расписку такого содержания: «В случае моей смерти, независимо от ее причин, даю согласие на вскрытие моего тела».

Число погибших служащих отряда и членов их семей было довольно велико, и даже возник план строительства храма в память о них.

Совершенно по-иному относились к «бревнам». Среди показаний есть и такие: «Схваченная беременной женщина родила в тюрьме. Только небольшое число связанных с тюрьмой служащих знали, что она каждый день со слезами на глазах умоляла тюремщиков подвергнуть ее любым экспериментам, но сохранить жизнь ребенку. Однако в отряде не отступали от своих правил: „подопытная мать“ могла родить только „подопытного ребенка“. Поэтому его могли содержать только некоторое время. Конечно, и мать и ребенок были умерщвлены».

Для умерших служащих отряда предназначалась «комната усопших» женщина-«бревно» и ее ребенок имели право только на карточку с номером и печь для сжигания трупов.

«Особая отправка»

«В оккупированной Маньчжурии мы не испытывали недостатка в людях, предназначенных для экспериментов. Ежегодно в порядке „особой отправки“ в отряд поступало приблизительно 600 человек», — показал на Хабаровском судебном процессе генерал-майор Кавасима. В разряд «бревен» попадали русские, китайцы, корейцы, арестованные за сопротивление Японии и приговоренные к смертной казни. «Их все равно ожидала смерть» — таково было основание для использования их в качестве подопытного материала.

Большинство японцев слепо верили пропаганде о том, что в Маньчжурии на основе принципов «вандао» (заимствованное из конфуцианства понятие «справедливое правление») создается идеальное государство пяти наций: монголов, маньчжуров, китайцев, корейцев и японцев. Этим же обосновывала свои действия и японская военщина. Но какие бы оправдания она себе ни подыскивала, для китайцев японская армия, вторгшаяся в их страну и силой оружия пытавшаяся подчинить себе народ, была не чем иным, как армией агрессора. Сопротивляться вооруженному вторжению иноземцев естественно для любого народа и государства. В том, что «бревнами» считали боровшихся партизан, китайских рабочих, крестьян, учащихся, горевших любовью к родине и стремлением к национальной независимости, — никакой логики нет.

Но в те времена в японском народе чувство справедливости, желание смотреть правде в глаза были совершенно подавлены. А тех японцев, которые осмеливались сказать об этом, немедленно объявляли антинародными элементами и врагами государства.

Бывший служащий отряда говорит: «Мы не сомневались, что, ведем эту войну для того, чтобы бедная Япония стала богатой, чтобы способствовать миру в Азии… Мы считали, что „бревна“ не люди, что они даже ниже скотов. Среди работавших в отряде ученых и исследователей не было никого, кто хотя бы сколько-нибудь сочувствовал „бревнам“. Все: и военнослужащие, и вольнонаемные отряда — считали, что истребление „бревен“ — дело совершенно естественное».