Танго вдвоем - Гаяне Аветисян

У меня не было оснований не верить Генри, хотя все, что он мне рассказал, казалось невероятным.

– У вас хороший вкус, Крис, – сказал он мне на прощанье, намекая на мой удачный выбор украшения, – теперь я спокоен за Эмми, теперь я знаю, что она добралась до Америки.

Он ничего не спросил об улице Свердлова. Меня это, конечно, удивило, но то, что я услышал от него, взволновало настолько, что, пожелав ему спокойной ночи, я так и не смог заснуть, возвращаясь мысленно к этой необычной истории. Кто же был отправителем письма из Еревана? Мне почему-то вспомнилась записная книжка бабушки Мари. Она лежала в ящике письменного стола. Там не было и намека на Эмми Адамс, но были другие адреса. «Что если взять “грузинский след’’?», – предположил я, примеряя на себя образ опытного сыщика. Эта мысль понравилась настолько, что до самого рассвета я изучал адреса с пометкой «Тифлис» пока не выбрал фамилию Асатиани. Асатиани Варвара Николаевна.

В грузинской столице я не пробыл и двух дней. Уточнив старый адрес из записной книжки, я направился в Душети, любуясь красотами Базалетского озера. Меня встретил сын Варвары Николаевны – Давид. Есть люди, которые располагают к себе своим исключительным обаянием. Таким был Давид. В его внешности угадывалась некая аристократичность. Он был высок, худощав с благородными чертами красивого лица. На вид ему не было и шестидесяти. Меня нисколько не смущало то, что он обращался ко мне на «вы».

Мы сидели в садовой беседке, сплошь укрытой виноградником, и пили вино. Осень в горах вызывает в моей душе ощущение праздника, особенно ее цветовая палитра – от золотистого до темно-бархатисто – синего и пурпурного.

– Я очень люблю этот старый дом. Он меня возвращает в прошлое. Порой кажется странным то, что я так детально помню некоторые обстоятельства: помню, кто как был одет, кто как говорил, – признался мне Давид. – Тетя Маша с моей матушкой были закадычными подругами, обе выросли в Тифлисе, обе принадлежали к известным родословным и очень этим гордились. Моя мать в девичестве носила фамилию Баратаева.

Я вежливо поддакивал. Ничего не подозревая об истинных причинах моего приезда, он стал рассказывать о княжеской фамилии Баратаевых и о тете Маше. Так он называл Марию Тер-Осипову. Давид оказался на редкость интересным рассказчиком, приправляя тонким юмором коротенькие истории. Одновременно он раскалывал толстое полено, чтобы разжечь костер для предстоящего шашлыка. На завтра были заказаны хинкали, которые, как он уверял, в этих краях готовят мастерски, и о моем планируемом отъезде на вечер не могло быть и речи.

Я никак не решался спросить об Эмми Адамс, боясь нарушить ту атмосферу открытости, которая сразу же установилась между нами, как только я представился, и с нетерпением ждал той минуты, когда в моих руках окажется семейный альбом, всегда сопутствующий воспоминаниям.

В старом альбоме оказались интереснейшие фотографии двух родословных. Родители Давида встретились в Петербурге еще студентами. Мать училась на лингвиста, отец осваивал профессию врача.

На одной из фотографий я увидел улыбающуюся девушку, одетую в белое платье. В руках она держала огромный букет лилий. Фотография была поблекшей. Девушка чем-то напоминала Эмми Адамс, только одета была более чем скромно – без красивой шляпы и модного платья. Одним словом – совсем не леди.

– Знакомые лица? – спросил Давид, увидев выражение моих округлившихся глаз. Вероятно, оно было очень забавным, так как он повторил вопрос:

– Эту фотографию вы уже где-то видели?

– Я видел очень похожую. Откуда она у вас?! – воскликнул я так, будто передо мной лежала скрипка Страдивари.

– С прошлого века. Матушка никогда не выбрасывала фотографии и мне не советовала. Говорила, что их нужно хранить. Фотография очень старая, 1939 года. Это Эмми, американка, приятельница моей мамы.

– Эмми Адамс? – спросил я удивительно легко, будто речь шла о нашей общей знакомой.

– Да, она, – осторожно ответил Давид, видимо, не ожидая такой осведомленности.

Я с любопытством разглядывал лесную поляну, покрытую луговыми цветами. Пейзаж показался знакомым.

– Это Армения, Зангезурские горы, рядом с Татевским монастырем, – подсказал Давид.

– Да, да, конечно, это Татев. Как же Эмми…, – я не успел договорить, так как он меня опередил.

– История удивительная. В нашей семье ее рассказывали всякий раз, когда речь заходила об Америке. В Армению Эмми попала из Персии по странному стечению обстоятельств. Помню, как мама шутила на этот счет: «Эмми перепутала океаны и оказалась на Кавказе».

– Перепутала океаны? – Я заставил себя рассмеяться.

– Именно так. Она собиралась плыть в Америку, но по ошибке села не на тот пароход и поплыла в обратном направлении. Потом была Персия, Армения, Грузия. Только перед самой войной она вернулась на родину.

– Как же ей удалось добраться до Америки?

– С высокими покровителями можно добраться и до луны. Сейчас я вам кое-что покажу.

Давид вышел из беседки и пошел к дому. Через несколько минут он вернулся с книгой.

– Читаете по-английски? – спросил он.

Я кивнул головой. Это были рассказы Скотта Фицджеральда.

– С этой книгой она не расставалась до своего отъезда. А эта открытка – свидетельство того, что она добралась до Америки. Прочтите, что в ней написано – Давид протянул мне открытку, и вот, что я прочитал:

«Дорогие мои, я в Нью-Йорке! Мне до сих пор не верится, что я наконец дома. Смотрю на океан и вижу ваши горы с зарослями цветущего граната и дикого миндаля. Мне никогда не забыть той сказочной лилии, которую я впервые увидела возле Татевского монастыря, горных васильков, пахнущих медом и голубых колокольчиков, ниспадающих с отвесных скал. Я скучаю по тому спокойствию и счастью, которое испытала в вашем волшебном краю».

Эмми

Спокойствию и счастью? Как жаль, что Генри ничего не знал и был так далек в своих опасениях.

– Можно взять открытку? – спросил я осторожно.

– Конечно, берите.

Давид не задал мне ни единого вопроса. Казалось, его нисколько не удивил мой интерес к старой фотографии. Так ведут себя, только если знают больше, чем могут услышать.

Прежде, чем заговорить, я вытащил сингапурскую фотографию Эмми из правого кармана куртки.

– О!.. – воскликнул Давид. – Эмми? Невероятно…

– Она была танцовщицей, – ответил я с определенным намеком на то, что он не все знает.

– Что вы говорите? – Давид лукаво улыбнулся.

Последовательного рассказа у меня не получилось, так как мысли все время путались между Сингапуром и Ереваном. Давид внимательно слушал, слегка прищурив глаза. Когда я рассказал историю серьги, которую купил в китайском квартале Сингапура, он громко рассмеялся.

– Фантастика! Какой неожиданный поворот событий! Отличный сюжет для мелодрамы.

Мельком взглянув на сингапурскую фотографию, он спросил, указывая на Дэви:

– Кто этот джентльмен?

– Это Дэвид, приятель Эмми, возможно, жених. Его дед, из сингапурских армян, был достаточно влиятельным человеком на острове. И очень богатым. Но со временем вся семья переехала в Англию.

Я стал рассказывать об армянской диаспоре Сингапура, похваставшись тем, что в городе до сих пор сохранена армянская улица.

– Неужели ваши родители ничего не знали о ее бегстве? – спросил я Давида.

– Возможно, что-то и знали. Помню как-то вышел спор. Друг нашей семьи утверждал, что Эмми работала на одну из разведок в Малайзии. В те годы к иностранцам относились с большим подозрением и мои родители ему не поверили. Теперь, когда вы рассказали эту историю, возможно, внезапное исчезновение из отеля имело серьезные основания.

– Думаете, Эмми была шпионкой? – произнес я глупейшую фразу, о которой тут же пожалел.

– Не знаю. Могу только предположить, что она была причастна к истории, которую кроме нее одной вам уже никто не расскажет, – ответил Давид, посмотрев на меня очень выразительно.

Я смутился от того, что моя конспирация неожиданным образом раскрылась, и стало понятно, что Мария Тер-Осипова имела к моему приезду лишь косвенное отношение.

Угли в мангале потихоньку остывали. Давид, переводя разговор совершенно в другую плоскость, озабоченно сказал – «Пойдемте делать шашлык, костер уже погас».

После шашлыка мы гуляли в окрестностях Душети до самой ночи. На следующее утро пришла соседка Нино и принесла чудесные хинкали. Я мысленно благодарил Эмми Адамс за ее письмо, отправленное под фамилией с армянским окончанием. Иначе мне не пришлось бы узнать вкус настоящих хинкал и увидеть Нино. Пока Давид ходил в погреб за вином, мы успели обменяться многозначительными взглядами, будто обменялись обычной любезностью:

– Послушай, Нино, а ты красивая.

– Знаю. Да и ты вроде ничего.

Через неделю я уезжал в Германию, и мне снова захотелось увидеть дом на улице Бюзанда. Меня не оставляло тревожное предчувствие, что в следующий свой приезд вместо старого дома я увижу огромный вырытый котлован. Для своего визита я выбрал вечернее время, когда улицы становятся немноголюдными. День выдался дождливым, тяжелые тучи обещали грозу, но я все же решил не откладывать свой визит.