Алмазная тень - Фред Чаппелл

- И тут Кробиус захватит ее поместье.

- Не сумеет: в нем нет ни капли крови графского рода. Люди графини не потерпят узурпатора. А вот ее третий муж, граф, с которым Кробиус вступил в тайный союз, немедленно вернется из изгнания, объявит своим долгом необходимость заботиться о больной жене, и власть законным порядком перейдет к нему.

- Значит, алмаз, найденный в морском сундучке, наследство ее второго мужа, не принес счастья, как надеялась графиня.

- Никакого наследства не было. Кробиус или его сообщник спрятали алмаз в сундучке.

- Но почему Мютано принес не один, а пять черных опалов?

- Мы не знали, какую форму камня выбрал Кробиус, чтобы подложить в шкатулку с алмазом, так что пришлось действовать наугад, выбрав самые традиционные формы. Фортуна оказалась на нашей стороне.

- Но теперь Кробиус увидит, что камень пропал, сразу вспомнит мою дурацкую попытку ограбления, всю ребяческую комедию со стражей и поймет, что вы…

- Ничего он не обнаружит, поскольку Мютано подменил опал безвредным кусочком обсидиана такой же формы и подложил в шкатулку. А обсидиан не обладает оккультными силами, и со временем душа графини ускользнет из алмазной тюрьмы и снова станет свободной и цельной.

- Но он заметит перемены, осознает, что графиня бодра и рассудительна, как прежде, и тогда…

- Тогда Кробиус поймет, что мы разгадали его планы, и если попытается что-то предпринять против госпожи, мы его разоблачим.

- Но почему не сделать этого сейчас?

- Лучше наблюдать и выждать. Есть ли у него сообщники во дворце? Сумел ли он заключить тайные союзы с другими князьями, другими провинциями или армиями? Он будет повсюду чувствовать наши неотступные взгляды, и если попытается осуществить некий секретный план, мы немедленно об этом узнаем.

- Значит, пока нам ничего не придется делать?

- Говорю же, мы наблюдаем и выжидаем. А ты тем временем можешь совершенствоваться в познании свойств драгоценных камней, и Мютано начнет наставлять тебя в искусстве носить тени: как надевать их, не повредив, как выбрать лучшую для определенного задания, как подгонять их по своей фигуре, как двигаться, чтобы казаться игрой света, а не клоуном, пробирающимся сквозь мутный туман.

- Это самое увлекательное упражнение из всех, которые вы заставляли меня выполнять до сих пор. С удовольствием им займусь.

- Должен предупредить, - заметил Астольфо, - эта дисциплина требует немалого труда и большой выносливости. Мютано вряд ли разочарует тебя в этом отношении. Так что не мечтай о легкой жизни.

Я взглянул на широкую улыбку Мютано, и что-то в ней мне крайне не понравилось.

Мы решили провести разоблачение Кробиуса в три этапа, во время следующего и последнего визита во дворец. Первым этапом должно было служить мое появление перед графиней в цепях и оковах, а также со следами грубого, бесцеремонного обращения: синяками и ссадинами. Мне предстояло исповедаться в несуществующих подлых преступлениях, а на долю графини выпало вынесение приговора.

Эта прелюдия давала нам возможность увидеть графиню и понять, изменилось ли что-то в ее поведении и облике, в работе разума, в душевном и физическом здоровье. Кроме того, нам следовало не спускать глаз с Кробиуса, выискивая любой намек на то, что он обнаружил подмену опала ничего не стоящим осколком обсидиана, и проследить любую перемену в министре, перемену, грозившую опасностью нам или графине.

Сначала аудиенция проходила точно так же, как в первый раз. Правительница опять восседала в парадном зале, на высоком стуле, украшенном изысканной резьбой. Только теперь Мютано играл роль моего стражника и считал своей обязанностью время от времени награждать меня ударом в челюсть и пренебрежительно пинать в скованные щиколотки. Эту часть своей роли он играл с нескрываемым восторгом.

Я стоял перед графиней. Мютано возвышался справа от меня, Ас-тольфо - слева. За нашими спинами маячил Кробиус. Я нес чепуху, которую вдолбил мне Астольфо ценой многочисленных упражнений: как задумал украсть большой алмаз и держать его в тайнике, пока не найду способ приобрести с его помощью расположение кровавого пирата Морбруццо, а потом присоединиться к его шайке.

Благодаря железной дисциплине, насаждаемой моим наставником, я превратился в жалкое, хнычущее, полное раскаяния ничтожество, готовое жить или умереть лютой смертью в зависимости от желания графини.

- Как вы считаете, синьор, - спросила графиня, - искренне его раскаяние или это очередное притворство, посредством которого он надеется избежать сурового наказания?

Астольфо с сомнением покачал головой.

- Думаю, в этот момент он чистосердечен. Но кто может знать, какие мысли зародятся завтра в том клубке змей, которым является его разум?

- Надеюсь, он под надежной охраной?

- О да, синьора. Мой человек, Мютано, не сводит с него глаз. После этих слов Мютано отвесил мне такую оплеуху, что из моего

носа закапала кровь. Похоже, он сильно переигрывает! Я жаждал занять его место в нашей драме. Уж у меня хватило бы смекалки наградить его такими изощренными пинками, тычками и щипками, что у него голова кругом пойдет! Только бы поменяться с ним ролями!

- Тогда окончательное суждение за вами, Астольфо! - объявила графиня. - Если он еще может исправиться - прекрасно, если же нет - этот мир будет чище, освободившись от его присутствия.

- Синьора, - поклонился Астольфо, - я во всем вам повинуюсь. Но теперь об алмазе: вы были правы, заметив, что его сияние померкло, а цвет несколько изменился. Но это такой великолепный и, я сказал бы, отважный камень, что он должен обладать сильными внутренними качествами, чтобы исцелить себя и изгнать мрак, таящийся в сердцевине.

- О, это было бы настоящим чудом.

- Мой совет таков: свет к свету - и тьмы нету! Будет лучше всего, графиня, не закрывать камень в шкатулке или футляре, где он окружен полным мраком и кладбищенской тишиной. Пусть камень постоянно находится на свету, вдыхает чистый воздух, и тогда он снова найдет себя. Да и ваше самочувствие, синьора, заодно укрепится, ибо в древних историях и сагах говорится, что здоровье владельцев тесно связано с состоянием тех камней, которыми они обладают. Я мог бы привести десятки примеров и упомянуть множество трактатов…

Он помолчал и, откашлявшись, продолжил:

- Возможно, если у вас есть время и терпение, вам захочется услышать малоизвестную историю о знатной даме Эрминии и ее опале. Он был так тесно связан с ее мыслями и настроениями, что изменял цвет, а по словам некоторых, и форму, когда дама радовалась или гневалась…

И тут Астольфо принялся подробно, во всех интригующих деталях, красочным языком излагать ту самую историю, о которой не желал слышать ни слова из моих уст. Я нашел это обстоятельство крайне раздражающим и, возможно, предпочел бы даже побои Мютано изысканному повествованию Астольфо. В гневе я зазвенел цепями, и Мютано, словно выполняя мое невысказанное желание, наградил меня увесистым пинком в ногу.