Личики. Темные сказки - Петр Зубров

Как летом, тогда, в колесе, на небе.

И солнце светит, и небо синее, и птицы летят, и улыбается папа Свете.

А мама лежит на полу в панаме.

Наконец-то они все вместе.

Водочка, водочка,

Сахарная водочка,

Сладкая водочка,

Спи, моя селёдочка.

Палыч и пень

Жили два старика на московской окраине. Одного звали Палыч, второго – Пень. Днём ругались с кем ни попадя, а вечером телик смотрели. И никто их не слушал, никто не любил. Вот как-то взяли они корзины, сели на электричку и отправились в лес за грибами. Грибов в ту осень было много, и скоро старики заблудились. Идёт Пень и кричит:

– Пааалыыч!

А где-то рядом бродит Палыч и орёт что есть мочи:

– Пееень!

Вот выходит Палыч на опушку. А там посреди – гробик стоит. Подошёл Палыч к самому гробику, ан крышка падает, и из гробика голос доносится:

– Палыч, ложись… Палыч, ложись…

И так сладко зовёт его голос, что Палыч взял да и лёг. А крышка возьми да и закройся. Испугался Палыч, начал стучаться. Да только без толку всё. Постучал, постучал, устал и заснул.

В ту пору на опушку Пень вышел. Видит – гробик стоит. Подошёл он к гробику, по крышке – стук-постук.

– Эй, кто в гробике лежит? Кто в невысоком лежит?

А гробик сбрасывает с себя крышку и отвечает:

– Ешь, Пень!.. Ешь, Пень!..

А в гробике Палыч лежит. Крепко заснул и ничего не слышит. Сел Пень на пенёк рядом с гробиком. Достал из кармана ножик. Отрезал руку, отрезал ногу. Так понемногу и съел Палыча.

Пришёл домой, телик включил, спать лёг. А Палыч – знай урчит у него в животе, спать не даёт. А чего урчит – Пень и понять не может. Крутился Пень и так и эдак. Не выходит из него Палыч, лишь сильней урчит и бурчит. Разозлился Пень. Пошёл на кухню, слабительное выпил. Палыч из него и вышел. Вернулся Пень к себе – и заснул мёртвым сном.

А Палыч, наоборот, проснулся. Лежит в темноте и не узнаёт себя. Попробовал рукой пошевелить – а нет руки. Ногой хотел двинуть – нет ноги. Собрал он все силы и выполз наружу. Приполз к Пню в хату. И видит – телик во тьме мерцает. А по телику их любимый ведущий, всё кричит на кого-то, соловьём заливается. Тут Палыч опять поднапрягся – и прыг в экран. Прямо в студию к ведущему.

Ну, все в студии с мест-то повскакивали, закричали, забегали. А ведущий стоит на месте и двинуться от страха не может. Тут Палыч снова – прыг – и в рот к нему.

Вдруг Пень проснулся. Смотрит, а по телику ведущий его любимый, глядит прямо на него, манит рукой, улыбается да приговаривает:

– Пень, покорми меня. Пень, покорми меня.

Сморчки

Мура с дедушкой по сморчки пошла. Там лес горел, вся земля горела, вот сморчок и пошёл. Идут Мура и дедушка по чёрной земле да грибки собирают. Набрали они полную корзину сморчков. Пришли домой. Дедушка в тазик сморчки высыпал. Лежите, грибки, отдыхайте. Завтра дедушка яишенку с грибками сделает.

Потом они с Мурой чай пили, варенье ели.

Потом дедушка в сени вышел, а Мура мультик одна смотреть села. А телевизор взял да испортился – помехи на экране ходить стали, ничего не видно. Мура в сени за дедушкой пошла. Смотрит, а дедушка у тазика сидит да шепчет:

Грибки, грибки,

Ложитесь в гробики.

Грибки, грибки,

Ложитесь в гробики.

Увидел он Муру, встал, ничего не сказал, пошёл на двор курить. А телевизор потом сам починился.

Потом дедушка печку натопил, везде двери закрыл, и они с Мурой спать легли.

Мура перед сном дедушку спрашивает:

– Дедушка… А это ты заклинание говорил?

– Да… Заклинание, – говорит дедушка. – Спи давай.

Но не спится Муре. Лежит она, ножкой болтает.

– Дедушка, – говорит Мура. – А что это за заклинание?

– Да чтоб тебя! – ворчит дедушка. – Это от сморчков заклинание. Теперь спи давай, а то отшлёпаю!

Закрыла Мура глазки и заснула.

Но жарко дедушка натопил в хатке!

Встала Мура ночью, пошла в сени, водицы испить. Заходит в сени, а там темно, холодно. Попила водичку, пошла назад, и вдруг – шлёп! Ножка босая во что-то мягкое вляпалась!

Что это? Включила Мура свет, смотрит, а в тазике сморчки роются, чвякают. А один рядом с Мурой на полу лежит, подрагивает, как рыбёшка.

Закричала Мура, завизжала. Дедушка проснулся, выскочил в сени в одних трусах.

– Что такое? Что кричишь?

– Дедушка! Тут грибочки ожили!

– Какие грибочки? Как ожили?

– Грибочки-сморчочки.

Смотрит дедушка, а сморчки как лежали в тазике, так и лежат.

Разозлился тогда дедушка, что Мура его обманывает, от сна отвлекает. Нельзя обманывать, Мура! Отшлёпал он тогда Мурку как следует.

Мура плачет, от слёз задыхается.

– Заткнись! – крикнул дедушка. – Пока не заткнёшься – тут сиди!

И дедушка спать пошёл.

А Мура в тёмных сенях плакать осталась.

Поплакала она, поплакала, вдруг слышит во мраке:

Шяпь

Шяпь

Шяпь-шяпь

Шяпь-шяпь-шяпь

Присмотрелась Мура ко мраку, а из тазика грибки шлёпают на пол.

Закричала опять Мура, завизжала. Дедушка снова вскочил, в сени прибежал.

– Что такое? Что случилось?

– Дедушка, дедушка! Сморчки из тазика прыгают!

– Да что ты несёшь? – закричал дедушка.

Смотрит Мура – а грибочки как лежали в тазике, так и лежат.

Пуще прежнего разозлился дедушка. Снял ремешок с гвоздика, да как следует Муру отшлёпал.

– Нельзя врать, Мура, нельзя! Раз ты мне врёшь, то спи тогда здесь!

И дедушка пошёл в тёплую хату, а Мура во мраке осталась.

Сидит она на стульчике. Холодно.

И к дедушке в хатку постучаться боязно, и тут – боязно.

Что же делать?

Вот сидит Мура в темноте да прислушивается.

Тихо-тихо вокруг, будто весь мир уснул.

Тихо вокруг и ветра нет.

Грибки, грибки,

Ложитесь в гробики,—

шепчет