Черная радуга - Марина Серова

— Она пила? — Капитан открыл блокнот.

— Да, — вяло сознался директор. — Она принимала «Найс боди», в результате стала очень худой и раздражительной, после чего и нашла утешение в алкоголе.

— Лечащий врач утверждает, что она также принимала и наркотики, то же самое показывает и вскрытие, — напомнила я.

— Я клянусь! — Кондратьев вскочил. — Не было этого. Не могло быть! — Он смотрел на меня и пытался нахрапом убедить в обратном. — Я не давал ей денег. И она не могла сама заработать на эту дрянь.

— Успокойтесь, — Югов похлопал его по плечу и усадил на место. — Известно, что наркотик сам по себе может вызывать галлюцинации, клаустрофобию, чувство необъяснимого беспокойства и тому подобное.

— Отсюда истерики, постоянные претензии и угрозы в адрес соседей, — добавила я. — А личность того, кто должен был убить меня, не установили?

— Пока нет. У него на груди татуировка: группа крови и знак семьдесят шестой отдельной бригады ВДВ, сложностей не будет. Я думаю, его наняли.

— Но исполнитель он плохой, — заметил Василий Иванович, — его никто не учил убивать в условиях города, это абсолютно точно. Он ведь ждал Таню и мог бы в самом примитивном случае зайти в подъезд, тогда я навряд ли успел бы с ней познакомиться.

— Надо попытаться крутить от личности и посмотреть, кто его надоумил зарабатывать себе на жизнь таким образом, — высказался капитан, — поговорить с родителями, знакомыми. Он ведь молодой, судя по характерным мозолям на ногах, только что прошел срочную. Это я передаю вам слова Зинаиды Викторовны Леновской — нашего эксперта-криминалиста, которая успела взглянуть на труп.

— Мне надо на работу, — сообщил директор, — давно не ездил на такси.

На правах хозяйки я пошла провожать его.

— Позвони мне, когда дело сдвинется, — бросил он напоследок.

— Кондратьева необходимо успокоить, — я вернулась на кухню и села на прежнее место. — Давайте думать, как нам направить его энергию в нужное русло, а то как бы чего не случилось с этими ребятами из «Хуман инжиниринг».

— Он крутой? — поинтересовался Берков.

— Нет, — уверенно заявила я, — но деньги у него есть, и нанять гоблинов он в состоянии.

— Посмотрим, — сбросил тему Югов. — Надо отправляться в психушку и побеседовать там с врачами.

— Нам по пути, — напомнила я.

— Хорошо, — согласился он, — только давайте не будем мешать друг другу.

В ответ я даже выдала какую-то чушь о взаимовыгодном сотрудничестве.

Капитан поручил Беркову вплотную заняться личностью убитого, и мы отправились в больницу.

Следователь подвел меня к «уазику» и представил маленькой толстой женщине с русыми волосами и очень полными губками. Леновская удостоила меня наклоном головы и предпочла вообще не открывать рта.

— Поехали, — скомандовал капитан, и мы, каждый в своей машине, тронулись в путь.

Лобового стекла у меня не было, но Югов вызвался отбрехаться от сотрудников ГАИ, а я взяла на себя обязательство восстановить внешний вид машины сегодня же.

Мы с капитаном вошли в кабинет зава наркологическим отделением.

— Я капитан Югов из отдела по расследованию убийств. Вы Загрибин?

У завотделением лицо сморщилось так, будто его пищевод стала разъедать кислота.

— Я, — не отказался от самого себя врач.

— Мне бы взглянуть на тело, — капитан сложил руки на груди. — А это наш медэксперт, Зинаида Викторовна Леновская, — представил коллегу Югов, — вот уже десять минут ходим ищем труп.

Эрик Яковлевич вскочил с места.

— Как?! Вы были в холодильнике?

— Там все закрыто.

Телефонный диск нервно затрепыхался на оси.

— Это Загрибин. Я сейчас подойду. Будь любезен, отопри дверь.

— Доктор, покажите, пожалуйста, нам всех ваших покойничков, — предложил капитан идущему впереди начальнику отделения, спускаясь по ступенькам вниз.

На глубине трех метров мы обнаружили скучающего Виктора Вадимовича.

— Опять вы? — абсолютно безразлично произнесла говорящая горилла.

«Опять» относилось явно ко мне.

— Корелян, где труп женщины, которую вы вскрывали сегодня утром? — попытался изобразить строгость Загрибин.

— Увезли, только что. Приехал муж вместе с мужиками из похоронного бюро, расписался и увез тело.

— Когда?

— Вот только отъехали.

— Вы знаете мужа покойной? — поинтересовался Югов.

— Знает, — ответила я за патологоанатома, — мы с моим клиентом вчера заходили сюда.

Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к череде обстоятельств, мешающих проведению расследования или делающих его вовсе невозможным. Капитан только начал «въезжать» в происходящее, и то, что ему придется еще не раз удивиться, слегка забавляло меня. Пусть побесится. Я ведь бесилась. Заходишь в палату — все чисто, на месте покойной другой человек. Надеешься на помощь эксперта — заключение о смерти пишет находящийся в штате больницы патологоанатом.

— Я хочу посмотреть на результаты анализов и заключение. — Леновская прошла и села напротив хозяина подземелья.

Корелян зевнул и выложил на стол перед экспертом тоненькие листочки.

Мы стояли в тени старых дубов и мило беседовали с Николаем Сергеевичем Юговым.

— Думаю, мы здесь еще натерпимся, — предположила я. — Врачи будут покрывать друг друга до последнего.

— Давайте поработаем до середины дня, постараемся найти свидетелей… Вы не мешаете мне, я вам. Договорились?

— Договорились.

— И поговорите с вашим клиентом, пусть он больше такие фортеля не выкидывает.

Я не возражала и пообещала попросить Алексея не предпринимать никаких действий, не посоветовавшись со мной. А тело жены действительно забрал он.

Помощь — это хорошо. Один в поле воин только тогда, когда поле маленькое.

Иволга сидела за своим рабочим столом в ординаторской и что-то быстро писала. Кроме нее в комнате был только один очень старенький доктор, также что-то крапающий в тетрадочку.

Когда я вошла, они подняли головы.

— Проходите, садитесь, — пригласила меня Иволга.

— Давайте тихо и спокойно поговорим с вами без всяких эмоций, — предложила я, нагружая своим весом жалобно поскрипывающий стульчик.

Старичок тихонько встал и вышел за дверь.

Она молча отложила бумаги и настроилась на тихий и спокойный разговор.

— Хочу сразу же предупредить вас, что сегодня вам придется побеседовать со следователем.

— Это убийство?

— В желудке Елены нашли снотворное.

— Что же теперь будет? — Ксения Петровна заплакала. — В мое дежурство еще никто никогда не умирал.

— Но это часть вашей работы, — я попыталась успокоить ее.

— Лена должна была жить.

— Вы сможете в случае необходимости подтвердить это в суде?

— Это опасно?

— Послушайте, вы хотите наказать преступника или нет?

— Значит, опасно. Но я скажу.

— Умница. — Без похвалы человеку нельзя. — Расскажите мне еще раз о вашем ночном дежурстве.

Я обернулась на раздавшийся за спиной скрип и увидела Югова. Он покачал головой и исчез. Заключенный с ним договор о невмешательстве начал действовать.

— Вначале все было как обычно. Двоим дали снотворное. Поставили пару капельниц. У нас несколько человек очень тяжелые, не соскучишься. В четвертом часу утра одна женщина в четвертой палате, где лежала Лена, стала очень буйно требовать дозу, ее пришлось связать и вколоть успокоительное. Она подняла на уши всю палату. Я с ней минут десять провозилась, потом медсестра…

— Абрамова? — уточнила я.

— Да, она. Я вам о ней говорила. Так вот она ждала, пока успокоительное подействует. Принесла капельницу и, поскольку наша подопечная еще слегка предъявляла претензии на лучшую жизнь, решила выяснить, как себя чувствуют разбуженные среди ночи остальные пациенты. Лену ей растолкать не удалось. Она пощупала пульс и потом позвала меня.

— За действиями медсестры кто-нибудь следил?

— Ни одна женщина не спала. Вы можете поговорить с ними.

— А где мне найти Абрамову?

— Она сейчас на работе. В палатах или в сестринской.

— Теперь давайте думать, откуда Лена могла достать снотворное.

— В нашем отделении очень строгий контроль. Однажды я понадеялась на сознательность господина Кондратьева, но он принес «Найс боди». После этого случая я потрошила все его передачи, включая и последнюю. Если учесть, что это у нас вообще не положено, можете…

— Что он принес в последний раз?

— Как обычно, фрукты: яблоки, апельсины, бананы.

Я припомнила, что заходил он в палату с пакетом, а выходил без него. Вроде все сходится.

— И никаких банок?

— Нет, ничего.

— Кто-нибудь еще навещал Лену?