Поздний гость. Стихотворения и поэмы - Владимир Корвин-Пиотровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ИГОРЕВЫ ПОЛКИ
И та же степь, и тот же зной,Лазурь над глиной и песками, —Знакомый путь передо мной,Поросший ржавыми веками.Сверкнет дорожный бубенец,Переплеснется воздух четкий,И за курганами беглецВздымает пыль стальной походкой.
Опять ордынская стрелаВ колчане зреет и томится,И в узкой балке расцвелаБагряной былью сукровица.Неистребимы и легки,Кудрявым Игорям на смену,Спешат веселые полкиЗабрызгать степи конской пеной.Сухие стебли ковыляСрезают кони удилами, —И стала русская земляЗа невысокими холмами.
Всё та же степь, и тот же хруст,Блуждают сумерки в овраге,И неприметный к ночи кустСтал тяжелей от росной браги.Печаль дорожная звенитКрылом подбитым журавлиным,От граней дымчатых в зенитСтруится тень широким клином.Несется полночь на коне,Томится ратник в поле чистом,На половецкой сторонеСмерть пляской тешится и свистом.Предгрозовой тяжелый парГнет долу тощие бурьяны,И синей молнии пожарПоют тревожные баяны.Но жаркий шлем закинут в Дон,Заря скрипит над волчьим логом, —Летит с попутным ветром звонЛебяжьим пухом по дорогам.
Мне по обочинам пустымДано трубить в мой рог суровыйИ призывать далекий дымВ забвенье рухнувшего крова.Но снилось — вызрела стрела,И дева вещая ОбидаПо бездорожьям и теламПрошла от Кеми до Тавриды.Как птица древняя, в ночиКричала сонная телега,И пересохшие мечиТупились в ярости набега.Горели заревом костры,Дымилась степь кремневой пылью,И все овраги и бугрыЦвели всю ночь багряной былью.И знал, — от зарева проснусь, —Звеня железными полками,Придет и снова станет РусьЗа невысокими холмами.Костями рылась борозда,Ломались крепкие орала,И темной гибели уздаЛадони кровью обагряла.Но трудный полдень согнут в рог, —Веселый Игорь скачет прямоИ в каждый встреченный порогЗвенит победными ветрами —Широкий ветер освежитНемой простор земного круга,Перемешает рубежиИ дали вымеряет туго.Росой коснется пыльных губ,Дождем прольется над долинойИ в кирпичи высоких трубПлеснет размеренной былиной.
1925–45
БЕРЛИН 1923–1939
* * *
Снова хмель загулял во сне,Сад в три дня молоком облит, —А в лесу, на овражном дне,Половецкая девка спит.
Березняк да крапивный духПриведут под уздцы коня, —За конем прибежит пастух,Завернет поводок вкруг пня.
Паровоз за бугром свистит,Бродит в снах колокольный звон —Ты коня, молодец, пусти —Половчанку бери в полон.
Выйдет ночь проверять весну,Стянет звездный тугой кушак, —В молодом весняном пленуЗацветет на сорочке мак.
1925
ЗЕМЛЯ
Ярится степь, — уже не дева,Дождем и солнцем пронзена,Земля для пламенного севаБлистательно обнажена.Сгрудились борозды за плугом,Безмолвен пахарь и суров,И черный пар пояшет тугоСосцы набухшие бугров.Взыгравший ветр вгоняет щедроТепло в земные глубины,В зерном беременные недраПодъятой плугом целины.Как укрощенная рабыня,До дна распаханная новьНесет, покорная отныне,Железа терпкую любовь.А там, в овражной буйной чаще,В насторожившемся яру,Зверье бродяжное всё чащеВзывает к звездному костру.И вечерами дней погожих,Когда закат кропит поля,Волчат, детенышей пригожих,Рожает рыжая земля.И в тяжкий час степной натуги,Обрекший жатве тонкий злак,Волками полнятся яругиИ заповедный буерак.Когда же в голые просторыМорозы выжмут кровь рябин,Волчата хмурые, как воры,Крадучись, выйдут из глубин.Уйдут в осенние туманы,Разыщут гибель в ржавой мгле,И ветр, остуживая раны,Пригнет их к матери земле.
1923
* * *
Глухая ночь. Фонарь, зевая,Оберегает черный мост,Метель, как лошадь скаковая,На крыше распустила хвост.
То пляшет на сугробе взрытом,Играя, рвется на дыбы,То бьет в чугунные столбыСвоим рассыпчатым копытом.
И вдруг зальется ржаньем грозным,Галопом скачет вдоль стены,Попона облаком морознымЛетит с крутой ее спины.
Как часовой стою на страже,Слежу за ней из-за угла,Я жду ее, зову и дажеКасаюсь зыбкого седла.
И вот — вскочу, заправлю ногиВ сверкающие стременаИ бурным вихрем, без дороги,Помчусь по воле скакуна.
1929
ВЕЧЕРНЯЯ ЗВЕЗДА
На обозленный и усталый,На город пыльных чердаковЗвезда вечерняя упалаИз мимолетных облаков.
И сразу стало по-иному, —То горячее, то нежней,По улицам — от дома к дому —Взлетели тысячи огней.
Мгла исступленно просветлела,И, в новый ритм вовлечена,Душа медлительное телоОставить вдруг обречена.
Еще привычно попираюГранит сердитым каблуком,Еще неловко протираюОчки фуляровым платком, —
А из-под ног земля уходитВ лазурь, в туманы — навсегда —И лишь вечерняя звездаОдна навстречу мне восходит.
1929
* * *
В холодный дым, в туман морозный,Сегодня город погружен,Над белой аркой всадник грозныйСияньем тусклым окружен.
Его лицо забили тугоНепроницаемые льды,И медленно пушится вьюгаВ широких кольцах бороды.
С карнизов косо пыль сдувая,На острых выступах свиститИ мутным облаком летитПо голой линии трамвая.
Глуша прохожего звонками,Срывает шляпы и платкиИ мчит огромными прыжкамиУвертливые котелки.
А вслед за буйными вещами,Рождая черные смерчи,Взлетают с треском над плечамиШироковейные плащи.
Громовый грохот и стенанье,Обвалы каменной стены —То ветер из моей страныПриносит мне напоминанье.
И всё внезапной тьмой сокрыто, —Шумит метель по всей земле —Лишь там над бездной, в белой мглеЧернеет конское копыто.
1929
ВОЛХВЫ
Взошла звезда над каменной трубой,И вот — не сплю, не двигаюсь, бледнею —Да, три волхва бредут уже за нею,Роняя тени в сумрак голубой.
Их кудри белы львиной белизной(Вся седина моей земли бесплодной), —Их губы дышат горечью степной,По-летнему прозрачной и холодной.
Но бьют часы. В бесформенном углуОтчетливей границы очертаний; —Три полотенца свесились во мглуПредутренних пустых очарований —
Нет, не жалей, душа моя. ХраниВсе голоса, пропевшие однажды,Все марева, возникшие от жажды,Всех дальних звезд неверные огни.
РЮГЕН
