Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

– Солдат-самозванец? – хмыкает. – Занятно. Что ж, хочешь послужить королю – это дело. Только, сдается мне, место тебе на галерах. Впрочем, посмотрим. Если четки не краденые, бояться тебе особо нечего. Врать у нас пока не запрещено. Мое почтение, сеньорита!

Учтиво приложил руку к вислым полям шляпы, намекая на приподымание, повлек беднягу в узилище. Известное дело – кроме главной тюрьмы, воспетой Сервантесом и осмеянной Кеведо, в Севилье имеются и иные застенки, попроще. Места, откуда несложно выйти до суда и вместо суда, ежели у тебя довольно эскудо и поручителей. Что ж, в этом патруле нет алькальда, а если судья не выходит на улицу, как положено по городским установлениям, то задержанного приходится к нему вести.

Увы, большинство младших алькальдов работает только на бумаге, а те, что есть, свои должности унаследовали. Получая жалованье, они редко исполняют обязанности – и хорошо. Что может быть страшней судьи, не ведающего законов? Пожалуй, город прав, проще бросить таким горсть серебра, чем расхлебывать последствия их работы.

Между тем пока подруга в полном сообразии с традицией старого плутовского романа поменяла в жизни очередного пройдохи темную полоску на претемнейшую, донья Ана успела поблагодарить сеньора-perulero да в таких выражениях, что тот отныне при желании всегда сыщет и дом неуклюжей, но очаровательной девицы, и церковь, в которую та ходит по воскресеньям.

Они его не видят. Еще бы – людей в соборе немало, пусть и теряются под этими сводами, но эту парочку потерять невозможно. Высокая девица, что нанесла на рынке злой удар по карьере пикаро – и, верней всего, начала для того жизнь гребца королевских галер – в какой толпе затеряется? В ее походке и манере ни следа спокойной горделивости, свойственной девушкам Андалусии, славной красавицами. Напротив, весь ее вид словно просит: не смотрите на меня! И я на вас не буду…

Взгляд невольно соскальзывает на ту, что рядом. Ту, что споткнулась. Нарочно, разумеется. Разве может споткнуться кошка? Истинная андалусийка – тем менее! У нее нет особенной фигуры – а та, что есть, создана корсетом. Да и невысоких – и, чего уж там, нехудых, девушек в Севилье – пруд пруди, в скрытое мантильей лицо не заглянуть. Но, Пресвятая Дева, как же она течет над мозаичным полом! Да ей даже вертугаден не нужен, чтоб скрыть от нескромных взглядов ножки. В то время как рослая подруга рядом попросту шагает. Немного даже тяжеловато. Корсет? Зачем одной доске другая?

Стоило девушкам войти в неф, впечатление переменилось. Спотыкавшаяся казалась среди готических колонн чем-то чуждым. Не то языческим, не то мавританским. Высокая… Коротко преклонила колена – одно, потом, словно нехотя, второе.

Разобрать слова молитв Гаспар не смог. Впрочем, явно было, что маленькая проговаривает привычную скороговорку многократных Ave или Pater Noster, прокручивая четки. Высокая – тяжело роняет латинские слова, четки не трогая. Встала. Прошептала несколько слов подруге, отошла в сторону, где стоит служка в белом одеянии. Короткий разговор. Туда – склянка. Обратно – тугой кошель, немедленно скрывающийся в глубинах кармана.

Половина дела сделана. Осталось – передать дурные вести и гарантировать, что они не потеряются по дороге.

– Благодарность его высокопреосвященства сегодня весома, как никогда.

– Разумеется, донья Руфина. Господин мой, архиепископ, если и не разделяет вполне все беды паствы, что воистину не по силам человеческим, то, по крайней мере, знает о них, а потому заботится о стаде своем. Прежде же всего – о тех, кто облегчает пастырское бремя. Он знает, какую дороговизну вызвала война. Увы, те эскудо, что лежат в кошеле, полны свинца. Так что мой господин всего лишь счел, что суть важней имени.

– Благодарю, – отозвалась Руфина.

– А для моей беды нет ли у вас лекарства?

– Есть.

Руфина извлекла из кармана еще одну склянку.

– Моя матушка рассчитывает, что это поможет. Как и всегда. И еще просит передать: случилось то же, что и четыре года назад…

– Разумеется, я все передам. Что ж, донья Руфина, я благодарю вас – и покидаю, дабы господину моему не пришлось ждать.

Девушка кивнула. Теперь – все. Лекарства хватит архиепископу на месяц. Служка спустит афродизиак в ближайшие пару дней – и будет потом месяц жить предвкушением удовольствий. Зато не посмеет утаить ни мараведи из епископской благодарности.

Торговать зельями Бланке де Теруан нельзя. Но нигде не написано, что достойная матрона не может поделиться лекарством, приготовленным по древнему фамильному рецепту, с иными из сильных мира сего, а благородным господам – сделать ответный подарок…

Что делает человек, оказавшийся в замешательстве? Ну, например, просит совета у друга. Правда, найти в Севилье друга не так уж легко. Впрочем, послать человека по месту службы – и вот дон Диего де Эспиноса навещает сеньора Гаспара Нуньеса в новом доме. Увы, ахов и охов не слышно: немудрено, великий город удивить сложно. Зато острый критический взгляд молодого человека подметит любую несуразность – и, по крайней мере, новое жилище перуанца будет вызывать не насмешки над переселившимся на пуп земли провинциалом, но сдержанное уважение ко вкусу и достатку.

Впрочем, дон Диего с порога заявил:

– Я – не обычный севилец. Вероятно, Гаспар, вам следует выслушать меня и поступить наоборот.

Перуанцу осталось только рукой махнуть. Мол, советуй, а у меня и у самого голова есть на плечах. Диего принялся прохаживаться по заполненному рабочим шумом дому. Кое-где обойщики еще продолжали работу.

– Ярко, – сказал наконец, – но это, по мне, не беда. Кстати, вы уже наняли слуг?

– Да. Троих на кухню, еще полдесятка по дому. Камердинера – у канальи неплохая рекомендация, похоже, прежним хозяевам он попросту стал не по карману. В общем, обедом угощу, но устроить званый вечер пока не способен.

– Ясно. Кстати, спите вы где? Тут? Угу… И что, весь этот народ мимо шастает?

– А что?

– Ну, не знаю. Мне бы такое не понравилось. Заходи, кто хочет, делай, что хочешь, хозяин спит… Не жилье, проходной двор, и мебели уж очень много. Ни уюта, ни простора. Гаспар, поверьте – правильно организованная пустота смотрится гораздо величественней, чем Пиренеи из шкафов, столиков и кресел. А, кстати: о поставце. Уберите. Продайте. Или хоть откромсайте лишние этажи.

– Почему? Я купил достаточно китайского фарфора на все полки!

– Ну, в фарфоре я не разбираюсь. Зато точно знаю, что, когда вы выставите поставец на улицу на Пасху, немедленно найдется желающий запулить в твою роскошь камнем. А алькальд дело даже расследовать не будет. Сразу сунет под сукно.

– Почему?