Я не ангел (СИ) - Соврикова Ольга Геннадьевна

— Ты знаешь, папочка… Я теперь учусь разговаривать на чужом языке. Уже могу песенку спеть и спросить, как тебя зовут. Меня мама учит.

— Лучше бы она тебя на русском языке читать научила.

— Так я уже умею. Правда, правда… Очень медленно, по слогам, но умею. Буквы еще не все помню, но у меня все получается. Еще я скоро научусь играть на пианино. Мы с мамочкой его на помойке нашли. Долго мыли, чистили, красили, а теперь уже играем.

— Мама не умет играть на пианино.

— Уже почти умеет. Она вместе со мной учится. Мы посмотрели в ноуте, где можно купить ноты. Попросили, и нам дяденька привез их. Они совсем новые, и у нас скоро начнет все получаться. Ты не волнуйся папочка, если ты захочешь, мама тебя научит и на пианино играть, и на чужом языке разговаривать, а как только ты совсем поправишься, мы тебя с собой на скалодром возьмем. Там знаешь, как интересно? Я уже высоко умею залезать, почти до потолка. А некоторые ребята даже по потолку могут ходить. А почему ты на полу лежишь? У тебя же ноги заработали. Ты сегодня уже встанешь?

— Я не могу пока сам встать, малыш. Но я обязательно попробую. Если мама согласится мне помочь.

— Мама согласится. Она же тебя любит-любит. Ты знаешь, как она по ночам плакала, когда у нее руки болели и спина, а она все равно вставала утром и заново начинала тебе помогать.

— Вась, а бабуля к нам сюда ходит?

— Нет. Не ходит.

— Она может и не знает, где мы сейчас живем?

— Может и не знает. У меня, пап, теперь куклы красивые есть и телефон свой, но бабушка не звонит. Не хочет, наверное. Она от нас еще не отдохнула. Мы как с больницы с мамой вышли, у нее жили. Ну и надоели ей. Вот она еще и не соскучилась.

— Это тебе мама так сказала?

— Нет. Это бабушка сказала.

— Как она сказала?

— «Ну, хоть отдохну от вас, тараканы приблудные». Пап, а мы с мамой, что, правда, на тараканов похожи?

— Что ты, маленькая! Как может солнышко быть похожим на таракана? Солнышко оно на то и солнышко, чтобы радовать всех. Ты моя доченька, а значит, вырастешь и станешь не просто симпатичной девушкой, а настоящей красавицей. Василька, меня никто не искал? В больницу никто не приходил?

— А кто?

— Ну, девушка… Такая высокая, с черными длинными волосами. Светланой зовут.

— Такая только один раз приходила, когда мы еще крепко спали все. Ей тетки сказали, что надежды нет, и она ушла.

— Плакала?

— Нет. Она спросила, «Точно нет?», и все.

— А откуда ты знаешь, что она приходила, если мы спали все?

— Так я, наверное, не крепко спала и потому видела все.

Опасаясь, что разговор дойдет до наших с ней «не крепко спала», я поспешила прервать их занимательную беседу. Ребенок был отправлен умываться и одеваться, а сама я приступила к осмотру дел рук своих.

Ну, что? Лежал мой супруг ровнехонько, фингалом светил ярко, распухшим носом сопел почти грозно. Затыкаться видимо не собирался.

— Чем тебе ребенок помешал? Боишься за свои секреты?

— Да… Вдруг она расскажет тебе, где у меня запасные памперсы лежат.

— Язва. Какая была, такая и осталось. Тебя ничто не изменит.

— Правильно. Все только еще хуже стало. Теперь я, как и ты, на всю голову стукнутая. Вот отпинаю тебя сейчас и ничего мне за это не будет. У меня теперь психика нестабильная, мне голову беречь надо, а я вчера из окошка выпала! Представляешь? Ты лучше скажи мне, у тебя идеи не появились? Как мы, а точнее я, тебя поднимать буду? Молчишь?

Не знаю, что я хотела от него услышать, но точно не тихое, смущенное.

— Лен… Я в туалет хочу, и пить, — грубить и насмехаться мне резко расхотелось. — Может я смогу с твоей помощью встать?

— Ну, давай попробуем. Только если ничего не получится, не злись.

И мы попробовали. Задействовали все, что только можно: скамеечку, инвалидное кресло, медицинские ходунки и меня как основное средство передвижения. Сначала я его прямо на матрасе перетащила с горем пополам к дивану. Посадила, позволяя его спине опереться. Затем был героический рывок сантиметров на тридцать вверх. Он упирался руками в ходунки, а я, встав за его спиной, обхватила его под мышками. Раз… И мы уже на скамеечке, подставленной в нужное место Василисой. Следующим этапом был диван, а потом и кресло.

Все оказалось не так плохо, как я думала. Не зря я по нескольку часов в день истязала его массажем. С туалетом и даже с купанием у нас все получилось, вот только его кровать нам после этого подвига пришлось делить на двоих. Как только я его на нее уложила, так больше уже ничего не смогла. Поздним завтраком нас на ней же кормил ребенок.

И вообще, такой «завтрак в постель» у меня был впервые. Зато бутерброды и чай в этот день были просто божественными. В обед меня хватило на еще один поход в туалет и суп, разогретый в микроволновке. К вечеру мы приноровились к новым жизненным обстоятельствам и уже на следующий день жизнь начала налаживаться. Над кроватью Кирилла появились дополнительные поручни, и дочка приступила к работе тренера. Массаж и уколы я ему еще делала, кушать и мыться помогала, а вот памперсы, к моему огромному облегчению, стали историей. К концу недели моему муженьку заметно полегчало. Сил прибавилось. Ложка из рук больше не выпадала, в кресло, ванну и туалет перебирался самостоятельно. Вот только между собой мы почти не разговаривали, и если бы не Василиса, то тишина стояла бы гробовая.

Чем мы занимались? Мы с ребенком по-прежнему учились читать, играть на пианино, разговаривали на французском, готовили, пекли пироги, ходили на скалодром, а он внимательно за нами наблюдал. Как ни предлагали мы ему прогулку, но уговорить «прокатиться» в кресле в парк, так и не смогли. Ответ всегда был один — «Как только смогу, выйду на своих ногах».

К концу второй недели у нас наконец-то состоялся ночной разговор по душам.

Глава 10

Заканчивая мыть посуду после ужина, я уже предвкушала увлекательное путешествие по сети и несколько благодатных часов единения с самой собой. Неугомонное солнышко уже посапывало в своей кровати в обнимку с любимым медведем. Муженек, получивший очередную порцию уколов, тоже должен был отбыть вскорости в след за ней. Казалось никто и ничто не могло, помешать мне. Но это я так думала и желала. Кирилл так не думал. Он решился на разговор и мои желания, судя по всему, его не интересовали, потому, как, не успев отложить на раковину кухонную губку, я услышала за спиной:

— Нам нужно поговорить, — заявил мой убогонький, пришлепавший на кухню на своих двоих, и тяжело опустившийся на стул. — В тот день, в машине, мы ссорились, — продолжил он, не собираясь видимо дожидаться моего согласия на разговор. — Разговор шел о разводе и ты, поверь мне, была согласна на него. Не устраивали тебя только его итоги. Ты соглашалась оставить мне Ваську, но не соглашалась оставлять долю в квартире, оформленной сейчас на мою мать. Я же настаивал на том, что ребенок останется со мной, а твою часть квартиры мы оформим на нее, это примирило бы мою мать с ее присутствием и обезопасило бы ребенка от ее интриг. Моя мать не святая, но она моя мама, и я не позволю тебе обижать ее. В отличие от тебя она не отказалась от меня, вырастила одна, не бросила.

Успев очень близко познакомиться с его мамочкой, я не выдержала и встряла в его монолог.

— Конечно, вырастила. Времена-то какие были? Попробовала бы она тебя бросить. Ее родители, воспитанные в духе коммунизма, ей бы все глазоньки повыколупывали за это.

— Оставь мою мать в покое! Чтобы она для тебя не делала, ты всегда была недовольна. Ничему не хотела учиться. Работать тоже не хотела. Это из-за тебя мне пришлось бросить институт. Это из-за тебя в доме вечно не хватало денег. Из-за тебя Василиска растет такой болезненной и нервной! Из-за тебя я никак не могу построить жизнь с хорошей, любящей меня девушкой. На момент аварии она уже была беременной, и теперь я даже не знаю где она и что с ней? Мы собирались стать семьей. Она согласна была принять мою дочь, стать ей настоящей матерью. Все портила ты!