Главный противник (Не окончено) - Алексей Колентьев

— Пойду, перекинусь парой слов с боевым товарищем, не виделись давно, вы уж извините, Андрей Иваныч.

Старик кивнул и на удивление спокойно, с толикой искренней радости за вобщем-то незнакомых ему людей улыбнулся в бороду, показав прокуренные жёлтые зубы:

— Ничего, я пока тут посижу, кости погрею.

Варенуха до того с каким-то одержимым тщанием чистивший пулемёт быстро собрал оружие и отошёл со мной в метров на десять от костра. Я повёл бывшего водилу за южный выступ ниши, чтобы ветер не относил слова в сторону сидевшего к нам спиной Чернова. Семёныч сильно изменился: движения стали более скупыми и расчетливыми, взгляд настороженным. Пулемёт он теперь держал более уверенно, видно что привык к оружию, полюбил его. Но стоило нам заговорить, как я снова узнал прежнего, немного растерянного гражданского водилу придавленного навалившимся вдруг грузом обстоятельств. Присев на корточки и пригласив артельщика сесть напротив я спросил:

— Виталий Семёныч, расскажи как добрались, как устроился на новом месте?

— Да нормально… ну почти так: три больших зала, есть спуск к речке подземной и даже горячий ключ прямо из-под земли бьёт….

Варенуха, сначала сбивчиво, а по мере продолжения расспросов всё более последовательно и спокойно, рассказал про новый лагерь отряда. До описанного мной спуска в пещеру, отряд добрался без помех, поскольку дезориентированные преследователи изначально отвели основные силы восточнее, сконцентрировав усилия на поисках в наиболее слабо проходимой части Шиковичей. Тактически это было верно — место глухое, для укрытия самое оно. Миновав открытое пространство и держась правой, северо-восточной стороны ущелья, отряд за три часа быстрого марша сумел достичь подошвы довольно высокой горы. Группа в которую входил и Варенуха, поднявшись на почти стометровую отметку обнаружила неширокую террасу, с которой приметная расселина в виде трезубца оказалась доступна для спуска. Ещё спустя два часа, трое добровольцев спустилась по узкому проходу на дно расселины, где к вящей радости действительно обнаружился искомый проход в целый подземный город. Подъём и последующий спуск раненых и наиболее выбившихся из сил членов отряда занял ещё порядка пяти часов. Амеры опомнились только к вечеру, а вернее, к шести часам пополудни. В тот самый момент, когда последняя партия уже заканчивала подъём на карниз, по ущелью начала работать ствольная артиллерия, миномёты и авиация. Из шедших последними восемь бойцов во главе с раненым Кэрри накрыло шестерых. Двоим удалось укрыться в складках расселины и спуститься ближе к полуночи. Сам Кэрри погиб одним из первых — спасая висящих на частично оборванной страховочной связке товарищей, он хладнокровно обрезал трос и упал вниз. Остальных накрыло уже после того, как первая пара начала спуск в расселину: люди оказались на открытом месте, чем воспользовался ведущий амеровской вертолётной пары и расстрелял «туристов» из курсового пулемёта. В общей сложности, выжило двадцать восемь человек из изначально составлявших отряд. Из этого числа две трети это раненые и даже трое детей от шести до тринадцати лет. Однако спасшимся повезло: пещеры служившие стойбищем для древних людей оказались вполне пригодными для жилья, на местах старых костровищ люди вновь, как и тысячи лет назад развели огонь. Горячий источник, о котором я уже упомянул оказался каскадным комплексом сообщающихся озёр, образующих три огромных неправильной формы чаши, до трёх метров глубиной в самой нижней точке. Горячей, бурлящим крутым кипятком, вода была только в озере расположенном на уступе выше двух остальных, в нижние озёра вода стекала когда переполнялся верхний резервуар и поэтому в среднем температура воды достигала приемлемой, градусов до сорока по Цельсию. На вкус, по словам водилы, вода была чуть солоноватая, отдавая тухлятиной. Однако питьевую воду вскоре нашли ниже — несколько тоннелей вели к берегам поземной реки с довольно быстрым течением, там вода была совершенно чистая. Некоторые даже видели рыбу, но пока никто не ловил её. Получалась довольно интересная картина: три больших зала на уровне двухсот-трёхсот метров над уровнем поверхности, сообщающихся между собой сетью узких и не очень коридоров. Как оказалось, гора словно кусок сыра была пронизана пробитыми некогда текшими тут речными потоками извилистыми коридорами. Часто такие ходы никуда не вели, однако спустя несколько дней высланные на разведку поисковые группы обнаружили три выхода наружу. Так в лагере появилось топливо, которого первоначально сильно не хватало. Во время одной из таких вылазок, Варенуха и встретил старика Чернова. Бывший дальнобойщик поделился соображением, что старик выследил их точку входа, поскольку народ в отряде как я и сам знал наверняка соблюдал осторожность своеобразно и опытному следопыту обнаружить откуда приходят заготовители валежника было проще простого. Нужно, однако, отдать «туристам» должное — сходу лесовику никто не поверил, однако тот пошёл не сопротивляясь, отдал винтовку и позволил завязать себе глаза. Но Варенуха снова высказался в том смысле, что старик даже в пещерах вёл себя так, будто бы находился тут не впервые. Когда я спросил, какова же была реакция Леры на пленника, то Семёныч выказывая явное благоволение девушке с плохо скрываемым восхищением рассказал, что Лера поверила Чернову только после долгой, двухчасовой беседы с глазу на глаз. Это меня несколько отрезвило, ибо во-первых, я сам доверял чутью нового командира отряда и во-вторых, Чернов действительно хоть и выглядел подозрительно, однако подсознательно я не чувствовал в нём угрозы. Кроме того, было и одно практическое соображение: раз лесник так ловко ориентируется не только в труднопроходимом чернолесье, но и бывал в пещерах, у него много раз уже была возможность дать сигнал тем, кто нас так тщетно, но усердно разыскивал. Как я уже заметил ранее — амеры очень сильно полагаются на всякие технические приспособления и будь Чернов их креатурой, то церемониться с обнаруженными беглецами никто бы не стал. Американцы, если придётся, без колебаний пожертвуют даже ценным агентом, коли возникнет хоть малейший риск упустить с таким трудом найденных партизан. Пещеры бы уже выжгли, а прилегающую к горе местность накрыли плотным артогнём. Всё указывает на простой вывод сделанный оккупантами: прозевали незначительный отряд недобитков, поэтому давайте быстро решим эту мелкую проблемку самым простым способом. Пока нас действительно держат за дурачка в чужом преферансе, на которого и так потрачено много лишних сил и средств. Громоздкая, пусть и современная, но всё же в целом неповоротливая армейская машина, что тот слон, просто покуда ещё не ощущала нашего мелкого укуса. Но всё изменится, стоит нам выжить и приспособиться, тогда в игру вступят совершенно иные силы но пока что удача, а главное время всё же на стороне слабейшего. Как бы то ни было, покуда информации к размышлению было вполне достаточно. Прокачку старика Чернова придётся отложить на некоторое время, если он друг — попрошу прощения, если засланец… ну тогда будем наедятся, что обезвредить его удастся прежде, чем он успеет причинить существенный вред отряду. Поднявшись и размяв начавшие неметь ноги, я вместе с Варенухой вернулся к костру и снова сел рядом со стариком. Семёныч же напротив, отошёл от огня и завернувшись в накидку заснул отвернувшись к стене. Чернов сидел, казалось, за время нашего с артельщиком отсутствия ни разу не переменив позы, только глаза его время от времени щурились, когда старик смотрел поверх пламени в темноту перед собой. Ночь тут была абсолютно чёрной, неба как и везде в чащобе видно не было. Ветер гудел в верхушках деревьев, трепля ветки, вдали опять слышалась канонада, по звуку на юго-востоке работали тяжёлые миномёты. Теперь война была везде, от безмятежности первых недель практически ничего не осталось, скоро в любой глухомани будет небезопасно. Неожиданно захотелось закурить, да так сильно, что судорожно свело скулы.

— У меня табак есть, коли свой весь извёл. Будешь?

В руках старика оказался раскрытый золотой портсигар украшенный богатой гравировкой изображавшей сцены каких-то греческих побоищ. Вот и ещё один сюрприз: золото отливало кроваво-красным оттенком, а клеймо на внутренней стороне верхней крышки говорило об авторской работе. Иными словами вещь была опять с закавыкой, как и мудрёный «винтарь». Внутри лежали папиросы, но без заводского клейма, видимо старик набивал их сам, что в принципе для такой глуши вполне нормально — таким многие балуются, когда табак проще вырастить самому, чем покупать. Я не удержался и втянув носом одуряющий аромат терпкого «зелья», с сожалением отказался:

— Благодарю, но раз бросил, то боле не начну.

— Разумно — Спрятав диковинный портсигар, старик снова уставился в огонь — А я вот не могу избавиться, как в тринадцать лет пристрастился, так до сих пор и смолю. Ты если чего спросить хочешь, то спрашивай, не дичись.