Заклятие сатаны (сборник) - Эдвард Бенсон

Я удивленно взглянул на него. Руки у меня тряслись от холода, и он это видел.

— Да ты весь дрожишь! — продолжал он. — Может, простыл? А насчет того, что в комнате холодно, давай проверим.

Он подошел к письменному столу, где лежал термометр.

— Шестьдесят пять[1], — сообщил он.

Спорить было ни к чему, да нам было и не до этого, потому что как раз в этот момент мы оба ощутили слабое, отдаленное содрогание и поняли: Он приближается. Внутри у меня началась какая-то странная вибрация.

— Жарко или холодно — я должен пойти и одеться, — произнес я.

Все еще дрожа, но с чувством того, что дышу бодрящим, разреженным воздухом, я отправился к себе. Моя одежда была уже разложена, но горячей воды я не заметил и позвонил слуге. Он явился почти тут же, но мне, уже выбитому из колеи, показался напуганным.

— Что случилось? — спросил я.

— Ничего, сэр, — с трудом выговаривая слова, ответил он. — Мне показалось, что вы звонили.

— Да. Принесите горячей воды… И все-таки — что случилось?

Он переступил с ноги на ногу.

— По-моему, — наконец сказал он, — я видел, как сразу следом за мной по лестнице поднималась леди. Хотя звонка у входной двери я не слышал.

— Где, по-вашему, вы ее видели?

— На лестнице, сэр. А потом на площадке у дверей гостиной, — пояснил он. — Она стояла там и как будто раздумывала, входить или нет.

— Кто-то… Кто-то из прислуги? — уточнил я. И снова почувствовал, что Он приближается.

— Нет, сэр, это была не служанка, — ответил он.

— Тогда кто?

— Там темновато, и я не мог толком разобрать. Но думаю, это была миссис Лорример.

— Вот как? Ну, хорошо, сходите и принесите мне горячей воды, — сказал я.

Но он медлил, и я понял, как сильно он испуган.

В этот момент прозвенел входной звонок. Было ровно семь, Филип явился секунда в секунду, а я еще и наполовину не был готов.

— Это доктор Эндерли, — сказал я. — Наверно, если он будет подниматься по лестнице, вы решитесь пройти там, где видели леди.

И тут совершенно неожиданно по дому прокатился вопль, такой пронзительный, такой потрясающий, исполненный такого смертельного ужаса, что меня затрясло и я застыл не в силах сдвинуться с места. Собрав всю волю в кулак, я напрягся так, что внутри у меня, кажется, что-то треснуло, заставил себя пошевелиться и, сопровождаемый слугой, бросился вниз по лестнице, где наткнулся на Филипа, который бежал наверх из холла. Он тоже слышал вопль.

— Что случилось? — спросил он. — Что это было?

Мы вместе зашли в гостиную. Джек лежал на полу у камина, здесь же валялось перевернутое кресло, в котором он недавно сидел. Филип двинулся прямо к нему и, наклонившись, рывком распахнул его белую рубашку.

— Откройте все окна, — велел он, — тут страшно воняет.

Мы распахнули окна, и, как мне показалось, в колючую стужу комнаты снаружи хлынул горячий воздух. Чуть погодя Филип выпрямился.

— Он мертв, — произнес он. — Не закрывайте окон. В комнате все еще сильно пахнет хлороформом.

Вскоре я почувствовал, что в комнате потеплело, а Филип решил, что запах лекарства улетучился. Между тем, ни я, ни мой слуга никакого запаха не заметили.

Через пару часов мне пришла телеграмма. Сестра Дэйзи просила меня передать Джеку, что его жена умерла, и ему следует немедленно выехать в Швейцарию. Однако к тому моменту он был мертв уже два часа.

Я отправился в Давос на следующий день и там узнал, что произошло. Дэйзи три дня страдала от небольшого нарыва, который пришлось, наконец, вскрыть. Операция была простенькая, но пациентка так нервничала, что доктор решил использовать хлороформ. Дэйзи хорошо перенесла анестезию, но через час после пробуждения внезапно потеряла сознание и умерла около восьми часов по центрально-европейскому времени, что соответствует семи часам по Гринвичу. Кстати, она потребовала, чтобы Джеку ничего не сообщали об операции до ее завершения, так как это не касалось ее основного заболевания, и ей не хотелось волновать его понапрасну.

На этом можно поставить точку. Добавлю только, что мой слуга увидел у входа в гостиную, где сидел Джек, женщину, которая колебалась, войти или нет, как раз в то время, когда душа Дэйзи находилась на пути из одного мира в другой. У меня тогда же (не думаю, что по каким-то другим причинам) возникло ощущение колючего и бодрящего мороза, характерного для Давоса, а Филип почувствовал запах хлороформа. Что касается Джека, то к нему, судя по всему, пришла его жена. И он последовал за ней.

Луиза БОЛДУИН

КАК ОН УШЕЛ ИЗ ОТЕЛЯ

В то время я работал лифтером в «Эмпайр-отеле», высоченном здании на углу Бат-стрит, которое со своими чередующимися полосами красного и белого кирпича смахивает на свиную грудинку. Отслужив в армии, я уволился с хорошей характеристикой и как раз благодаря этому и сумел заполучить такую должность.

Отель представлял собой крупное акционерное предприятие, в его управляющем совете заседали отставные офицеры и другие джентльмены, которые вложили в отель какие-то деньги и ничем другим не занимались. Среди них оказался и мой последний полковой командир, человек, если ему не перечить, добродушный и покладистый. Когда я обратился к нему по поводу работы, он сразу сказал:

— Моул, ты как раз тот, кто нужен в нашем большом отеле. Солдаты — народ вежливый и трудолюбивый, да и публике они нравятся почти так же, как моряки. Мы как раз увольняем нашего лифтера, вот ты и займешь его место.

Работа пришлась мне по душе, зарплата вполне устраивала, так что я проработал там целый год. Работал бы и дальше, если бы не события, о которых я и хочу рассказать.

Лифт у нас был гидравлический и совсем не походил на те расхлябанные птичьи клетки, что со скрипом ползают в шахте туда-сюда, постоянно грозя сломать тебе шею. Наш двигался плавно, как по маслу, управлять им смог бы даже ребенок, а находиться в нем было не опаснее, чем на твердой земле. Вместо сплошной рекламы, как в омнибусах, у нас там стояли зеркала, и одетые в вечерние платья леди, пока я спускал их вниз, смотрелись в них, подкрашивая губы и поправляя свои прически. Как в небольшой гостиной, там были красные вельветовые пуфики, на которых можно было посидеть и отдохнуть, пока вас плавно, как на птичьих крыльях, возносят или опускают.

Все приходившие или уходившие гости время от времени пользовались лифтом. Среди них попадались и французы, так они называли лифт «ассансер» — ну, для их языка это, наверно, звучит вполне пристойно. Но вот почему американцы, которые при желании умеют сносно объясниться по-английски и к тому же норовят все делать быстрее других, тратили время и силы, обзывая лифт «элевейтором», меня ставило в тупик.

Я дежурил в лифте с полудня до полуночи. К этому времени весь народ уже успевал вернуться из театров и с вечеринок, а опоздавшим приходилось подниматься пешечком по лестнице, потому что свою работу я заканчивал. С утречка, до моего прихода, с лифтом управлялся один из носильщиков, но до двенадцати почти никто туда не заходил, да и до двух особой сутолоки не было. Зато потом начиналась горячая пора, когда гости перли без конца, и электрический звонок гонял меня с этажа на этаж, как на пожар. А дальше, во время обеда, снова наступала передышка, когда я, устроившись поудобнее, почитывал газетки, жалея только, что курить в лифте запрещено. Кстати, запрет относился не только ко мне, так что часто приходилось просить важных джентльменов не нарушать установленные правила. Между прочим, с английскими джентльменами проблемы возникали редко. Не то что с высокомерными толстосумами, у которых сигара словно приклеена к губе.

У меня острый глаз и хорошая память на лица, так что уже скоро я узнавал всех постояльцев, и им не приходилось даже называть свой этаж.

Шел ноябрь, когда в «Эмпайр-отель» прибыл полковник Саксби. Я сразу приметил его, потому что никто бы не усомнился, что это солдат. Полковник выглядел лет на пятьдесят и был высокий, худощавый, с ястребиным носом, острым взглядом, седыми усами и скованной из-за простреленного колена походкой. Особо привлек мое внимание шрам от сабельного удара, пересекавший правую половину его лица.

Доставляя его на четвертый этаж, я размышлял о том, как сильно отличаются офицеры друг от друга. Полковник Саксби ростом и худобой напомнил мне телеграфный столб, тогда как мой старый полковой командир походил скорее на бочонок в униформе, хотя все равно был храбрым солдатом и в то же время джентльменом.

Номер 210, который занимал полковник Саксби, располагался как раз напротив стеклянной двери лифта, так что каждый раз, когда я оказывался на четвертом этаже, мой взгляд упирался в эти цифры. Полковник ежедневно поднимался на лифте, но никогда не спускался вниз до того дня… Впрочем, об этом чуть погодя.