Квадратное колесо Фортуны - Андрей Глухов

— Лучший в мире коньяк, даже лучше грузинского, «Камю» называется. Для самых уважаемых людей держу! — Гиви наполнил рюмки, — Тост сейчас говорить не буду, раз торопишься. На Новый год скажу.

Они выпили и Витька пошел к двери.

— Падажди, дарагой, — Гиви сунул руку в ящик стола и достал конверт, — возьми, пожалуйста.

— Что это? — Спросил Витька и, тут же поняв, покраснел.

— Гонорар, — рассмеялся Гиви, — гонорар художника.

— Нет, нет, — Витька мотал головой не находя слов, — я уже всё получил, вы наверное не знаете, мне бухгалтер всё выдал.

— Зачем отказываешься не глядя? Ты посмотри, потом поговорим, если что не так, — добродушно пророкотал Гиви, но увидев, что Витька, мотая головой, уже подошел к двери, покраснел и зловеще прошептал:

— Ты меня обидеть хочешь, да? Ты меня перед людьми опозорить хочешь, да? Ты хочешь, чтобы люди говорили, что Гиви такой жадный, что не заплатил за отличную работу, да? Бери! — заорал он, и его чёрные глаза засверкали огнями витрины.

Витька упрямо мотнул круглой головой и взялся за ручку двери. В метре от его головы тяжелая малахитовая пепельница разлетелась на куски, разбившись об стену. Витька пулей вылетел из шашлычной и впрыгнул в отходивший автобус.

Напуганный, а Витька не сомневался, что Гиви просто промазал, и потрясённый таким неожиданным финалом, он не заметил, как автобус завез его к чёрту на куличики и он потратил почти два часа на дорогу домой.

— Вот балда, — ругал себя Витька, — и человека обидел и время потратил.

На лестнице нервно курила Светка.

— Витька, — зашептала она, вцепившись ему в руку, — тут такое было! Мать целый час разговаривала по телефону с каким-то Гиви. Я сначала не врубалась, а потом услышала, что говорят о тебе. Я поняла, что ты его чем-то смертельно обидел и даже оскорбил. Мать час уговаривала его простить тебя, говорила, что ты ещё маленький, что воспитан не так, что мама твоя тяжело больна и только что вышла из больницы. Не знаю, чего уж ты там натворил, но смотри — эти грузины очень обидчивы и мстительны. В общем, я тебя предупредила.

На следующий день, когда они сели обедать, в дверь постучали. Маленькое Витькино сердечко трепетно забилось, и он обречённо пошел открывать дверь своей судьбе. За дверью никого не было, но на пороге стояла большая плетёная корзина с высокой ручкой. Из янтарных гроздей винограда высовывались горлышки нескольких бутылок. Сверху лежала небольшая карточка с рукописным грузинским текстом, одним словом «МАМЕ» и витиеватой подписью внизу. Хлопнула парадная дверь и заурчала отъезжающая машина. Витька осторожно обошел корзину и позвонил в противоположную квартиру. Дверь открыла Алевтина и Витька, не здороваясь, ткнул пальцем в сторону корзины:

— Это как понимать?

Алевтина расслабилась, словно сбросила с плеч мешок картошки.

— Так и понимать, Витек, — простил он тебя. В следующий раз будь умнее.

— Можно я позвоню?

Алевтина пропустила Витьку в квартиру и он набрал номер.

— Слушаю вас, уважаемый, — пророкотала трубка.

— Спасибо за подарок, Гиви, — Витька был искренне растроган, — и не сердитесь на меня, я правда не хотел вас обидеть.

— Будь счастлив, сынок, — сурово произнес Гиви и добавил: — тебе больше не надо приходить.

Оставшись без дела после выздоровления Алевтины, Лизавета снова заскучала. В Витькино отсутствие она стала потихонечку выходить, освоила подъём на пятый этаж всего с двумя остановками и стала выносить мусор, проходя стометровку от дома до бачков. Она зашла в школу, находившуюся прямо во дворе их дома, и поинтересовалась работой. Место уборщицы было занято, но ей посоветовали зайти в ЖЭК. В ЖЭКе Лизавете предложили сразу две должности: дворником на три участка и мыть лестницы в двух девятиэтажках по соседству. Витька выслушал её сообщение спокойно, без эмоций и возмущения.

— Давай, — сказал он равнодушным тоном, — но учти, что как только ты оформишься, я сразу перевожусь на вечерний и тоже устраиваюсь на работу, а когда через неделю ты снова загремишь в больницу, я навещать тебя не смогу — свободного времени совсем не будет.

Лизавета тяжело вздохнула и пошла советоваться к Алевтине.

— Надо подумать, — неопределённо ответила соседка, и через неделю Лизавета уже работала калькулятором в маленькой диетической столовой недалеко от дома.

Работа Лизавете очень понравилась — она не требовала ни специальных знаний, ни физических усилий, а терпения и внимательности Лизавете было не занимать. Платили немного, но совершенно официально кормили обедом, высчитывая из зарплаты сущие пустяки. Лизавета взбодрилась и даже помолодела. За вечерним чаем с сухариками она рассказывала Витьке о столовских событиях.

— Сегодня-то что случилось, — трагически восклицала она, — повариха пошла домой, только из двери вышла, а её два обэхээсника цап под руки и назад. В кабинет директора завели, пальто сняли, а там… — Лизавета закатила глаза, изображая ужас, — а там, Витька, шмат мяса к животу привязан! Три кило шестьсот грамм. Позор-то какой и, говорят, посадить могут. Вот беда.

— А что, всех проверяли?

— Нет, только её.

— А узнали про неё откуда?

Лизавета задумалась и всплеснула руками:

— Неужто донёс кто? Вот ведь горе какое. Ты, Витька, чужого никогда не бери, как бы плохо оно ни лежало, — завершила она свой рассказ.

В другой раз, захлёбываясь смехом, Лизавета рассказывала:

— А сегодня, вот умора, чего было. Шеф-повар у нас, Зоя Петровна, маленькая такая, кругленькая, но бой-баба: поварих гоняет, только перья летят. Она и за словом в карман не лезет, может и матерком пульнуть, а может и по заднице за нерадивость врезать. Ну и посылает Зоя двух поварих в подвал со склада котёл крупы для каши принести. Ждёт, ждёт, а их всё нет и нет. Зоя взбеленилась и, как была с поварёшкой, так и помчалась на склад. Прибегает и застаёт картинку, ты только представь: стоит в дверях склада в стельку пьяный рабочий наш, Васька, и мычит: «Не пущу и всё тут». Чего ему с пьяных глаз привиделось, не знаю. Поварихи прыгают перед ним, а чего они с пьяным дураком сделать могут? А Зоя, ой, Вить, умора, как вбежала в подвал, так сразу всё поняла и, не останавливаясь, подлетела к нему и с разгону как треснет его поварёшкой в лоб, он и упал. Сперва думали, насмерть пришибла, потом прислушались, а он спит, да ещё и похрапывает. — Лизавета отсмеялась и закончила снова неожиданно. — Ты, Витька, не смей никогда до такого скотского состояния напиваться, сама пришибу вот этими руками.

Едва начались зимние каникулы, как Витька подхватил грипп. Температура не поднималась выше тридцати восьми, но изнуряющий кашель, насморк и слабость держали его прикованным к дивану. Среди дня в дверь постучали и Витька поплёлся открывать. Чьи-то руки грубо развернули его и, зажав рот ладонью, больно воткнули в спину что-то твёрдое и поволокли по квартире, заглядывая во все помещения. Витьку отпустили посреди большой комнаты и он, прокашлявшись и утерев сопли, увидел перед собой двух грузин в чёрных кожаных пальто и каракулевых шапках. Старший сидел на диване, и из-под его распахнутого пальто на Витьку из подмышечной кобуры смотрела рукоятка пистолета, младший стоял у двери, на его могучем кулаке зловеще блестел никелированный кастет.

— Ты Салтанкин Виктор Петрович и ты делал витрину у Гиви? — старший говорил почти без акцента.

Витька кивнул.

— Подойди, — он вынул из кармана бумагу и показал её Витьке.

— Это что?

— Договор.

— Люблю честных людей, которые не создают себе лишних мучений, а мне лишних забот, — донеслось от двери.

— Ты сделал витрину, и что было потом?

— Включили, выпили по рюмке «Камю» и я уехал домой. А в чём дело, сломалось что-то?

— Если будешь врать, твоя голова сломается, — прорычал младший.

— Ты правду говори, — подтвердил старший, — а то ведь он сейчас из тебя шашлык делать будет. Мы и так всё знаем, нам твоя правда нужна.

И Витька рассказал всю правду, вплоть до пепельницы.

— И это мы знаем, дальше рассказывай, — снова прорычал младший.

— Да что случилось-то? — закричал Витька, выигрывая время. Втягивать Алевтину в эту странную историю он ни за что не хотел.

— Не кричи, — оборвал его старший, — дело говори.

— Ну, я ему позвонил, мы поговорили, и он всё понял. И подарок вон прислал, — Витька показал на телевизор, где красовалась корзина с четырьмя бутылками. — И всё, больше мы не виделись.

Младший подошел к корзине и вынул из неё карточку.

— Пошли, это не тот, — сказал он, передавая старшему кусочек картона.

— Да что случилось-то? — повторил Витька, — Зачем вы приходили?

Младший открыл дверь и стал слушать лестницу.

— Убили нашего Гиви, — сказал старший, вставая с дивана, — ищем шакала, всех проверяем. — Помяни, — кивнул он на бутылки в корзине, — хорошего человека Гиви Варсаладзе.