Мечт@ - В. Виджани

– У-ууу… Ну кто так красит? Ты кого из нее делаешь? Она – Морриган, дочь Фломет, ведьмы из Южных Холмов, а не какая-нибудь Красная Шапочка! Извращенец ты, понял!

Гример стоял, втянув голову в плечи, не зная, что ответить.

– Сплошное недоразумение, Дарецкая. Столько нервов! Видишь, облысела!

Перепугавшись, я тихонько спросила, не болеет ли она.

– Ага, болеет, как же! – рассмеялся Женька. – Ты, Евушка, просто отвыкла от солдатского юмора мадемуазель Серьги. Наша девочка теперь ударилась в компьютерные игры.

– Вот видишь, замутила показ… – Маша не обращала никакого внимания на колкости ее «любимчика». – Популяризирую идолов нынешних геймеров. И что тут криминального, не пойму?

– Ты увлекаешься играми? – удивилась я.

– Да ничем она не увлекается, – ответил за нее Женька, – просто Машку проспонсировал ее последний мэн по имени Гришка-Трясогузка.

– Жень, вот только не надо, а? Дарецкая, не слушай его. Завидует, гад.

Мне стало интересно, и я уточнила на всякий случай:

– Трясогузка? Это кличка или фамилия?

– Святое создание! – рассмеялся Женька. – Какая кличка? Он же не собака! Это его ник в Интернете. Его там все знают! Он владеет большим холдингом компьютерных игр. И еще вроде сам придумывает концепты. Странный тип, – он нахмурился, – весь в себе. Но Машка сумела его окрутить.

Маша погрозила Женьке кулаком и убежала ругаться со своим ассистентом. Чтобы не мешать процессу, мы пошли к своему столику.

Женька сидел рядом со мной и зло поглядывал на Павла. Телефон тренькнул еще одним сообщением, поступившим на мою почту. Прочитав письмо, я совсем сникла. Близнец писал, что у него «под ножом умерла женщина», похожая на его мать, что его трясет и он хотел бы со мной поговорить. Я немедленно скинула номер своего телефона, но он вышел из Сети. Я ждала – телефон молчал. Женька недоуменно поглядывал на мое клацанье по клавишам.

– Жень, а почему ты не снимаешь сегодня? – поспешно задала я вопрос, не желая объясняться.

– Да я уже отснял всю Машкину коллекцию у себя в студии. На выходе тебе подарят пакет, в котором, открою тайну, будут лежать приличный каталог моего производства, диск с какой-то идиотской игрой и «вонючка» в уродливой стекляшке.

– Прости, не поняла, что такое «вонючка».

– Машка замутила свой собственный парфюм.

– А почему «вонючка»?

– Потому что все, что она делает, плохого качества. Потому что сделано наскоро и за чужой счет. Непонятно?

– Непонятно, – честно призналась я, – ты всегда утверждал, что она талантлива…

– А теперь я… промолчу.

– Жень, ты что-то не договариваешь?

– Она все делает на халяву. – Он поджал губы и замолчал.

Мне стало неловко. Говорить больше не хотелось, тем более спрашивать о чем-либо. В Женьке появилась враждебность, что-то новое, нехорошее и чужое. Но тут вдруг оживился Павел. Повысив голос, он нервно заявил:

– А что тут непонятного? Женечка ваш привык, что все крутится в его орбите. Он в этом мире царь и бог. Он, и только он, решает, что будет делать тот или иной его вассал. Вас ждет та же участь. – Павел усмехнулся. – Хотите, я вам скажу, что будет дальше?

– И что же? – Признаться, я растерялась.

Парень покраснел и, запнувшись, выпалил:

– Он втянет вас в какой-нибудь свой проект, а потом раздавит… Разве не так, Евгений?

Женька словно окаменел. Он мрачно, исподлобья разглядывал свою недавнюю пассию.

– Потом он выкинет вас из своей жизни, – продолжил Павел, – как выкинул Машу, рассказывая на каждом углу, какая она бездарь и халявщица… как сегодня выкинул меня… И… если ваша фамилия действительно Дарецкая, я слышал и про вас кое-что…

– Пошел вон, ублюдок, – прошипел Женька, превратившись в чужого, страшного человека. – Пшел, слышишь!

– Жень, ты чего?! – воскликнула я, но мой голос утонул в первых аккордах музыки, грянувшей сверху.

В зале погас свет, и на подиуме появилась первая модель в фантастическом наряде ведьмы, поглощая внимание уставшей ждать публики.

Я ушла через несколько минут после начала дефиле. На душе скребли кошки. Однозначно, мне не нравится такая реальность. Кроме того, я чувствовала себя предавшей своего Близнеца.

У дверей толкались опоздавшие гости, суетилась администрация, пытаясь навести порядок. Вдруг я заметила Андрея Викторовича Становского, нашего педагога и замечательного художника. Он узнал меня и, широко улыбнувшись, протянул руки:

– Дарецкая, Ева! Вы куда? Что случилось?

– Андрей Викторович, дорогой! – Я расплакалась.

Он обнял меня, и мы вышли на улицу.

– Так что случилось, Ева?

– Ничего, Андрей Викторович! Мне нужно домой… простите, – промямлила я, глотая проклятые слезы.

– Вас проводить?

– Нет… что вы! Там Женя… Маша… Вас ждут. Простите.

– Вот что, Ева, не знаю, что там у вас произошло, но … – Он полез в карман пиджака и вытащил пестрый картонный билет. – Вот… держите! Я приглашаю вас на свою персональную выставку… на открытие. Там дата и время. Для меня будет честь видеть вас. Кстати, поговорим о съемке моих работ. Придете?

– Да, – прошептала я, – обязательно приду.

– Фотореализм – это ведь и ваше направление? Так?

Я кивнула.

– Вот видите! Я слежу за творчеством своих учеников.

Стараясь сгладить неловкость, я поблагодарила его.

– За что же меня благодарить? – Андрей Викторович взглянул на часы. – Вы у меня были умница да Женечка… Он достиг больших высот. Гений своего дела.

– Да-да… он гений… Вы это верно заметили…

Глава 8

Гоп-арт

После общения с ней у него родилось стойкое отвращение к своему куцему быту, хозяину-алкашу и, что самое отвратительное, к работе…

Пашок вошел в ординаторскую и включил чайник. Перед глазами мелькала Наташка с гремучим алюминиевым ведром и щеткой. Он был сильно не в духе. Поэтому, когда Наташка подошла к нему и заглянула в глаза, он скорчил страшную рожу и резко выбросил руку с растопыренными пальцами к ее лицу. Девушка мгновенно испарилась. Уж она-то знала – в плохом настроении его лучше не трогать.

Протиснувшись к зеркалу, он стал внимательно разглядывать свое отражение. Редкая рыжеватая щетинка, нос вроде бы прямой, лицо, пожалуй, узковатое, и оттого глаза кажутся близко посаженными. Пашок приподнял плечи и нехорошо улыбнулся. Портили глаза… сильно портили. Да и волосы тоже не ахти – редковаты и вечно сальные. Может, побриться налысо? Согнув руку в локте, он тщетно поискал бицепс. А все мать! Нет чтобы отдать в секцию – кутала в сто одежек и две шапки. Жалко мать, конечно. Жизни у нее не было. Да и у них с Иринкой тоже ничего путевого не сложилось. Может, поэтому она Еву так возненавидела. А если с другой стороны посмотреть, разве Ева виновата в том, что родилась в Москве, в обеспеченной семье?.. Она-то тут при чем? Разве человек выбирает родителей?

Пашок поплелся к столу «злобного ординатора» Ваньки и, вытащив из груды хлама темные очки без дужки, вернулся к зеркалу. Поднял воротник халата и, приложив очки к глазам, неподвижно уставился в зеркало. А так вроде даже ничего. Ничем не хуже того, с аватарки. Прыщи убрать, и можно ей показаться. Он покривлялся, подражая мимике плейбоя. Ну и чем он не Брэд Питт? А может, и на Ди Каприо в «Авиаторе» смахивает. Тот, конечно, слишком уж не в себе, хоть и бесспорно симпатяга.

Его размышления прервал влетевший в ординаторскую разъяренный Ванька:

– Ну ты чего плавный такой? Сейчас наверху закончится конференция, и повалят сюда. Я ж тебя вчера предупреждал. У тебя вообще как с головой, все нормально?

На шум прибежала Наташка и, растопырив уши, стала тереть полы.

– Не пыли, Вань. Ты это… – Пашок помялся. – Одолжи мне три тыщи до зп, отдам в конце месяца. Очень нужно – вопрос жизни…

– Да задолбал ты своими просьбами! И куда столько денег деваешь?

– Блин… ну не спрашивай, Вань! Просто дай, и всё.

– Ты мне уже пять тысяч торчишь. Я что, по-твоему, их печатаю?

– Тебе позавчера отстегнули родственники бабки той, которую я, между прочим, отмывал вот этими самыми руками. – Пашок выставил красные, в цыпках кисти и помахал ими перед набычившимся Ваньком.

Тот взъерепенился окончательно и, подлетев к Пашку, злобно процедил:

– Слышь, ты, Головка, я тебе отстегиваю столько, сколько принято давать санитарам. Не ты тут законы устанавливал. А то я сейчас начну перечислять по пальцам, чего ты не сделал, а должен был.

– Сам ты головка, а я – Головко! Запомни, индюк! – взвизгнул Пашок и двинулся на ординатора.

– Да пошел ты, козел! – подлил масла в огонь Ванька. Если б не Натаха, они бы подрались, но девчонка вовремя встряла между ними и примиряюще попросила:

– Не ссорьтесь, Паш. На вот тебе пятерку.

Она вытащила из кармана свернутую в трубочку пятитысячную и протянула Пашку. Ванька, однако, на попятную не пошел. Схватив купюру, он сунул ее в нагрудный карман своего халата: