Друзья - Кадзуми Юмото

— Ты там справляешься?

Я изо всех сил натянул веревку и завязал один за другим два морских узла. Ура! Готово.

Дед вынес из дома табуретку и, взгромоздившись на нее, туго обмотал веревкой трубу водостока ближе к крыше. Конец веревки дед протянул мне. В садике у забора стоял столб, который, похоже, и предназначался для привязывания бельевых веревок, но, ввиду отсутствия второго столба, уже давно не использовался по назначению. Оставшейся длины как раз должно было хватить на то, чтобы привязать веревку к одинокому столбу. Это дело дед поручил мне.

— Натягивать надо сильнее, иначе ничего не выйдет, — сказал наконец дед, устав наблюдать за моим бессмысленным копошением. Он сильным, точным движением рванул веревку на себя. Это было похоже на глубокий вдох.

Дед был лишь немногим выше меня. Руки у него были морщинистые, костлявые, казалось, в них уже не осталось никакой силы. Однако хватило всего одного рывка — веревка послушно затянулась в тугой узел.

Я как-то раз видел по телевизору в одной передаче, как рыбаки швартуют свое судно, прикрепляя его стальными тросами к специальной пристани. Глядя на руки деда, я вспомнил загорелые жилистые руки и узловатые пальцы этих рыбаков.

После того как мы натянули канат через садик — получилась точь-в-точь латинская буква V, — дед пошел на веранду, принес оттуда таз с мокрым бельем и дал его Ямаште. Кавабэ досталась корзинка с прищепками.

Я беру вещи из таза у Ямашты и вешаю их на веревку. Вслед за мной идет Кавабэ и прикрепляет все, что я развесил, прищепками. Там, где Кавабэ не может дотянуться, я прикрепляю прищепку сам. Пластиковые прищепки из дедовой корзинки слишком долго лежали на открытом солнце — они выцвели и сделались ломкими.

— Эй, ты чего делаешь? Складки-то расправляй! — Кавабэ молниеносным движением расправляет складки на только что повешенной мною вещи и мастерски прихватывает ее прищепкой. И где это он так научился?

— Ты видел, как они на нас смотрели? — спрашивает он меня вполголоса. — Сугита и этот его Мацушта?

— Видел, конечно.

— Мы когда в дырку в заборе полезли, у них челюсти так и отвисли.

— Ага.

— Это было жутко смешно.

— Ну да, они такого не ожидали.

— Слушай, как у тебя здорово получается! — сказал дед с веранды.

Мы с Кавабэ непонимающе уставились на него.

— У меня? — спросил я.

— Да нет, вот у этого, который в очках. Я не знаю, отличник он у вас или нет, но белье вешает первоклассно!

Кавабэ цокнул языком, но на этот раз, похоже, не обиделся.

— Это потому, — сказал он мне шепотом, — что дома всегда я стирку развешиваю.

А я подумал, что ведь и правда — у Кавабэ мама работает, и он ей по дому помогает. Раньше мне это в голову не приходило. И я представить себе не мог, что у него такая домашняя обязанность — развешивать стирку.

Три махровых полотенца, четыре рубашки со стоячим воротничком, две пары треников с растянутой резинкой, пять пар трусов, тоже с растянутой резинкой, две пары толстых махровых носков, одно полотняное полотенце, две простыни, одна пара хлопчатобумажных брюк, одна наволочка и один пододеяльник.

— Все, что у меня есть, все постирано! — удовлетворенно сказал дед с веранды, когда мы закончили развешивать то, что было в тазу. Вообще-то за время нашей слежки мы ни разу не видели, чтобы дед развешивал стирку.

Веревка была натянута примерно на уровне моих глаз. Когда стоишь рядом с развешанным свежевыстиранным бельем, пропитанный запахом стирального порошка прохладный ветерок приятно холодит вспотевшую кожу.

— Ну все, пошли отсюда, — сказал Кавабэ. — Мы сделали, что нас попросили, и теперь нам пора.

— Ага, — согласился я, но стоило мне подумать, что сейчас мы опять будем торчать за забором, и настроение у меня испортилось.

— Вот, держите! — откуда-то из дома донесся бодрый голос деда. — Вот!

Он вышел на веранду и протянул Кавабэ плотно набитый, тугой как мячик полиэтиленовый пакет из круглосуточного магазина. Мы уставились на пакет, пытаясь понять, что в нем лежит. Брать? Не брать?

— Это мусор. Там, у входа — куча. Киньте в нее, когда мимо пойдете.

— Эй, мы тебе тут не того… — начал было Кавабэ, но тут Ямашта с силой дернул его за руку.

— Ты чего?

— Сугита возвращается!

— Правда, что ли?

— Да, я его только что видел.

Пришлось нам взять пакет и отнести его ко входу в дом. Там громоздилась огромная куча таких же пакетов.

— И откуда у него столько мусора? — задумчиво сказал Ямашта.

— Накопилось, наверное, — вздохнул я.

— Ага, мусор, он такой — чем дольше живешь, тем больше его накапливается.

— Ну все! — Кавабэ блеснул очками. — Завязывайте с этими дурацкими разговорами! Дед нам не друг, и мы ему не друзья! Поняли?

— Поняли, поняли, — буркнул Ямашта.

— Ничего вы не поняли! У нас есть цель. Понятно? Наша цель…

— Слушайте, а какой завтра день? — вдруг раздался за нашими спинами голос деда.

— Пятница, — тут же ответил Кавабэ и страдальчески сморщился. Ямашта улыбался во весь рот.

— О! Так значит, как раз завтра приезжает мусорная машина, — сказал дед.

— И что с того?! — свирепо заорал Кавабэ.

6

На следующее утро мы вынесли весь мусор со двора. Кавабэ упирался как мог, но все-таки мне удалось его уговорить.

Меня очень задело, что и дед, и Сугита считали меня вруном.

После того как мы с Кавабэ и Ямаштой сделали пять заходов от дедова дома до фонарного столба, мусора у входа почти не осталось.

— Он еще дрыхнет небось, подлый дед! — Кавабэ попытался заглянуть в окно веранды. Окно было закрыто.

После обеда, возвращаясь из летней школы, мы остановились на противоположной стороне улицы и, поглядывая в сторону дедова забора, стали решать, что делать. Ямашта сказал, что если мы снова попадемся на глаза Сугите и его компании, то это будет очень плохо.

— Так значит, все? Конец слежке? — мрачно сказал Кавабэ.

— Значит, конец.

— Ну уж, дудки! Я не согласен! — Кавабэ решительно пересек улицу и направился к забору. — А вы как хотите, можете проваливать.

Ямашта посмотрел на меня. Вид у него был такой, будто он вот-вот сейчас расплачется. Что же делать? Как поступить? Кавабэ и сам прекрасно понимает, что Ямашта прав. Он хоть и смотрит поверх забора к деду во двор, но нет-нет да и оглянется вокруг. Неспокойно ему.

— Брось, Кавабэ. Ничего хорошего из этого не выйдет, — умоляюще сказал Ямашта.

Но тут окно на веранде со скрипом открылось, и послышался знакомый голос:

— Ужас! Все травой заросло. И комаров от нее столько развелось, что окно страшно открыть.

И пришлось нам приступить к прополке дедушкиного садика. Как Ямашта и подозревал, Сугита с Мацуштой наведались к забору. Увидев нас за работой — мы сосредоточенно работали, молча отмахиваясь от комаров, — они вытаращили от удивления глаза и через несколько минут ушли.

Садик и правда весь зарос травой. Как будто тут и не жил никто никогда. Стоило вынести мусор, и сразу стало заметно, как у деда тут все запущено. Скрестив ноги, дед сидел на веранде. Голову он подвязал полотняным полотенцем, как банданой.

— Пальцы сильнее сжимайте! Не ленитесь! — покрикивал он, глядя на нас.

— Может, сам попробуешь? Чё раскомандовался, — буркнул себе под нос Кавабэ.

Но дед услышал.

— У меня колено болит. Я наклоняться не могу.

— Ничего себе слух! — Кавабэ аж присвистнул от удивления.

Но на этот раз дед сделал вид, что не услышал, и ничего ему не ответил.

— Он нас совсем заездит, — сказал Ямашта.

— Не ной. Мы должны быть готовы на все для достижения главной цели, — ответил Кавабэ, глядя себе под ноги.

По его лицу струился пот, заливая сбившиеся набок очки. Сколько он их ни поправлял, они все равно сползали и повисали на кончике носа.

Ямашта, когда садится на корточки, почти сразу же теряет равновесие. Наверное, оттого что он толстый. Вот он тянет из земли пучок травы — оп! — сел попой на землю. КПД — ниже некуда. У меня болят пальцы ног и пятки. Я терплю из последних сил. Чувствую, как начинает болеть спина.

— Кияма-кун!

Это произошло на третий день Великой Прополки. До полной и сокрушительной победы над растительностью оставался буквально один шаг. У забора стояли и махали нам рукой две девочки из нашего класса: Томоко Симада и Аяко Сакаи.

— Э-э… — Я поднялся с корточек и посмотрел на девочек, не зная, что сказать. С тех пор как начались летние каникулы, мы их ни разу не видели.

Томоко и Аяко — самые красивые девочки в классе. Среди мальчишек время от времени даже устраивается тайное голосование, чтобы решить, кто же из этих двоих все-таки красивее.

У Томоко смуглая кожа и немного удлиненные глаза. Изящный нос, аккуратный рот с немного выдающейся вперед нижней губой. Томоко обожает спорт. У них дома есть свой собственный теннисный корт. Она говорит, что ее самое любимое занятие — играть с папой в теннис.