Шестая глава «Дон Кихота» - Борис Штерн

Все вопросительно глядели на Людмилу Петровну.

– Нет, у вас хорошее произношение, – неуверенно похвалила она.

– Так что за краска, япона мать?

Теперь все глядели на Маму.

– «Копченая мамонтовская», – ответила Мама дрожащим голосом.

Сын Неба задумался. Все знали по горькому опыту: когда Кеша начинает думать – не к добру.

– Ну, как там в Сан-Франциско, Кеша? – спросил старший лейтенант милиции, чтобы отвлечь диссидента от тяжких раздумий о черной краске.

– Как тебе сказать, Витек... Трясет там, блин, сильно... Землетрясения и гульня всякая.

Диссидента уже тащили в квартиру. Все райцентровские козы и куры смеялись, а Кеша никак не мог решить – издеваются над ним или нет?

– Вот я не понимаю... Вас же выдворили? – полуспрашивал Кешу старший лейтенант из военкомата, подталкивая диссидента на третий этаж.

– Откуда? Из Сан-Франциско? – тупо заинтересовался диссидент.

– Нет, от нас.

– Ну?..

– Что?..

– Чего же ты хочешь, блин?

– Чувствовали там ностальгию?

– А как же! Скучал без тебя, трахнутый комар!

В своей бывшей квартире Кеша даже не успел бросить первый взгляд на Аэлиту, возлежавшую в купальнике с книгой на югославской софе.

– Двери где?! – пришибленно спросил он, обнаружив новые.

Его успокоили и отвели на кухню. Двери там расставили как музее «Прадо» – входи, блин, и любуйся!

– Майн готт!.. – только и смог произнести диссидент, увидев Буденного, Калинина и эти штуки у скифских идолов.

– Мой бог!.. – перевела с немецкого Людмила Петровна.

– Кто это сделал?! Кому в морду дать?! – взревел Кеша медвежьим ревом Михаила Ивановича, который, как известно, вернувшись домой из Кремля, обнаружил, что кто-то ел из его миски и все сожрал, а жену забрали к Берии на Лубянку.

Занавес опускается.

О дальнейших событиях в квартире свидетельских показаний не сохранилось. Зная Кешу, все очевидцы удрали, даже старшие лейтенанты силовых министерств ретировались. Правда, Мама осталась – ее от страха ноги не несли. Но, как по одной незначительной косточке опытный палеонтолог может восстановить целого мамонта, так и, наоборот, по целому мамонту можно добраться до его мелких подробностей. Результат (мамонт) известен – через двадцать минут Мама и Аэлита вывели усмиренного Кешу из Дома на набережной и поехали в черном «форде» в мамонтовский ЗАГС. Остается применить «принцип наоборота» и восстановить события по конечному результату.

Маму от страха ноги не несли, а вот Аэлита не убежала из-за того, что ей эти сумасшедшие броненосцы вот как надоели! Конечно, она побаивалась, что Сын Земного Шара поставит ей очередной фонарь под глазом, но смело вышла на кухню и сказала:

– Ну, я это сделала! Чего орешь, клепаный ты коз-зел?!

То ли этот «коз-зел», то ли пресловутая «любовь с первого взгляда» подействовали – но Кеша вдруг успокоился. Аэлита, надо сказать, была в прекрасной форме, лучше чем в 1982 году. Сын Неба «глядел умиленный и взволнованный... Какие бы муки он вынес сейчас, чтобы никогда не омрачилось это дивное лицо, чтобы остановить гибель прелести, юности, невинного дыхания, – она дышала, и прядь пепельных волос, лежавшая на щеке, поднималась и опускалась».

– А не нравится – бери тряпку и сам смывай, мур-рильо! – выступала прекрасная в своем гневе Аэлита. – И вообще, ты, блин морской, умеешь говорить по-людски? Или совсем буквы забыл?

– Красивая, – с удивлением сказал Кеша, разглядывая Аэлиту.

Он с трудом отвел глаза, в которых пожаром загорелась эта самая «любовь с первого взгляда» и ни с того ни с сего спросил Маму:

– Как краска-то называется?

– «Копченая мамонтовская», – опять соврала дрожащая Мама. Сейчас, вот сейчас решалась ее судьба-стрелочница.

– Вас понято, – ухмыльнулся Кеша. – Тебе на оздоровление Мамонтовки сколько долларов нужно?

– Де-десять... – пролепетала Мама.

– ...тысяч, – закончил за нее Кеша. – Всем доллары нужны. Все хотят меня облапошить. А я за просто так баксами не разбрасываюсь. Я зла не помню, но не за просто так. Давай так решим: я тебе десять тысяч, ты мне – рецепт «Копченой мамонтовской». Мне небоскреб нужно красить. Идет?

– Да, – прошептала Мама.

Где краевед? Ну где краевед?! Нужно немедленно найти еще одного мамонта!

– Но краски сейчас нету, – прошептала Мама. – Всю рас... раскрасили.

– Мне не краска нужна, а рецепт. Ты мне рецепт на стол, я тебе – динары на бочку, – Кеша вытащил блокнот и приготовился записывать рецепт «Копченой мамонтовской».

– Рецепт... – сказала Мама, продолжая дрожать. – Ох... Ах, рецепт... Записывайте. Берется один мамонт...

Кеша с любопытством взглянул на Маму.

– Потом берется одна бочка смолы... – произнесла Мама, чуть не плача.

Кеша закрыл блокнот:

– Это я уже слышал. Мамонт коптится на костре, вываливается в янтарной смоле и помещается в ледниковый период. Верно?

Мама наконец заплакала.

– Дай ей сто тысяч, – вдруг спокойно приказала Аэлита.

– Дам, если выйдешь за меня замуж, красивая, – так же спокойно ответил Сын Неба.

Мама перестала плакать.

– Почему бы и не выйти? Выйду, – согласилась Аэлита.

– Когда? – спросил Кеша.

– А хоть сейчас, – встряла Мама.

– Одевайся.

– Двери помыть? – спросила Аэлита.

– Не надо. Мне так больше нравится. Буденный с Калининым – ноу-хау, я их продам дороже.

Дальнейшее известно: по дороге в ЗАГС остановились у мамонтовского райисполкома, быстренько составили официальный договор на сто тысяч долларов о посредничестве Мамы в сделке между Кешей и музеем «Прадо». Потом прокатились в ЗАГС, расписались и вернулись в дом на набережной. Шампанского в «Продмаге» не оказалось, а водку покупать у Варвары Степановны не рискнули, – к тому же Кеша за рулем не пьет, а им еще всю ночь гнать до границы. Зато вместо шампанского их в прихожей встречал пустой огнетушитель: по возвращению молодых забытый огнетушитель вдруг дал залп и залил всех пеной. Значит, не только пустые ружья, но и пустые огнетушители раз в сто лет стреляют от изумления.

Безалкогольную свадьбу праздновали втроем. Правда, Мама все-таки сбегала к Таисии и принесла бутылку сладкого спирта. Обмыли это дело, благо не за рулем. Было горько. Кеша, опьянев, отметил, что его бывшая квартирка, извините за выражение, хреново выглядит. Стилевой разнобой, блин, разных стран и народов. Провинция, старое мышление. Сразу видно, тащили все, что под руку подвернулось. Чешский унитаз, финские обои и югославский гарнитур рядом не фурычат. Не фунциклируют, извините за выражение.

Вечером смотрели шестьдесят седьмую и шестьдесят восьмую серии «Рабыни Изауры» и посмеивались над сопливыми рабовладельцами. Нам бы их заботы!.. Потом тащили двери вниз и привязывали к багажнику черного «форда»...

Ну, поехали!

Навсегда попрощались с Мамой и, разминувшись с автобусом, которым Федор Федорович возвращался из межгалактического путешествия, покатили через обе Европы (Восточную и Западную – Кешу везде знали, было где ночевать) в мадридский музей «Прадо», а там и через Гибралтар в Рио-де-Жанейро, где Кеша уже договорился выкрасить в черный цвет новый небоскреб Бразильской федерации футбола, – из Сан-Франциско, честно говоря, Кешу недавно выдворили за то, что он... ну, это длинная, бляха-муха, история. О Сан-Франциско Аэлита пока ничего не знала, но ведь и в Рио-де-Жанейро она еще не была. Все на этой Земле надо посмотреть: и музей «Прадо», и Ламанчу, и Бразильскую футбольную Федерацию. Правда, сейчас ее больше волновало то, что на таможне потребуют визу и заграничный паспорт, но, когда подъехали к пограничному столбу, Сын Неба неопределенным жестом показал на «форд», Аэлиту, двери и небрежно бросил:

– Это со мной.

И таможенники, предупрежденные МИДом насчет новой Кешиной жены,

решили не связываться с этим всемирно известным психом:

– Открывай ворота! Пусть катится! Дуракам везет – такую жену оторвал!

И подержанный «форд» гордо переехал границу, обдав грязью какого-то ехавшего к нам деловара-буржуя в шикарном «мерседесе-бенце».

Часть четвёртая

Раз не столь умен твой ав-,

Как Хуан Латино слав-,

Негр, ученостью извест-,

Щеголять не смей латынь-.

Раз где тонко, там и рвет-,

Древних всуе не цити-,

А не то иной чита-

Разберется в чем тут де-,

И подумает с улыб-:

"Что же ты меня моро-?

Мигель Сервантес,

Пролог к «Дон Кихоту».

Пожалуй, менее всех сошел с ума в этой истории именно тот, кого заперли в сумасшедший дом. Федор Федорович с утра сидел на прикрученной к полу койке (чтобы не плавала в невесомости) и председательствовал в ученой дискуссии о происхождении Тунгусского метеорита, когда белый робот принес долгожданное сообщение о выходе Федора Федоровича в космическое пространство.