Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. повесть - Тимофей Юргелов

Начал Тарасик с того, что ничего не стал бы рассказывать, но Дрюню, пацана с которым они все придумали, заперли дома и никуда не пускают, а одному идти скучно, да и какая радость от «хохмы», если ее никто, кроме тебя, не видел. Короче, они запустили «ихтиандера»… «Знаешь, что это такое?.. Не знаешь?» Костя покачал отрицательно головой: он подозревал, что речь не о герое известного фильма, хотя затея как-то с ним связана. «Берешь обычную резиновую перчатку, два средних пальца просовываешь внутрь и перетягиваешь проволокой, потом надуваешь, привязываешь ее к леске, а другой конец пропускаешь через какой-нибудь груз». Им вместо груза послужил чугунный утюг. Когда стемнело, завезли его на плоту на середину затона и там потопили. Свободный конец заранее привязали с запасом к лозине на другом берегу. Если его отпустить, то над водой появится голова с рогами, это и есть «ихтиандр», натянуть – она пропадает.

Затон был уже знаком Косте: там собирались пацаны со всего города. Берег и дно его были завалены всяким хламом, поэтому взрослые туда не ходили. Течение здесь было спокойное, на середине глубина «с ручками», оба берега заросли ивняком и были загромождены валунами и обломками железобетонных свай. Лучше места просто не найти: и мост рядом – есть, где перейти, объяснял Тарасик, и спрятаться есть где.

На мосту они остановились поглазеть, как плещутся в сверкающем рябью затоне похожие на негативы, загорелые мальчики. Вспышки ря́бин то и дело затмевали их белобрысые головы. Пловцы поднимали фонтаны брызг: сначала взмывал искрящийся веер, потом с запозданием в полсекунды доносился плеск и победный захлебнувшийся вопль. Тарасик указал на противоположный берег – там!

Из кустов казалось, что их руки и ноги мелькают совсем близко. Воздух звенел от смеха и болтовни. Каждый всплеск, плевок, крик раздавался над самым ухом. Тарасик сделал знак молчать и отвязал леску. Дальнейшее напоминало быстро прокрученную кинопленку. Костя увидел, как над водой выступили рожки, поймал внимательный взгляд одного из мальчиков – тот, казалось, уставился прямо на него. В следующее мгновение там, где только что торчала из воды его мокрая, словно облитая лаком голова, вскипел бурун, как от гребного винта. Было видно только мелькание пяток и локтей. Кто-то отчаянно заблеял: «А-а-а!» Выскакивая на берег, мальчики испуганно оглядывались, одежду ─ в охапку и пулей на косогор. Несколько секунд еще смотрели на воду с обрыва – Тарасик уже притопил ихтиандра. Вдруг один из них страшно гаркнул – мальчики сорвались, как вспугнутое стадо, и исчезли в лесу.

Костя с Тарасиком ринулись из кустов, выбрались на какую-то улочку и зашагали, куда глаза глядят, икая от смеха, вытирая слезы и пересказывая друг другу увиденное.

Вечером к ним присоединился Дрюня, прыщавый толстяк с брюзгливым носом. Он недоверчиво посмотрел на Костю, велел повторить клятву. Было заметно, что он недоволен: во-первых, тем что без него испытали ихтиандра; во-вторых, что в заговоре появился лишний свидетель; в-третьих, тем что просидел весь день дома; в-четвертых, вообще жизнью.

На этот раз берег был пуст – ждать пришлось долго. Солнце повисло над самым носом у Спящей Красавицы (так называлась напоминающая лежащего на спине человека гора на запад от города ─ мальчики уверяли, что кто-то нарочно залез и выложил нос из камней, ─ Костя возражал, что это – геодезическая пирамида, но ему не поверили) ─ и должно было скоро скатиться в рот (он тоже, по их словам, был специально выкопан, правда, далековато от носа). Дрюня закурил уже второй бычок – у него была целая коллекция окурков в нагрудном кармане: с желтым и белым фильтром, а также без фильтра, со следами губной помады и без, жеванные и не очень. Перед тем, как закурить, он обжигал их с гигиенической целью над спичкой. Но вдруг приставил палец к губам и затушил сигарету. Костя услышал голоса на другом берегу: кто-то шел вдоль обрыва – через мгновение над ним показалось несколько голов. Он не верил своим глазам, но тут и Тарасик толкнул его локтем. Так и есть: Серый, Желтый, Санька, Борька и «сосунок» Леха, – весь их двор почти в полном составе спускался по тропинке к затону.

Костя закусил руку, чтобы не прыснуть. Тарасик, видя его бедственное положение, начал корчить рожи, приставлял ко лбу рожки, изображал ужас. Дрюня гневно шевелил губами, показывал Тарасику кулаки. Тогда Костя закрыл глаза, заткнул уши, чтобы уже ничего не видеть и не слышать.

Но стоило ему снова приоткрыть глаза и увидеть, как его друзья, извиваясь словно паралитики, ступают по камням; как вдумчиво пробуют ногой воду; как почесывают ребра – эта глубокомысленность и была всего невыносимее, – в нем тут же надулся готовый в любую секунду лопнуть пузырь смеха.

В следующий раз Костя разжал уши и услышал истошный крик: Желтый с Санькой топили Леху. Не купался один толстяк Борька, он и не раздевался, потому что стеснялся «бабских сисек», за которые его жестоко третировали.

Тарасик уже отвязывал леску, когда над косогором появились новые головы. Они принадлежали запущенного вида незнакомцам. Вновь прибывшие не стали спускаться к реке, а расселись на корточках по краю обрыва. Некоторые свесили ноги, закурили, наблюдая за купающимися. Веселье внизу поутихло. Мальчики начали выходить из воды и натягивать на мокрое тело одежду. Коренастый пацан, очевидно, вожак шайки, с серыми глазами и правильными чертами лица, ленивым голосом спросил:

– Ну че, поца, акча бар? мамка на мороженко дала?

Серый с подчеркнутой прямотой закрутил отрицательно головой и что-то ответил.

– Ты че буро отвечаешь! – сказал губастый жердяй, похожий на белого негра, и стал спускаться по откосу. За ним потянулись остальные, последним спустился вожак.

Он подошел вслед за губастым к Серому, другие хулиганы распределили между собой оставшихся мальчиков – по двое, а где и по трое, на каждого.

– Попрыгай, – сказал жердяй и взял Серого за пряжку. Даже Костя со своего берега услышал, как звякнула мелочь.

– Рэ́мень снимай, – сказал главарь. Серый вцепился в ремень мертвой хваткой. Жердяй попробовал расстегнуть пряжку, но не тут-то было: Сергей не собирался уступать ремень без борьбы. Вдруг раздался глухой удар, у Серого голова качнулась назад, под носом сразу выросли усы. Он наклонился вперед, Костя увидел, как кровь закапала белый валун. В то же мгновение коренастый отступил и пнул в лицо. Серый распрямился и попытался закрыться руками. Жердяй пнул в пах и тут же ударил кулаком в голову, но промазал. Дальше они избивали беспорядочно, то и дело промахиваясь и вкладывая в каждый следующий удар еще больше злости. Остальные мальчики смотрели на избиение с отсутствующим видом.

Вдруг из воды с шумом выпрыгнула рогатая голова. Тарасик тут же натянул леску, Дрюня ткнул его кулаком, но дело было сделано. Кто-то из шпаны закричал «черт!», указывая на расходящиеся круги, и бросился бежать. Свои и чужие карабкались по откосу, отталкивая друг друга. Впереди лез губастый, сосредоточенно, как паук, работая руками и ногами. Санька зацепился рубашкой за железный прут, торчавший из железобетонной сваи, и никак не мог отцепить ее. Наконец отцепил и взлетел пулей на косогор. Внизу остались только вожак и Серый. Коренастый стал, не спеша, подниматься, пристально осматривая воду и противоположный берег. В какую-то секунду показалось, что он смотрит прямо на них – у Кости сердце ушло в пятки. За ним, вытирая кровь, плелся Серый. Наверху уже никого не было, пацанов как ветром сдуло.

Трое заговорщиков подождали для верности несколько минут, потом ползком выбрались из кустов и опрометью бросились к дороге. На мосту они столкнулись лицом к лицу со всей шайкой. Вожак оказался одного с Костей роста, но по виду года на два старше. Костя встретился с ним взглядом, потупился и прошел, словно сквозь огонь. На мосту было людно, ─ наверно, поэтому их не тронули.

Перепуганный Дрюня стращал их чуть не до самого дома: про «ихтиандера» никому. Если Леонидик узнает (так звали главаря шайки), то пришьет – и не пикнешь. (Костя представил себя пришитым к какому-то огромному занавесу, хотя и понял, что имел в виду Дрюня). Леонидик уже пришил одного «щегла», он всегда с собой «финак» носит – запугивал Дрюня. Про то, что случилось, надо забыть; а если кто будет расспрашивать – они ничего не знают. «Ихтиандера» обрезать – или лучше вытащить на берег, смотать, унести и сжечь. Перед тем, как расстаться, Дрюня заставил Костю поклясться матерью, что он будет молчать до могилы.

Синий вечер сгущался, наплывала темнота. Подавленные мальчики брели домой в полном молчании. Навстречу попадались нарядные парочки в фосфоресцирующих платьях и рубашках. В одном из проулков они увидели у колонки пацанов. Желтый держал выжатую рубашку, двое нажимали на рычаг, в то время как Серый сунул голову под голубую, кипящую струю. Ремень был на нем. Костя с Тарасиком поспешили пройти мимо. Простились уже в полной темноте за домом без лишних слов.